сумасшедший в своей невероятности вчерашний звонок. Про то, что — кровь из носу — нужно знать, откуда он звонил.
И Тигра вдруг изменилась как-то неуловимо, и, испуганно оглядываясь, шепнула:
— А вы к семи зайти не можете? Я по-тихому поковыряюсь, и если народу не много будет, попробую пробить, в каком регионе сим-карта приобретена и какой роуминг… Подождите… А может, уже все в порядке, если вообще позвонил? Насколько я знаю, в горах вообще вышек нет…
— Дата! — воскликнула Инночка. — Надо дату на конверте посмотреть! Так… — Она лихорадочно рылась в сумке — Ведь письма обычной почтой долго идут, а звонил он вчера.
Нет, ну что она. как терьер крысу, треплет свой несчастный ридикюль? Сроду в жизни никогда не таскала с собой Генкины письма, помнила о своей отвратительной привычке бросать открытую сумку где попало, причем не только дома, но и на работе.
— Нету с собой! Вот зараза! Но все равно спасибо!
— За что? — удивилась Тигра.
— За пинок мысли!
— Так вы к семи зайдете?
— Конечно! Еще бы!
До семи еще уйма времени: скорей бы за монитор и работать, а то от мыслей голова лопнет. Правда, до дома времени еще больше, а посмотреть на злополучный конверт можно только дома. А между конторой и домом забежать к этой Тигре — вдруг определит?
А работу, «важную, ответственную и тяжелую», они с Наташкой, в случае чего, не сегодня-завтра закончат. И Терпила доволен вроде бы, и Наташка сразу прониклась Инночкиной лекцией на тему «работай как проклятая, а то вмиг вышибут обеих». Правда, это сильно сокращенный общий смысл. В оригинале звучало примерно так: Наталка, самое время засучить рукава, Виталий Валентинович возлагает на нас с тобой… Такая талантливая и умная девочка, как ты не может не понимать важность этого заказа… И так далее, и тому подобное.
А потом Наталкина непрошибаемая тупость — или лень? — вдруг куда-то делась, девчонка начала схватывать на лету. И чего, собственно говоря, Инночка ее дурой-то считала? А того считала, что просто с Генкой ей было комфортно работать, он редко впадал в молчаливый ступор. Просто девку надо было теребить, надо было объяснять, а то «проще самой все, проще самой».
Наташкины пальцы бодро стучали по клавиатуре.
— Инна Алексеевна, насколько я понимаю, это уже финальные аккорды вашей дизайнерской сюиты для четырех рук и двух компьютеров? — раздался за спиной голос Терпилы.
Что за раздражающая привычка подкрадываться! Со спины. Ей вдруг стало ужасно весело: как будто можно подкрадываться прямо в лицо! Инночка еле удержалась от смеха.
— И, не будем скрывать, — продолжил он своим уже сто раз обсужденным в курилке «гламурным» и «бархатным» голосом, — я очень доволен. И качеством работы, и наличием креатива в ваших, дамы, очаровательных головках, и скоростью.
Чего это он сегодня весь довольный такой? И кокетливый. Довольно-кокетливый. И непонятно почему Инночка решила подыграть:
— Что ж вы так официально тогда, Виталий Валентинович? Рабовладельцу и капитану галеры не стоит корчить из себя порядочного работодателя! Скорость, его, видите ли, устраивает… Смотри, Наталка, добрый какой!
Наталка молча таращила глаза на исключительно тактичную и всегда вежливую начальницу, а Инночку уже несла волна какой-то студенческой дурашливости:
— Зовите уж просто Инкой. И Наткой. Да, Наташ, не возражаешь? Или просто: «Эй, ты, поди сюда, туда и обратно!» Ах, простите, барин, крестьянскую девку Анфиску, месяц-то испытательный еще и не кончился. Может, еще буклет какой, а? Страниц на шестьдесят? Очень, господин мой, для фигуры пользительно — на одном завтраке до девяти вечера трудиться…
— Это серьезно?
— Что? Что пахали, как лошади бенгальские?
— Нет, что мне можно называть вас просто по имени?
— Можно. Можно даже на «ты». Маленькая собачка до веку щенок.
— Тогда еще раз — это серьезно?
— Народная мудрость-то?
— Нет, о полезности галер для фигуры вообще и для общего тонуса в частности?
— Скажем прямо, моей фигуре в состоянии повредить только асфальтовый каток. А вот Наталка вам, Виталий Валентинович, за пару-тройку сожженных килограммов безусловно благодарна…
Наташа и Терпила заговорили одновременно:
— Инночка, я правда похудела? Ты уверена? Нет, правда? Я согласна на второй бешеный буклет!
— Категорически протестую против Виталия Валентиновича!
— Да? — подняв брови, удивилась Инночка. — И как же вас звать-величать прикажете, экселенц? Так, как вся контора, согласно присвоенной кличке?
— Оп-па! У меня за две с половиной недели уже и кличка появилась?
Инночка вдруг сразу поняла, что вступила на скользкую поверхность: Валентиныч не дурак, и кличку свою уже наверняка знает. Ведь есть же у него в конторе стукач, ведь досье-то на всех-всех-всех у него в первый день фигурировали, значит, кто-то их написал?! А получил он «Терпилу» себе на бейджик благодаря одной ситуации. А кто у нас там в главной роли фигурировал, Брюс Ли ты недоделанное?
Правильно, меняем тон:
— Видите ли, если честно, терпеть не могу имя Виталий, ведь если я вас правильно поняла, цель протестов, лозунгов и демонстраций — это обоюдный переход на «ты», эфенди?
— Зови Виктором. Или Витом. Для краткости.
— Вит… Еще скажите Витас… — И тут Инночка опять, как тогда, в «Грации», сначала сделала — вернее, в данном конкретном случае не сделала, а брякнула, — а потом подумала:
— Нет уж, монсеньер! Исключительно согласно старинной русской традиции — через брудершафт. А пока вы будете бегать за шампанским для нас с Наталкой, я подумаю, как трансформировать ваше имечко во что-нибудь приемлемое.
— А что, кличка совсем неприличная?
— Не-ет, норма… — начала было Наташа, и Инночка тут же замяла опасную тему:
— Ужасная! Совершенно вам не подходит!
— В таком случае бутылкой шампанского, ты, Инка, не отделаешься, — сказал Терпила. — С меня кабак. Решай: сегодня или завтра?
— А Наталка? — растерялась Инночка.
— А Наталья заработала только коробку конфет, бутылку шампанского и десятипроцентную прибавку к жалованию. А ты — двадцатипроцентную. И кабак. Ради брудершафта. Исключительно. Так сегодня или завтра?
— Все-таки завтра, пожалуй…
— А почему? — он нахмурился, явно недовольный, вздохнул, почесал нос. Тускло сверкнула печатка.
— Потому, что сегодня мне надо домой. А до этого — в «Билайн».
Шутовское настроение исчезло.
Она воткнулась в монитор, давая понять, что разговор окончен. Он так же бесшумно, как пришел, удалился из кабинета.
Хорошо бы хоть раз передохнуть, чтобы быть молодой, худой и почти красивой. Хоть бы письмо пришло, что ли…
Было совсем поздно, и писать дневник не хотелось. И получалось совсем глупо:
«Нет, вот сдался тебе, дура старая, этот мальчишка, а? Чего ты сердце рвешь? Ухаживает (ну явно ухаживает) за тобой мужчина твоей мечты — и выкинь ты из головы то, чему не суждено сбыться. Что хоть завтра в этот кабак дурацкий напялить?.. Владикавказ, Владикавказ… По-моему, хоть и называется вполне погано, это уже точно безопасно. Храни тебя Господь, татуировщик ты мой кельтский!»
