Опрокинув рюмашку, я закусил лимоном, подумал и сказал:
– Ребята, надо ехать к Савелкину.
– Ой, блин! – неожиданно для всех застонал Карцев. – Сколько же можно?! Я уже на эту Людку смотреть не могу.
– А ты думаешь, он у нее сейчас? – с недоумением спросил его я.
– А где же ему еще быть? – загоготал Седой. – Ты что, не видел, как она юбку умеет задирать?
– Да там, там он... – уверенно заявил Славка. – Он к ней все время возвращается.
– Значит, поедем к Людке! – взорвался Дынин. – Работа есть работа! Приказ есть приказ! И никаких там «сколько можно»! Сколько нужно – столько и можно! Ты что – не хочешь раскрыть подпольную типографию?
Карцев помотал ключами от машины и, посмотрев на Дынина с усмешкой, протянул:
– Не-ет.
– Как это нет? – искренне удивился наш бравый милиционер. И тут же спохватился:
– В общем, разговорчики в строю! Бабки свои получишь, когда дело сделаем. – И решительно засунул к себе в карман единственную пачку нормальных долларов. Остальные он сгреб в пакет и решительно поднялся.
– Все. Пошли! Время не ждет!
Через несколько минут езды мы снова очутились в уже опостылевшем нам дворе Людки. На втором этаже горел свет.
– Значит, так, – сказал Дынин. – Ты, Славка, давай иди зови его. Мы здесь тебя подождем. Если заупрямится, скажи, что я лично приду, и уж тогда он у меня всю ночь будет по стойке «смирно», как у Мавзолея, стоять!
Слова Дынина подействовали, и через пять минут Савелкин в сопровождении своего друга-бизнесмена спустился вниз.
– Чего вам еще? – спросил Савелкин.
Я подвинулся и сказал:
– Садись, сейчас поедем.
– Куда?
– Пока сами не знаем. Ты садись, садись...
Савелкин, бросив тоскливый взгляд на светящееся Людкино окно, сел в машину.
– Видишь тот пакет? – спросил я его.
Савелкин глянул между ног Дынина и, заметив там только фуражку, ответил:
– Нет!
– Ну, это неважно. Важно то, что в этом пакете лежат сто тысяч долларов.
– Да ну? – поднял левую бровь Савелкин.
– Да-да, и все как один фальшивые.
– Да ну? – Савелкин поднял обе брови.
– Ты не данукай! – сурово сказал я ему. – Ты давай колись, где Емельян фальшивые деньги печатал!
– А я откуда знаю? – затянул свою старую песню Савелкин.
– Знаешь, знаешь, – уверенно сказал я. – Ты у него давно «шестеришь» и наверняка знаешь, чем он еще занимался, кроме своего дурацкого спортзала!
– Ну, еще он сдавал в аренду торговые ряды, – подумав, сказал Савелкин. – Ларьки у него по городу имеются. Ферма какая-то в пригородном хозяйстве. Чего еще? Да в общем, все.
– Стоп, – сказал я. – Ферма – очень может быть.
Дынин оглянулся назад и спросил:
– Вовк! Может, по ларькам прошвырнемся?
– Если только за пивом, – ответил ему Седой. – И то за фальшивые доллары тебе даже в емельяновских ларьках ничего не продадут.
– Значит, вперед на ферму! – браво заявил Дынин и хлопнул со всего размаха сидящего за рулем Карцева по плечу, отчего тот чуть было не выехал на встречную полосу.
Савелкин указал, куда ехать, и мы помчались по ночному городу. К ферме, находящейся недалеко от деревни Пилюгино, мы подъехали около часа ночи.
Фары осветили довольно длинное и обшарпанное строение, когда-то покрашенное в белый цвет. Оно было огорожено деревянным заборчиком.
– У тебя фонарик есть? – спросил Дынин Карцева.
– В багажнике, – ответил тот.
Мы все вылезли из машины, Дынин достал из багажника большой и мощный фонарь.
– Где коровы? – спросил я Савелкина.
– Раньше были вон там, – указал он на правую часть строения.
– Значит, нам туда, – сказал Дынин, указывая на левую часть.
Мы, проникнув через деревянный заборчик, завернули за угол строения и обнаружили с другой его стороны кирпичную пристройку, два окна которой были освещены. Между окнами располагалась дверь.
– Похоже, у коровника есть сторож, – сказал Дынин.
– Вряд ли у коровника, – возразил я ему.
Мы медленно пошли к окну. За ним тихо играла музыка. И тут я неожиданно споткнулся о какую-то дрыну, которая была, видимо, автомобильной рессорой, и с грохотом упал.
– Цыц! – прошипел Дынин, но было уже поздно.
Музыка за окном прекратила играть, и голос из-за двери спросил:
– Кто здесь?
Честный Дынин ответил просто:
– Милиция!
Ответом Дынину послужили два выстрела изнутри, в результате которых в деревянной двери образовалось два отверствия, сквозь которые просочился свет.
– Ложись! – заорал Дынин и тут же убрякался на землю, доставая попутно пистолет. – Немедленно сдавайтесь! – проорал он с земли, выставив вперед пушку. – Вы окружены! Сопротивление бесполезно! Выходить по одному!
Ответом ему послужили еще два выстрела. К Дынину подполз Седой и спросил:
– Ты пистолет-то с предохранителя снял?
– Снял, – сказал Дынин.
– Ну тогда стреляй, твою мать! – заорал Седой.
Дынин поразмышлял секунду-другую, потом прицелился и выстрелил. В двери образовалось пятое отверстие. Обороняющийся пустил в дверь еще две пули. Дверь стала походить на решето. Дынин долго и тщательно целился, хотя для меня было непонятно, поскольку цель была не видна, и выстрелил еще раз. В верхней части двери появилась еще одна дырка. Далее два выстрела – дынинский и вражеский – послышались почти одновременно. При этом гильза из табельного дынинского «макарова», отлетев, больно ударила Савелкину в бровь. Тот завопил. Похоже, обороняющийся воодушевился этим воплем, сочтя, что уже есть жертвы с нашей стороны, и принялся с новой силой стрелять по двери. Но новых дырок в двери не образовалось, а из помещения послышались глухие щелчки.
– Похоже, у парня туго с боеприпасами, – заметил лежащий рядом с Дыниным Борисов.
Дынин встал, отряхнулся, поправил фуражку и решительно сказал:
– Все! Штурмуем!
И он, степенно поднявшись по крыльцу, ударил по двери ногой:
– Выходить по одному! Сопротивление бесполезно! Патроны у вас кончились!
И тут неожиданно из одного из освещенных окон вылетела табуретка, вынеся с собой раму. После табуретки из окна сиганул здоровенный мужик и, вскочив на ноги, побежал в направлении дороги. Дынин развернулся и, направив парню в спину фонарь, крикнул:
– Стоять! Первый выстрел в воздух, второй – на поражение!
Парень метнулся в сторону от фонаря. Дынин стал искать последнего фонарным лучом.
