значит, что, согласно концепции совместимости, поступок Лео можно назвать свободным.
Хорошо, скажете вы, но ведь во втором варианте развития событий присутствует не только внутренняя причина (желание Лео Кроу выжить), но и внешняя — приставленный к виску пистолет. В первом варианте внешней причины не было, Лео руководствовался только своим внутренним побуждением сознаться. Поэтому (согласно той же теории) действие, совершаемое Кроу в первом варианте, будет считаться свободным, а во втором — нет. Но это утверждение все—таки не совсем верно: Лео покинул бы отель не только в результате внутренней причины — желания раскаяться, но и под влиянием внешних обстоятельств — в номере не было сотрудников Отдела Предотвращения Преступлений, чтобы сделать признание. Получается, что в обоих случаях Лео руководил сложный комплекс побуждений, включающий как внутренние, так и внешние факторы.
Обратимся теперь к версии № 3. Совершенно очевидно, что в этом случае Лео покидает отель под влиянием сугубо внешних факторов. Но можно ли назвать такой уход поступком, совершаемым самим Лео Кроу? Еще более очевидно, что нет. Лео не производит никакого действия; наоборот, действие производится над ним. В фильме он с таким треском вываливается из окна, что ни у кого не повернется язык назвать этот полет свободным поступком Лео Кроу.
В этом состоит один из самых слабых пунктов теории совместимости: действие, вызванное исключительно внешними причинами, нельзя назвать действием в строгом смысле этого слова. Значит, оно не имеет отношения к вопросу о свободе воли. А действие является результатом сложного комплекса внешних и внутренних причин. Подавляющее большинство причин, побуждающих человека совершить действие, — причины внутренние (желание завтракать, жить и так далее). Следовательно, теория совместимости не в состоянии провести грань между свободными и несвободными поступками, опираясь на различие между внешними и внутренними причинами. Но даже если удастся уладить эту проблему, остаются другие, не менее серьезные. Понимание свободы выбора у сторонников теории совместимости можно свести к следующему положению: свобода — это возможность поступать согласно желанию. Когда человек делает то, что хочет, он проявляет свободу воли. Но ранее мы уже убедились, что это не так: понятие свободы включает в себя нечто большее, чем поступки, соответствующие желанию. Например, если ваше желание прочитать эту книгу возникло в результате гипнотического воздействия, совершенного беспринципными менеджерами издательства, тогда оно неподвластно вашей воле, вы не контролируете его появление. А если желание как причина действия сделало его неизбежным, следовательно, вы не контролируете и само действие. Чтобы поступки подчинялись воле человека, нужно обладать контролем над желаниями, которые их порождают. Другими словами, настоящая свобода предполагает нечто большее, чем возможность делать то, что хочется, — нужно действительно желать этого. Свобода воли выражается не только в поступке, соответствующем желанию, но и в контроле человека над этим желанием. Выходит, что теория совместимости не имеет достаточных оснований, чтобы считаться жизнеспособной.
Теория деятеля как причины
Идея совместимости свободы и причинно—следственных связей, увы, не оправдала надежд. С ней трудно найти обоснование свободе желаний и поступков: ведь они обусловлены какими—то причинами, которые делают свободу выбора невозможной. Если же предположить, что у них нет причины, тогда действия человека будут спонтанными и неуправляемыми, то есть по—прежнему несвободными.
Последнюю опору для тех, кто все—таки надеется, что свобода воли существует, может дать теория деятеля как причины, которая исходит из логичного и правдоподобного предположения, что поступки, желания и намерения можно назвать свободными в случае, если они подчиняются воле человека, управляются им. Что это значит? Что мы подразумеваем под управлением действиями и желаниями? Человек производит определенные действия, он заставляет их совершаться. Что мы подразумеваем под утверждением, что человек сам совершает поступок? В основе теории деятеля как причины лежит идея, согласно которой любой поступок может считаться свободным только в том случае, если его причиной и действующей силой является его «я».
Эта идея в корне отличается от концепции совместимости свободы и причинно—следственной связи, которая говорит, что поступок человека можно назвать свободным, если он мотивирован внутренней причиной, например желанием. Согласно идее деятеля как причины свободным можно назвать поступок, причиной которого является сам человек, а не его желание или намерение. Может показаться, что разница невелика, но это не так. Нам всем понятно, что представляет собой действие, причиной которого служит желание, но что подразумевается под действием, причиной которого выступает «я», если сам человек, а не его желание является движущей силой поступка? В частности, что такое это «я», которое порождает поступки, намерения и желания?
В этом и заключается главная проблема теории, которую мы рассматриваем в этой главе. Ранее мы убедились в том, что не так просто дать определение «я» как субстанциальной сущности, цельность которой неподвластна воздействию времени. Но если мы не можем дать внятное определение «я», то что представляет собой поступок, причиной которого является это «я»? Проблему теории деятеля как причины можно сформулировать следующим образом: «я», производящее действия, — это материальная или нематериальная сущность? По всей видимости, на этот вопрос можно дать три ответа:
1. «Я», служащее причиной действий и желаний, материально.
2. «Я», служащее причиной действий и желаний, нематериально.
3. «Я», служащее причиной действий и желаний, ни материально, ни нематериально.
Первое положение не может служить подтверждением теории деятеля как причины, потому что любой материальный объект включен в причинно—следственный ряд. Мы объясняем активность физических объектов активностью их частей. Следовательно, если «я» представляет собой физическое тело, мы можем задать вопрос, какие части «я» несут ответственность за производимые действия. Таким образом, мы снова сталкиваемся с дилеммой детерминизма: если существует причинно—следственная связь между частью «я» и вызванным ею действием, то это действие нельзя считать свободным. Если же их не связывают причина и следствие, то действие можно назвать непроизвольным, неуправляемым, но несвободным. Следовательно, признание «я» физическим объектом не спасает нас от дилеммы детерминизма.
А если считать «я» нематериальным объектом? Тогда нам придется встретиться с одной из разновидностей дуализма, а эта теория, как я уже говорил, — одна из самых уязвимых в истории философии, и мы будем вынуждены взять на себя груз ее проблем. Не советую вам двигаться в этом направлении, потому что вы непременно столкнетесь с проблемой, которую мы уже обсуждали в третьей главе: как нематериальный объект может воздействовать на физическое тело? Если же «я» неспособно влиять на материальный объект, то как оно заставляет человеческое тело действовать? «Я» в качестве нематериального объекта не может служить причиной действия вообще, стоит ли говорить о свободном действии?
Остается последнее положение, по которому предлагается считать «я» ни материальным, ни нематериальным объектом. Но как это себе представить? Как «я» может быть ни материальным, ни нематериальным и при этом взаимодействовать с физическим телом? Обсуждая проблему дуализма, мы выяснили, что причинно—следственная взаимосвязь предполагает обмен определенными качествами. Физические тела взаимодействуют друг с другом, обмениваясь скоростью, кинетической энергией, массой, количеством движения. «Я», пусть оно не является ни материальным, ни нематериальным объектом, чтобы воздействовать на физическое тело, должно совершать с ним обмен соответствующими качествами. Но что может передать физическому объекту «я», природа которого ни материальна, ни нематериальна? Если же оно обладает качествами, достаточными для того, чтобы влиять на физическое тело, то это позволяет нам причислить «я» к объектам, имеющим материальную природу. Утверждение, что «я» ни материально, ни нематериально, совершенно неясно; только неопределенность склоняет нас к предположению, что в нем есть какой—то смысл. Забудьте о нем!