вырвало в лестничный пролет.
Придя в себя, она стала спускаться, держа перед собой пистолет. Если там, у подъезда, ее поджидают, то она так просто никому не отдастся.
«Никому не отдастся» – дурацкое выражение. Чего еще ждать от путаны с трехлетним стажем?
Озираясь, она остановилась на самом выходе из подъезда. Никого. Или этот Кирик блефовал?
На ветке каркнула ворона, и Аня, вздрогнув, выронила пистолет. Тот звякнул о бетон, подскочил и съехал в неглубокую канаву, на дне которой раскинула объятия жирная осенняя грязь, густо замешанная на мазуте. Вероятно, рабочие пролили.
А и черт с ним, с пистолетом! Как там сказал Алешка? «Вспомнила баба, как была девкой»? Так?
Аня закусила губу и, прихрамывая, пошла по улице. Пройдя метров пятнадцать и поравнявшись с новостройкой, она обернулась и увидела трех парней в одинаковых черных курточках и черных же шапочках, расхоже именуемых «пидорками» и натянутых до бровей. Парни, сильно раскачиваясь и вихляя, шли за ней.
И с куда большей скоростью, чем она сама.
Аня ускорила шаг и, свернув в арку старенького пятиэтажного дома, побежала к дороге, где можно было поймать машину и улизнуть из-под носа этой троицы.
В ноге пульсировала боль, кровь упруго выталкивалась наружу, и уже почти вся штанина пропиталась ею. Шумело в голове. Стены домов то приближались, то отдалялись, в ушах лениво перекатывался глухой шум, как звук далекого, но яростного прибоя.
Долго ей так не продержаться.
– Стоять, сука! – грохнуло за спиной.
А вот это, что называется, влипла. Если бы не нога... А впрочем, при чем тут сослагательное наклонение?..
Ко всему прочему она споткнулась о какой-то торчащий из асфальта камень и, не устояв на ногах, упала лицом вниз. К счастью для себя – на груду осенних листьев, вероятно, подготовленных к ритуальному сожжению.
– Эт-та что такое? – басовито громыхнуло прямо над головой.
– А-а, не скажите, Евдокия Иванна. До чего молодежь пошла раззявистая! Под ноги не смотрят даже, все по верхам глазеют. Чегось там глазеть?
Аня подняла голову и увидела перед собой двух почтенного вида пожилых дам. Из весьма распространенной разновидности рода человеческого, именуемой «старушки подъездные vulgarae».
Что означает – старушки подъездные обыкновенные.
Одна из них была добродушного вида толстуха с тремя подбородками и неестественно рыжей шевелюрой уникального цвета, которого, вероятно, добилась посредством допотопной «химии», то есть красного стрептоцита. Она походила на гиппопотама средних размеров, облачившегося в коричневое пальто размером с чехол для БТР и обвешанного полудюжиной сумок, под весом которых прогнулся бы, вероятно, олимпийский чемпион по тяжелой атлетике Наим Сулейман-оглы.
Это именно она произнесла про раззявистую молодежь.
Вторая, высокая жилистая старуха с морщинистым лицом в огромном серо-буро-малиновом берете, из-за которого она походила на гриб-мухомор со ссохшейся шляпкой, бросила на Аню суровый взгляд и открыла было рот, чтобы сказать что-то осуждающее. Дескать, едва с ног не сбила, разиня, но тут на Аню обрушился сильный удар, а потом ее перевернули и, встряхнув, поставили на ноги.
Конец. Больше нет сил. И – как глупо, как глупо...
Сквозь дурнотную пелену и головокружение просочилось короткое:
– Посмотри, она «дурь» у Кирика склеила по ходу. Посмотри у нее.
– Бля, дойки у нее не хилые, размер третий с половиной, верняк!
– А Кирик там валяется с дырявым чердаком!
– Су-у-ука!
Тут в отрывистую, пересыпанную колкой бранью и специфическими словечками речь ублюдков включилось какое-то басовитое бормотание, потом сявканье, потом возмущенный визг, грохот и – вопль:
– Да ты че, старая першня-а-а?!
Аня почувствовала, что падает лицом в опавшие листья, но если при первом падении ей показалось, что они колючие, холодные и жесткие, то сейчас словно ласковая, пуховая подушка приняла в себя ее щеку и лоб.
Она не видела, что происходило вокруг нее.
А посмотреть было на что.
Проходившие мимо старушки, дамы отнюдь не самых-самых весовых категорий, просто-напросто вмешались в безобразие: трое парней подскочили к упавшей девушке, один из них ударил ее ногой по голове, двое других заломили руки, а потом тот, кто бил, задрал ей футболку и начал шарить по телу, не обращая никакого внимания на онемевших старух.
– Госсподи, – дребезжащим голосом выдавила похожая на гиппопотама. – Евдокия Иванна, да у нее ж вся нога в крови. Сволочи!
«Мухомор со сморщенной шляпкой» Евдокия Ивановна ничего не ответила, а просто уронила в кучу палых листьев одну сумку, а со второй, увесистой, набитой до отказа, шагнула к трем подельникам Кирика и с размаху вытянула того, что обыскивал Аню, по голове так, что тот схватился обеими руками за «пидорку» и, смешно повернувшись вокруг собственной оси, свалился на асфальт.
Вот тут-то один из державших Аню, увидев, как падает его товарищ, и испустил вопль про «старую першню».
Толстая старуха, последовав примеру своей товарки, надвинулась на хулиганов, но средством воздействия на них она избрала несравненно более опасное оружие.
– Да ты че, бабка, давно мозги не полоскала, что ли, – начал было тот, что поменьше ростом, отпуская руку Ани и пятясь.
Но возмездие настигло его.
С неожиданной для ее тучной фигуры прытью бабуля налетела на парня и со всего размаху толкнула его животом. Вероятно, так доблестные рыцари таранили стены замков в Средневековье. Незадачливый хлопец полетел на землю, перекувырнулся и на глазах у остолбеневших уличных котов загремел головой о мусорный контейнер.
Целая куча зловонных отходов, бутылок, склянок, просто аморфного мусора обрушилась ему на голову.
Третий, вероятно, сочтя, что на сегодня впечатлений более чем достаточно, оттолкнул Аню и бросился бежать.
Толстая бабуля, войдя в раж, бросилась за ним вдогонку, крича: «Вот тебе, ска-а-атина!», а вторая методично колотила сумкой того, что первым получил на орехи, и приговаривала:
– Вот тебе дивиденды! Вот тебе дивиденды!
По всей видимости, эта дама была пострадавшим вкладчиком одной из финансовых пирамид и представляла, что колотит г-на Мавроди или подобного ему «Хопер-инвеста».
Аня пришла в себя от того, что кто-то провел шершавой теплой ладонью по ее щеке и произнес:
– Как они тебя, девонька... Ну-ка вставай.
– В больницу ее надо.
– Нельзя мне в больницу, бабушки, – пробормотала Аня, открывая глаза.
– А от нее водкой несет, как от нашего дворника Макеева. Может, и на самом деле в больницу не надо. В вытрезвитель, а?
– Грешно так шутить, Евдокия Иванна. Видишь, что у нее с ножкой-то?
– Да вижу, чай, не слепая.
Аня провела мутным взглядом по лицу склонившейся над ней женщины и произнесла:
– Здравствуйте, бабушка. Вы меня не узнали? Я Аня Опалева. Я с вашим Алешей... не узнаете?
– А и правда Аня, – выговорила старуха и пожевала губами. – То-то я смотрю: лицо знакомое. Ты ж Кольки-учителя дочка?
