Идет, скачет по горам

Он в сознании? К счастью, нет, отвечает мадам Барба, со вчерашнего дня не приходил в себя, чо зато хотя бы не мучается, зачем ты приехал? Мама, говорит Джулио, Ортис…, мадам Барба оживилась: он здесь? Нет, говорит Джулио, но знаешь, сегодня ночью, когда мы развешивали картины, он сказал, что очень бы хотел иметь фотографию дедушки, нет, не старую, а теперешнюю, понимаешь? что я мог ему сказать? пообещал, ну и он прислал фотографа, это займет одну секунду, мадам Барба хмурит черные брови: фотографа? не понимаю, при чем тут фотограф, Ох, мама, вздыхает Джулио, я же тебе сказал, что Ортису хочется иметь дедушкину фотографию, понимаешь? Да, понимаю, но я категорически против, надо же такое придумать! просто в голове не укладывается: фотографировать умирающего! Мама, на нас смотрят, шепчет Джулио, Этот человек, чуть тише говорит мадам Барба, даже к смерти не способен отнестись с уважением, уму непостижимо, ведь дедушка столько для него сделал, когда он еще был никто, Мама, умоляюще говорит Джулио, согласись, ради меня, Нет! твердо отвечает мадам Барба, даже ради тебя не соглашусь, такого ты от меня требовать не можешь, это мой бедный, старый, умирающий отец, да это же кощунство, А папу римского сфотографировали, когда он умирал, говорит Джулио, на что мадам Барба: да, сфотографировали, но сделали это дурные люди, позарившиеся на золото, Господь еще их накажет, когда они предстанут пред ликом его, Джулио под впечатлением этих слов, задумавшись, умолкает, потом правой рукой нежно берет мать за локоть, и они удаляются от дверей под номером восемнадцать, медленно проходят несколько шагов по коридору, Ты права, говорит Джулио проникновенным тоном раскаявшегося грешника, одновременно заговорщически подавая Гажо знак левой рукой, меня тоже это в первый момент покоробило, но войди в мое положение, ведь я в сравнении с Ортисом никто, мадам Барба поглаживает красивую, немного влажную руку сына: ну нет, внук Джузеппе Барба — не «никто», но я тебя понимаю, мой мальчик, и нисколько не обижаюсь, скажи Ортису, что это я не дала согласия, Что говорят врачи? спрашивает Джулио, мадам Барба подносит платок к глазам: ох, они уже ничего не говорят, а сегодня утром отгородили его ширмой, ты понимаешь, что это значит? Бедная мама, шепчет Джулио и, заметив, что мимо них с безразличным видом проходит Гажо, смотрит на часы, Поздно уже, говорит он, мне пора, Где этот фотограф? спрашивает мадам Барба, Я его оставил у входа, отвечает Джулио, ему тоже эта затея не очень-то по душе, Охотно верю, говорит мадам Барба, не все же люди бессердечные чудовища, хочешь взглянуть на дедушку? хотя нет, лучше тебе его не видеть, он страшно изменился за последние дни, ты не представляешь, как он изменился, абсолютно другой человек, чужой, поезжай, у тебя сегодня трудный вечер, соберется весь так называемый высший свет, познакомишься с кучей знаменитостей, Хорошо, мама, покорно соглашается Джулио, Ты сегодня неважно выглядишь, но все равно, как всегда красавец, Джулио по-ребячески улыбнулся: мало спал, мама, они остановились у дверей восемнадцатой палаты, Дедушка, сказала мадам Барба, постоянно повторял, что молодых, у которых есть искра таланта, ценит в сто раз больше, чем признанных гениев, такой у него был в жизни девиз, До свидания, мама, говорит Джулио, целуя матери руку, Гажо уже сидел в машине, Уфф! вздохнул с облегчением Джулио, усаживаясь с ним рядом, автомобиль тронулся, Ну что? спрашивает Джулио, Все о'кей, отвечает Гажо и на прощанье по-приятельски машет рукой привратнику, твоя мать, наверно, была красивая женщина, Как он выглядел? спрашивает Джулио, Очень импозантно, отвечает Гажо, рядышком вы будете отлично смотреться, такой контраст, и, подкатив к тротуару, выключает мотор, Что случилось? спрашивает Джулио, Ничего, отвечает Гажо, запашок больничный никак не отвяжется, хочешь выпить? Джулио колеблется, Поздно уже, Чепуха, на это Гажо, до семи успеешь набраться и протрезветь, ненавижу больницы, будь моя воля, все б до одной упразднил, пошли! они выходят из машины, бистро рядом, внутри пусто, только пышная блондинка за стойкой, Что будешь пить? спрашивает Гажо, Даже не знаю, не может решить Джулио, коньяк? Один «мартель» и двойное виски, говорит Гажо хозяйке, Это идея, обрадовался Джулио, мне тоже виски, Два двойных виски, говорит Гажо, Два двойных виски и один «мартель»? уточняет блондинка, Только два двойных виски, говорит Гажо, после чего, запустив руку в карман, выгребает горсть мелочи и направляется к музыкальному автомату, стоящему в нише у окна, с минуту он изучает надписи, затем опускает в щель стофранковую монету, нажимает клавишу и возвращается к Джулио, тем временем бистро заполняется звуками низкого женского голоса, в ритме биг-бита сообщающего, что на свете есть счастье, Кто это? спрашивает Джулио, Элен Шапиро, поясняет Гажо, пятнадцатилетняя девчонка с вагнеровским голосом, Неужели ей правда пятнадцать лет? Не знаю, в метрику я к ней не заглядывал, они пьют, и погодя Джулио опять спрашивает: послушай, а та девушка в самом деле была Франсуаза Пилье? Нет, отвечает Гажо, Брижит Бардо, тогда Джулио: и что, Ортис с ходу в нее влюбился? какая она? Не знаю, отвечает Гажо, я с Брижиткой не спал, и, поскольку допил свое виски, окликает хозяйку: сколько с меня? Восемьсот франков, отвечает блондинка, Оставь, говорит Гажо, видя, что Джулио полез за деньгами, это добавок к той бутылке, которую я тебе обещал, пошли? они выходят, провожаемые голосом Шапиро, Сядь за баранку, говорит Гажо, я тебя щелкну, Джулио залезает в машину с мостовой, кладет красивые руки на руль и поворачивает улыбающееся лицо в надлежащую сторону, Гажо долго к нему приглядывается и наконец говорит: у тебя красивые зубы, но сейчас лучше не улыбаться, Джулио понимающе кивает и слегка опускает веки, отчего его подвижное лицо южанина приобретает сосредоточенное, несколько меланхолическое выражение, Отлично! говорит Гажо, тебе просто необходимо купить машину, «ягуар» с тобой за рулем будет чертовски фотогеничен, молодой человек без машины все равно что без ноги или без руки, калека, хорошо, теперь можешь улыбаться, Джулио пересаживается на прежнее место, при въезде на площадь как раз загорелся зеленый свет, машина трогается, Отвязался больничный запах? немного погодя спрашивает Джулио, Угу, отвязался, отвечает Гажо, Когда появятся фотографии? В ближайшем номере, не позже одиннадцати я должен сдать весь материал, но до того еще нужно подловить какую-нибудь суперсенсацию, Ты будешь на вернисаже? Буду, но вернисаж — это для плебса, мне нужен оригинальный снимок, единственный в своем роде, понимаешь? ты раньше Ортиса знал? Нет, Ну и каким он тебе показался? Трудно сказать, задумался Джулио, это личность! Понятно! говорит Гажо, Знаешь, помолчав, продолжает Джулио, когда мы сегодня ночью развешивали картины, Ортис сказал, что напишет мой портрет, на это Гажо: гляди-ка, ты делаешь успехи на всех фронтах, не знай я, что старый козел всю жизнь ухлестывал только за бабами, можно было б подумать, что в скором времени ты займешь место Франсуазы, смуглое лицо Джулио залилось румянцем, Ты его не любишь? Почему? забавный старикашка, на это ему Гажо, не будь он таким непоседой, с удовольствием поставил бы его к себе на камин в качестве талисмана, серьезно, он мне приносит счастье, я на нем сделал имя и заработал кучу денег, А Франсуаза? не сдается Джулио, Проснись, дедуля! кричит Андре пожилому господину в «пежо», который замешкался на зеленом свете, так и навеки заснуть недолго, и только после этого отвечает Джулио: ты хоть понимаешь, дружище, как хреново, когда к тебе прилипает баба? А она прилипла? спрашивает Джулио, Старый козел, говорит Гажо, освободив меня от нее, оказал мне великую услугу, поначалу, когда мы приехали в этот говенный Волльюр, похоже было, что в Париж я, конечно, вернусь, но без интервью, зато с бабой на шее, хотя нет, не так, на первых порах я почти не сомневался, что прорвусь к старику, понимаешь, все было точь-в-точь как в плохом романе, сразу же по приезде мы спустились вниз, в бистро, промочить горло и… надо иметь мои нервы, чтобы в такой ситуации сохранить спокойствие: старик, представь, сидит в двух шагах от меня, сидит за столиком и с кем? с моим хорошим приятелем, молодым художником, Как фамилия? спрашивает Джулио, Пио, отвечает Гажо, Ален Пио, знаешь такого? Дедушка несколько лет назад его выставлял, а что он сейчас делает? Понятия не имею, мы с ним с тех пор не виделись, Кажется, он способный художник, говорит Джулио, надо его разыскать, Странный малый, говорит Гажо, ума не приложу, каким чудом старикан пригласил их к себе, Их? Ален был со своей бабой, Теперь мне все понятно, вспоминает Джулио, Ортис был тогда у нас на выставке Пио, дедушка рассказывал, что он похвалил несколько его картинок, Почему ты говоришь: картинки? спрашивает Гажо, Кто его знает, наверно, это от дедушки, он всегда говорил: картинки, Забавно, усмехается Гажо, Ортис тоже говорит: картинки, Джулио глянул на него искоса: но ты словом не обмолвился в интервью, что это Пио свел тебя с Ортисом, Сын мой, на это Гажо, очень давно уже было сказано: Горе посредственностям, попади они между клинков искусных фехтовальщиков, ты на ложном пути, Пио пальцем не шевельнул, чтобы хоть сколько-нибудь мне помочь, да, он представил меня господу богу, но господь бог был уже порядком на взводе, к тому же очистительный пламень любви в нем, видать, еще не возгорелся: благочестивому паломнику из Парижа он соизволил явить лишь одно из своих обличий, злобное и язвительное, возвышенный диалог состоялся только на следующее утро, когда Пио со своей чувихой уже покинули обитель господа бога, черт подери, как меня мутило с похмелья! Перепил? спрашивает Джулио, Башка просто раскалывалась, не думаю, чтобы Франсуаза ночью получила от меня много удовольствия, кажется, я впервые в жизни так наклюкался, зато утром… господня благодать была мне ниспослана с самого