прокладывая свой путь к белому свету. Санек понял, что завтракать он сегодня не сможет.
– Теть Клав, я, наверное, в обед поем. Что-то сейчас не хочется.
– Никак и впрямь заболел, – покачала пухленькой головкой женщина, жалостливо так изучая зеленоватую бледность Зубоскалина. – Однако ж ты моим варевом не брезгуй, оно желудку очень даже полезное.
И всякие мысли неправильные отбивает.
– Это какие мысли? – удивился Дирол.
– Там поймешь какие, – хитро прищурившись, туманно ответила повариха. – Бери, не пожалеешь.
Санек пожал плечом, устало оперся о выступ под окошком.
– Ладно, давайте ваше блюдо.
Просияв, тетя Клава достала откуда-то из-под низу маленькую домашнюю кастрюльку, которая источала очень странный запах. Открыв крышку, женщина помешала варево: темное, вязкое, с волокнами какой-то непонятной травы. При виде уготованного ему блюда, тошнота у Санька захватила тело, добравшись до кончиков волос. Однако отказывать доброй поварихе было уже поздно. Тетя Клава налила в тарелку щедро, до краев, и как реликвию преподнесла ее кисло посматривавшему Зубоскалину.
– Приятного аппетита, – громко сказала она и вполголоса добавила: – Уйди блажь с ветром северным, с ветром южным, во болота топкие, во леса дремучие...
– Что? – изумился Санек.
– Так это я, – махнула рукой повариха, воровато убирая глаза от взгляда курсанта. – Стишок один учу, понравился больно.
А Саньку так и дела нет, что там понравилось тете Клаве. Осторожно приняв от нее тарелку, стараясь не расплескать, Дирол отвернулся от окошка и пошел по проходу. Отвратный запах не давал покоя, возмущая внутренности парня до предела. Хотелось бросить прямо здесь непонятное пойло и уйти подальше, на свежий воздух. Во всяком случае, желания позавтракать у Зубоскалина так и не возникло.
Но самое страшное было еще впереди. Как только курсант дошел до свободного столика, он с обезоруживающей неизбежностью понял, что сесть сейчас никаким образом не сможет. Копчик болел даже стоя. Что же будет, когда он приземлится на стул?
Санек поставил тарелку и огляделся. У окна с видом на спортивную площадку, как всегда, счастливо и одиноко изволил кушать тренер Садюкин, по вине которого, между прочим, Зубоскалин так отвратительно себя чувствовал. Благородное желание отмщения за боль и оскорбительное поведение волной нахлынуло на парня, приглушив на время саднящее ощущение в области пятой точки и возмущение кишечника. Он еще и улыбался!
Скрипнув зубами, Дирол воткнулся взглядом в ненавистную фигуру. Словно удав на кролика парень смотрел на тренера, посылая мысленные флюиды недоброго расположения. Садюкин поперхнулся, отчего Санька подбросило на месте. Подействовало! Сознание того, что его мысли могут иметь ощутимую силу, достаточно материально действующую на павшего духом Фрола Петровича, почувствовавшего странный какой-то дискомфорт, окрылило Дирола. Это сколько же приколов можно придумать с такими-то способностями!
Чтобы не обмануться в своих предположениях, Санек еще раз напряг сознание и послал мысленное приказание. Тренер заерзал, совершенно охладел к еде, отодвинул тарелку.
– Й-ес, – тихо обрадовался Зубоскалин, с ликованием наблюдая, как Садюкин встал и быстрым шагом пошел от стола, оставляя одиноко скучать филе из кабачков. Прихватившая тренера естественная потребность не позволяла ему оставаться на месте ни минуты.
Дождавшись, когда мучитель невинных курсантов скроется в широком коридоре, новоиспеченный медиум любовно приподнял тарелку, с нежным чувством донес ее до стола и обильно полил кабачки супом, в одночасье ставшим соусом. Произошла реакция. Светлый, аппетитный овощ съежился. Петрушка свернулась в трубочку.
– Сегодня тетя Клава превзошла самою себя, – ласково произнес Дирол, растягивая рот в улыбке.
Отойти Санек успел как раз вовремя, в дверях столкнувшись с преобразившимся тренером. Улыбка облегчения играла на его лице. Садюкин изо всех сил старался вернуть себе состояние покоя и блаженства, с которым неизменно проходили у него приемы пищи. Для этого дела Фрол Петрович вспомнил даже статью, прочитанную накануне в журнале «Здоровье и здоровый образ жизни». В ней говорилось о том, как полезен порою бывает аутотренинг. Буквально в любой ситуации он может помочь, какой бы безвыходной она ни была. Там еще приводился очень впечатляющий пример о том, как фашисты в лютый мороз пытали какого- то американца, обливая его ледяной водой. На улице, между прочим. А он представил себе, что находится на пляже в Санта-Барбаре в самый разгар сезона, и вспотел от переизбытка температуры. Фрол Петрович с восхищением думал об этом волевом человеке, в перспективе мечтая научиться владеть силой своей мысли не хуже какого-то америкашки.
И начинать он собрался прямо сейчас. Удобно устроившись на излюбленном своем стуле, Садюкин блаженно закрыл глаза и мысленно произнес:
«Я спокоен, я совершенно спокоен. Настроение у меня самое замечательное, здоровье тоже замечательное. Ну, и пища, в общем, замечательная тоже».
Прогнав таким образом оригинальный текст, придуманный только что и оттого казавшийся тренеру особенно гениальным, он открыл глаза, втянул носом аромат... и осекся. Аутотренинг словно обладал обратным действием.
Фрол Петрович никак не мог понять: что же это получается? Сам он изо всех сил старается внушить мысли себе только самые приятные, а на деле оказывается, что еда его вдруг стала отвратно пахнуть, да и вид приобрела отнюдь не аппетитный.
Фрол Петрович поднапрягся и опять произнес авторский текст, перепутав, может быть, некоторые слова, но смысла от того не меняя. Результат был прежний. Озадаченный Садюкин подумал, что, вероятнее всего, он еще мало тренировался и поэтому у него не все получается. А вот с закрытыми глазами ему будет куда как легче внушать себе все, что пожелает. Прикрыв веки, тренер представил себе картину самую соблазнительную.
На листе салата, ярко поблескивая своими боками, россыпью лежали спелые, сочные сливы, среди них затесались в небольшом количестве персики и бусинки черной смородины. Несколько веточек луговой земляники, прямо с листочками, скромно выглядывают из-под листа. Но самое соблазнительное – это задний план натюрморта. Внушительно выпятив полосатый свой живот, на столе восседал король всей ягоды – большой, килограммов на пятнадцать, арбуз. Вверху у него алым галстуком красовался вырезанный треугольник, показывая Фролу Петровичу рассыпчатое нутро.
Садюкин шумно сглотнул и с жадностью схватился за ложку. Сморщенный кабачок в мгновение ока пропал во рту тренера. Но вкус, который ощутил Садюкин, никаким образом не отвечал тому, о чем только что мечтал мужчина. Жжение и тошнотворная горечь растеклись по всему языку, завладели глоткой и понеслись распространяться по гортани в недра организма.
Хотелось плакать. Внезапно тренер почувствовал, что ему нужно обратно, туда, откуда он только что пришел.
Словно ужаленный, Фрол Петрович вскочил с места и понесся вдоль столов к выходу. В коридоре он столкнулся с медленно бредущим Зубоскалиным, чуть не сбив его с ног. Не успевая извиниться, Садюкин пробежал мимо.
– Что может сделать сила мысли, – удовлетворенно произнес Дирол и почувствовал, что от положительных эмоций боль стала понемногу его отпускать.
Без четверти час Зубоскалина трясло как осину. Обычная его улыбка сползла с губ, и Дирол уже не походил на того Дирола, которого знали ребята. Приближался страшный момент, когда он по собственному желанию пойдет в логово преступного мира и предложит себя: вот он я, берите.
Во всяком случае, именно так представлялся Саньку его визит в модельное агентство. Вместе с Диролом нервничали и все остальные, но уже по другой причине, не менее актуальной. Парик Фединой бабушки остался у полковника в руках по вине самого Зубоскалина. Казалось бы, сам виноват – сам и исправляй. Но не тут-то было. Санек наотрез отказался встречаться с Подтяжкиным, не соглашаясь к нему подходить даже
