печального образа и говори, как лучше добраться до Сторши, но чтоб непременно пройти через дубовые рощи.
Март опешил, и даже Ли позволил себе приподнять серую, словно пеплом нарисованную бровь. Дубовые рощи? Пройти
– Он сумасшедший, да?
– Если удобно, считай, что да, – расхохотался начальник. – Мы еще должны в пару-тройку пещер забрести и пересечь Ведьмины болота. Теперь дальше слушайте. Зовут меня Лумис. Сударей можно засунуть себе в задницу, равно как и светский тон. Слушаться меня безоговорочно нужно только тогда, когда я буду на этом настаивать. А настаивать я буду только на… эээ… глобальных вопросах. То есть я буду ставить цели, а вы – решать, как их реализовать. Можно на «ты». Даже лучше. Скажи, пожалуйста, Линнар… то есть Ли, если нападут разбойники, ты как будешь говорить: «Сударь, будьте любезны прилечь вот под этим кустиком и по мере возможности не шевелиться» или просто швырнете меня носом в землю и рявкнете: «Чтоб я тебя, сука, не видел и не слышал!»
Ли поразмыслил и с сожалением ответил:
– Я не имею обыкновения называть мужчин суками. Но в целом… примерно так. Получается, вы хотите, чтобы мы стали единомышленниками… сударь?
– Получается, я хочу, чтобы мы стали командой. Были вы одиночки, сейчас пошла командная игра. Ли, я серьезно. Если, конечно, тебе в кайф изображать тут черт-те что, изображай, только, мне кажется, этим ты вызываешь растерянность Марта. Он не понимает, что должен делать.
– Знаешь, Лумис, – выпрямляясь и становясь жутко высокомерным (роль надменного эльфа), – Март всегда понимает, что должен делать. Он должен уберечь тебя от смерти. И он постарается это сделать. А командной игра бывает при равенстве игроков.
Он поддернул рукав, показывая сияющий браслет. Кольцо сдерживания.
– Ага. Кстати, насчет этой игрушки. Действие показывать? Ну я так и думал, что на слово поверите. Наверняка у кого-то из вас двоих мелькнула благая мысль меня убить и тихо смыться. Не осуждаю. Нормально. Я б тоже захотел. Но играю я не очень честно. Я включил режим бога, так что не получится у вас меня убить.
– Тогда зачем нужны охранники? – усмехнулся Март.
– Веселее. Да и… есть другие причины. Я, а не хартинги, освобожу вас от колец, когда задание будет выполнено. Я не стану клясться. Но правда, освобожу. Не хотите верить, не надо, главное, я знаю, что сделаю.
– Если выживем, – хмыкнул Март.
– Если выживете, – согласился Лумис. – Берт, я тебя умоляю, стань наконец человеком!
Но Берт даже не попытался. Так же молча он улегся у костра, завернувшись в одеяло, и сделал вид, что заснул. Март, как обычно, караулил первую половину ночи, вслушиваясь в темноту и разгадывая доносившиеся звуки. Как много уже забылось… Правда, Ли говорит, если что-то умеешь делать как следует, никогда не разучишься, тело само вспомнит, руки сами сделают, голова сама определит. Вроде пока ничего не происходило. Подождем до дубовых рощ или пещер?
Март попытался вспомнить, что он знает о пещерах, рощах и болотах. Получалось, ничего, кроме того что там в изобилии водятся всякие твари, от обезумевших разбойников (а что нормальным делать там, где людей нет, – друг друга грабить?) до всяких чудовищ и разнообразной нечисти. Еще рассказывали какие-то небывалые сказки о волшебном оружии, магических доспехах, амулетах невероятной силы и эликсирах, которые излечивают все раны, даже смертельные. А еще там солнце восходит на западе, у собак хвосты растут спереди, а зубы расположены сзади, трава синяя, а небо зеленое. Так, чтобы кто-то сказал: «Я там был», не случалось. Март порылся в памяти. Даже «Я знаю парня, который там был» не случалось. Обычное кабацкое «Я знаю парня, который слышал о парне…»
Ох ты, а ведь они направляются к Сторше. Не самое сладкое место, наверное. Остатки армии короля Бертина полегли или в плен попали, чтоб в итоге тоже полечь… то есть повиснуть.
Лумис подсел к нему и посетовал:
– Не спится. Не привык я к ночевкам под открытым небом.
– Привыкнешь, куда денешься, – пообещал Март. – Не зима.
– А что, зимой без палаток спать можно?
– Здесь – да. А посевернее можно и не проснуться, если одеял нет или, упаси боги, костер погаснет. Не бойся, мы присмотрим.
– Тебе нравится быть охранником?
Март подумал.
– Не знаю. Это мое дело, я другого и не умею. Восемнадцати не было, когда начал. В армию-то случайно занесло. Ты же слышал.
– Ага. Наверное, все тогда выбрали армию. Чего спросить-то хочешь, не стесняйся.
– Ты хорошо знаешь хартингов?
Лумис ответил со странным смешком:
– Неплохо. А что?
– Зачем они пленных вешали? Ну ведь все, проиграли, разгромно проиграли, столько народу в боях полегло. Я могу понять, что пленных они не брали вовсе, но зачем надо было брать, чтоб потом перевешать?
– Дурь создателя, – пожал плечами Лумис. Марту очень не понравился ответ, но он постарался этого не показать, кивнул, подложил в огонь еще пару веток. – А что ты сам думаешь?
– Я не знаю. И так, и этак – не понимаю. Ну, на каторгу хоть бы отправили, все польза, ну, перепороли бы все мужское население, но зачем надо было в плен захватывать, месяцы в тюрьме держать, чтоб потом на виселицу привести? Я б даже еще понял, если б казнили публично, в назидание или для устрашения, а то… бессмысленно.
Лумис довольно долго молчал, разглядывая язычки пламени, потом очень тихо произнес, и не будь у Марта тренированного на шепот Ли уха, он бы и не услышал:
– Так много бессмысленного в мире, что люди начинают чувствовать себя богами.
Март не понял, но переспрашивать не стал. Философские сентенции – это к Ли. Об Играх богов он, конечно, слышал, но та эпоха вроде давно миновала, и Вояка уже не двигает армии смертных и не строит ему козни Укрыватель… Когда Март был маленький… ну, и очень молодой, то мечтал жить в те времена, да вот Ли как-то очень легко его убедил в том, что людям лучше бы в божественные развлечения не встревать: они там отношения выясняют, но за наш счет, потому что они-то бессмертны. Март тогда долго думал. Ему, конечно, мнилось, что уж он-то станет великим героем, без которого даже богам никуда, и либо Вояка, либо Укрыватель одарят его своей милостью…
Насмотревшись потом на войны, солдат и героев, Март понял, что мечтать быть героем и быть им – понятия, очень далекие друг от друга. Можно совершить величайший подвиг, но чтоб его оценили, нужны свидетели, например. А если их нет? Вот и получается, что героем становится тот, кто, например, вражеского полководца стрелой зацепил – и насмерть. Что уж тут героического-то… Полководцы редко умеют драться, только командовать. Конечно, войско без командира, считай, уже не войско, и польза от стрелка оказывается несомненной, да только героизма никакого…
И в герои он уже давно не метил…
Ли сменил его ровно в тот момент, когда у Марта начали слипаться глаза, но можно быть уверенным, что прошла как раз половина времени, отведенного на сон. Внутренние часы у Ли были точнее самой природы. Если Ли решит проснуться в тот момент, когда солнце наполовину вылезет из-за горизонта, а боги решат светило попридержать, он все равно откроет глаза в ту секунду, когда оно должно бы вылезти наполовину. Если он велел себе спать четыре часа, то будет спать четыре часа, а не три часа и пятьдесят минут. Случалось, что первым дежурит Ли, так вот он непременно будил Марта, потому как, что уж греха таить, поспать Март любил. Вот и сейчас уснул, едва только голову на седло опустил, и дрых без задних ног. Что отличало Ли – на его бдительность всегда можно было положиться.
