ради великого дела поимки дурковедов.
Ребята сначала его уговаривали, а потом плюнули на это и заслали близнецов к полковнику. Но братья вернулись ни с чем. Павел Петрович, все утро не расстававшийся со случайным подарком своей возлюбленной, так просто отдавать его не хотел. Уверения курсантов в том, что парик необходим для серьезного задания, пользы не принесли.
– Я отдам эту вещь лично в руки той, которая ее потеряла, – сказал Подтяжкин, как отрезал.
Эти слова и передали Утконесовы, вернувшись в свою комнату. Однако и такое неопровержимое доказательство необходимости идти к начальнику учебного заведения не возымели на Зубоскалина действия. Он уперся как баран, никаким образом не соглашаясь даже близко подходить к кабинету Подтяжкина. Увещевания и давление на совесть не помогли.
– Ладно, – сдался Кулапудов, – оставим все как есть, только придется сводить тебя в парикмахерскую. Прическа твоя ни черта не годится.
Санек обрадованно кивнул:
– Согласен.
В парикмахерскую Дирол пошел в форме курсанта. Ну не нравилось ему щеголять в платье. Когда в фойе салона парень выбрал дамский зал, спросив у посетительниц, кто последний, многие удивились. Изумления на лице не было только у древней старушки, сидевшей в углу и потряхивавшей сухонькой головой. Скорее всего отсутствие эмоций с ее стороны было вызвано тем, что пенсионерка вообще никого уже не могла видеть.
Ее-то и предложили женщины держаться.
Встав рядышком, Зубоскалин стал ждать. Время шло, очередь продвигалась, а старушка все не снималась со своего места, чтобы сделать укладку или современную прическу. Иначе зачем она здесь? Санек начал замечать, что те, кто приходил после него, беспрепятственно оказывались в зале, а его очередь все не наступала.
– Бабуль, – крикнув погромче, на тот случай, если старушка глухая, обратился курсант, – ты за кем занимала?
– Так за Филипишной я.
– А где эта твоя Филипишна? Скоро пойдет?
– А чего ж, скоренько уже. Минут через пятнадцать.
– Не быстро, – с досадой заметил Зубоскалин и стал ждать.
Время текло медленно, нервозность от предстоящего задания нарастала.
Особенно волновало Санька то, что до двух часов оставалось уже немного, а когда он сделает себе укладку, неизвестно. Дирол опять заговорил:
– А что, эта твоя Филипишна, тоже пенсионерка?
– Старшее меня будет, – подтвердила бабушка.
– Сильно, – окинув взглядом собеседницу, заметил Санек.
Не знал он, что вот такие старые калоши еще ходят в салоны. Зачем это им? Дедов соблазнять? – И часто вы здесь бываете? – полюбопытствовал он.
– Да почти кажный день.
Дирол присвистнул. А старушки-то богатенькие, хотя по внешнему виду этого не скажешь. Стремно одеваются. Во всяком случае, одна.
– Для дедов стараетесь? – хитро подмигнув, спросил парень.
– Да нет. Деды жадные больно, денег не дают. Все больше с молодежью мы.
– Что?
– Так молодежь, она всегда деньгами отблагодарит наши мучения.
А старикам чего ж дать? Пенсию не плотют.
Глаза у Зубоскалина оквадратились и продолжали принимать все более правильные геометрические формы. Такую заслуженную работницу древнейшей профессии он видел впервые. Глаза не соглашались верить в то, что приняли уши. Сухонькая, сморщившаяся, с непроглаженной кожей путана предстала перед Саньком в обычном хлопчатобумажном платье мешком, какие часто можно встретить на представительницах ее возраста. И эта древность еще может в ком-то разбудить желание?
– А можно нескромный вопрос: как вы работаете? – Дирол сам не заметил, что перешел на «вы».
– Чего ж? Секретов нет. Место у нас есть свое. Становимся там и ждем, высматриваем, кто проходит мимо. Иные и не раз на дню заглянут.
А бывают такие добрые, щедрые. Здоровья пожелают.
– И много их таких? – все больше квадратил глаза Дирол.
– Так почитай с сотню за день переменяется.
Санек почувствовал, как медленно сползает с кресла, но ничего с этим поделать не может.
– И вы не устаете?
– Да как же, сынок, годы берут свое. Старые уже стали. Домой-то когда приходишь, ноги так и гудят да спину ломит.
Зубоскалин отер холодный лоб. Спину ей ломит! Он бы и до дому доплестись не смог, прямо на рабочем месте и умер бы.
– А вот и смена моя пришла, – заметила старушка, выглядывая в окно. – Так бывай, сынок. Если чего – заходи. У церкви я бываю. Понравился ты мне, вежливый больно.
Санек неопределенно кивнул. Что же это он нравится так всем? Прямо поветрие какое-то на любовь к Зубоскалину Александру Александровичу.
Стоп! А как же укладка?
– Бабушка, – крикнул вслед путане парень, – что ж вы прическу не сделали?
– Зачем это мне? – удивилась старушка. – Ни к чему, да и дорого больно.
– Что ж вы здесь сидели?
– Погреться пришла. Церковь, где мы просим подаяние, за углом, вот мы с Филипишной почитай каждые три часа сюда заходим, сидим. Отдохнем, согреемся и опять за работу.
Пенсионерка вышла, а Санек некультурно выругался. Надо же было такого дурака свалять.
Заняв повторно очередь, Дирол постоял еще с пять минут и вошел в зал.
Парикмахерша, молоденькая девушка с неестественным сооружением на голове, обомлела, увидев своего клиента.
– Я дамский специалист, – заметила она. – Вам следует пройти в другую дверь.
– Нет, мне к вам.
Санек встал около кресла перед большим зеркалом, не решаясь садиться на больное место, взял со столика журнал, который пестрел фотографиями женских головок с умопомрачительными прическами, и со знанием дела стал листать. Выбор был огромный. Дирол представить себе не мог, что может быть такое разнообразие.
«Вот чем они нас берут», – заметил про себя парень, невольно любуясь обворожительной брюнеточкой, томно приопустившей веки.
Глаза у курсанта разбежались. Он не знал, что из всего этого многообразия выбрать. Не долистав до середины, Зубоскалин понял, так дело не пойдет.
Он выберет либо все, либо ничего. Захлопнув журнал и громко выдохнув, Санек открыл его на первой попавшейся странице и не глядя ткнул пальцем.
– Эту. И если можно, побыстрее, мне через сорок минут нужно быть на съемках в модельном агентстве. Кстати, не могли бы вы меня постричь так, чтобы я стоял? Понимаете, мне сидеть очень проблемно.
Парикмахерша выронила расческу из рук и как рыба глотнула ртом воздух.
В ее глазах почему-то блеснули слезы, девушка шмыгнула носом и убежала в подсобку. Дирол понять не успел, в чем дело.
Минуту спустя девушка вернулась, но не одна. Она пряталась за спиной дородной и внушительной женщины с восточными чертами. Над верхней губой у нее произрастали черные усы, а большая висячая родинка украшала пухлую щеку. Женщина внушительно остановилась напротив клиента, вставила руки в бока, сконцентрировала в центре и без того сросшиеся брови и густым басом произнесла:
– Что это вы, гражданин, издеваетесь над моими работниками? – У Дирола мурашки по коже пошли от
