то у нас должно быть все общее.
– Я просто хотела его проверить!
– В жизни не слышала более идиотской отмазки!
– Но это правда. Я сразу увидела, что он бабник и…
– Все, Ника, не хочу больше слушать. Уйди, пожалуйста!
– Почему ты мне не веришь?
– Да потому что я знаю тебя. Ты эгоистка. Ты думаешь только о себе. И стремишься заграбастать себе все. И особенно то, что принадлежит мне. В детстве устраивала истерики, если тебе казалось, что моя игрушка или мое платьице лучше твоего, и требовала отобрать их у меня. Даже если нам покупали одинаковые вещи, тебе мерещилось, что они чем-то отличаются, и мои тебе нравились больше.
– Это было давно!
– Да, именно. Тогда тебе нужны были мои плюшевые мишки, а сейчас мужчины! – И Соня расплакалась.
Ника ее обняла. Соня попыталась отстраниться, но сестра вцепилась в нее мертвой хваткой. Ей было необходимо вымолить прощение! Ника обнимала Софью, гладила ее по голове и приговаривала:
– Я исправлюсь, обещаю. Сонечка, клянусь тебе, я не буду больше так поступать. Сама не знаю, что на меня нашло. Наверное, ты права, и это во мне эгоизм играл. Но теперь я буду следить за собой. Ведь я так тебя люблю…
Конечно, Соня сразу Нику не простила. Весь следующий день она с ней не разговаривала. А потом общалась с сестрой только по необходимости. Однако прошло время, и все забылось. Соня простила сестру. Ведь она была частью ее! И ни разу не напомнила Нике о том эпизоде… До сегодняшнего дня.
– Я пошла спать, – ледяным тоном проговорила Ника, выйдя из ванной.
– Спокойной ночи, – пожелала ей Соня.
Сестра буркнула: «И тебе» и закрылась в спальне.
Соня сделала себе кофе. Села с чашкой на подоконник, стала пить. Она не торопилась. Знала, что в ее распоряжении есть десять минут. Ровно столько требовалось Нике на то, чтобы уснуть, в каком бы она ни была состоянии духа. Как бы плохо себя ни чувствовала, сестра всегда отлично засыпала. И требовалось ей на это от тридцати секунд до десяти минут.
Выпив кофе, Соня посмотрела на часы. Прошло одиннадцать минут. Значит, можно смело входить в комнату. Нику теперь, как говорится, пушкой не разбудишь!
Соня спрыгнула с подоконника, поставила чашку в раковину. Прошла к двери в спальню, открыла ее, прислушалась. Как и ожидалось, Ника спала. Об этом свидетельствовало ее мерное похрапывание. Ника и в детстве спала не бесшумно, сопела. А с возрастом начала храпеть. Но когда Соня ей об этом сказала, Ника обозвала ее врушкой и несколько часов с ней не разговаривала.
Войдя в комнату, Софья проследовала к своему чемодану. Открыла его.
Вещей она с собой взяла немного. Привыкла путешествовать налегке. Смена белья, пара футболок, джинсы, теплый свитер, запасные носки, вот и все, что там было. Но сейчас ее волновала не одежда…
Соня засунула руку в потайное отделение, нащупала искомое, достала и быстро убрала в задний карман джинсов. Одернув свободную тунику, доходящую до середины бедра, развернулась и покинула комнату.
Когда дверь за ней закрылась, Ника перевернулась с бока на спину, приподняла голову и задумчиво посмотрела на чемодан. Она проснулась сразу, как только сестра вошла (от собственного всхрапа), и видела,
Это был плоский автоматический пистолет!
Глава 7
Санек Калязин задумчиво смотрел на Соловьева и молчал. Долго, напряженно. Это нервировало, а еще немного пугало.
Наконец Калязин разлепил плотно сжатые губы и сказал:
– А можно все-таки чайку попросить?
– Саня! – возмущенно воскликнул Влад.
– Ну что, «Саня»? Если мне за чаем думается лучше…
Соловьев застонал, но чайник на плиту поставил.
– Тебя как называть – Русланом или Владом? – спросил Саня.
– Лучше Владом. Я уже привык к этому имени.
– А к этой жизни?
Руслан покачал головой. Конечно, не привык. И никогда, наверное, не сможет. Но по той, прежней, звездной, суматошной, уже не скучал. Теперь ему хотелось чего-то среднего между той и этой. Если б сейчас он мог «воскреснуть», то вернулся бы в Москву, занялся творчеством, но не гнался бы сломя голову за славой. Раньше он с жалостью смотрел на тех своих коллег, которые не хватали звезд с небес. Они снимали пару клипов в год. Выступали либо в глухой провинции, либо за копейки в заштатных столичных клубах. И делали вид, что их все устраивает. Особенно то, что их не рвут на части фанатки и есть время на себя, на семью. Руслан считал их врунами и слабаками. Если кишка тонка добиться успеха, то так и говори. Зачем придумывать отмазки?
Теперь же ему все виделось в ином свете. Если б Руслан так не старался вскарабкаться на Олимп, Джэкки, возможно, была бы сейчас жива…
– Ты проверил карманы своего друга? – услышал Влад очередной вопрос Сани и отбросил мысли о прошлом прочь.
– Нет.
– Надо это сделать. А вещи его где?
– Не знаю, я не смотрел…
– Так иди, посмотри. Чай я сам заварю.
– Сань, пошли вместе, а?
– Боишься мертвецов?
– Боюсь. Но не Егора. Просто я так фигово соображаю сейчас, что мне подсказки нужны.
– Ладно, я сам пойду. А ты мне чайку сделай. Как будет готов, присоединяйся.
И он ушел в комнату. А Влад остался в кухне, гипнотизировать чайник.
Пока тот закипал, снова нахлынули воспоминания. И отогнать их не было сил.
Джэкки ему снилась постоянно. Особенно в первое время. Сны были страшными. Например, он видел ее как живую. Но когда понимал, что Джэкки умерла, она становилась похожей на живого мертвеца из фильма ужасов. Причем конкретного – «Кладбища домашних животных» по Стивену Кингу. Русик как будто по примеру главного героя закопал свою Джэкки в каком-то мистическом месте, оживляющем мертвецов, и она восстала из могилы. Видеть ее, мрачную, с застывшим лицом и пустыми глазами, было жутко. Но Руслан не хотел просыпаться. Потому что даже такая Джэкки оказалась ему дорога.
Он чуть не свихнулся тогда. Ни днем, ни ночью он не знал покоя. Два месяца Русик, а вернее уже Влад, колесил по провинции. Останавливался то в одном городе, то в другом. Везде ему было плохо. Хотелось в Москву. А больше всего – в прежнюю жизнь. Но, понимая, что пути назад нет, Русик старался если не найти радость в своем новом существовании, то хотя бы не погрязнуть в отчаянии. Он жил надеждой на скорое возвращение. Егор рассказывал ему о том, что Карим, дабы не терять денег, решил «воскресить» Руслана. С его родителями он договорился. Но те согласились с одним условием: место их сына должен занять его лучший друг Егор Долин. Все надеялись, что, пока идет работа над новым альбомом, Карим отойдет в мир иной. Ведь он был очень плох!
Руслан даже песни свои Егору дал, чтоб тот их записал. Напевал в телефон, и Долин слова конспектировал, а мелодию запоминал. Однако в альбом в конечном итоге вошли лишь две баллады, потому что Егор не смог исполнить их так, как Руслан, поскольку не пережил того, о чем пел. А прочувствовать не получалось…
– Влад! – послышалось из комнаты. – Можно тебя на минуту?
Соловьев последовал на зов.
– Это твое? – спросил Санек, показывая на рюкзак.
– Да.
– А то тут нож охотничий, я подумал, может, друга твоего.
