Лена почти не слушала. Они болтали, перепирались, делали вид, что все хорошо, – словом, как могли, поднимали ей настроение. Шумно готовили ужин, наделали гору картофельных шариков, Маркус раздобыл любимый Ленин рулетик, Карис притащил эльфийскую ряженку – знал, что Лене нравится. Шут действительно не выпускал ее руки, даже до домика на заднем дворе вместе ходили, хотя там, конечно расстались, но Лена не была уверена, что шут не посматривал бы, если б эльфы даже сортиры не строили без щелей. В баню пошли вместе, и совершенно неэротически помылись в Ленином закутке. Спать легли вместе, но шут никаких развратных действий не совершал, хотя Лена и понимала, что он очень даже готов, зато он думал, что ей не до этого (почему?), так что они просто обнялись и так заснули.
Все-таки славная погода – и солнце, и прохладный ветер, и народу не так много, как должно бы в центре. Толпится молодежь у ног Ильича сотоварищи, девичий визг и мальчишеский гогот через всю площадь слышны. Правда, машин нет, не заглушают. Перед памятником стучали молотками, доделывая трибуну и драпируя ее завалявшимся с прежних времен мятым кумачом. Потом, наверное, сверху голубую и белую тряпки намотают – и полная иллюзия государственности. Что-то там сверху еще устанавливают, странно так, словно с воздухом возятся. Театр пантомимы. Понимают, ставят, выравнивают, а вот что – не видно издалека, щурься, не щурься – одинаково. Ветер гоняет автобусные билетики и обертки от мороженого. Что за люди – урн наставили на каждом шагу, нет, все равно мимо швырнуть надо, где шел, там плюнул. И хорошо, что торопиться не надо, никаких сроков начальник не установил, главное – сделай и на работу вернись, а уж когда…
Почему всякая мода в исполнении наиболее ретивых становится смешной? Ведь чтобы просто передвигать ноги в этих безумных шлепанцах на шпильках и с загнутыми носами, надо пальцы ног вверх задирать. Вот и шаркает, как старушка древняя, попу отклячила – каблуки носить тоже надо уметь. Лена не умеет – и не носит. Хотя в юности было дело, щеголяла в босоножках ой-ой с каким каблуком, но все ж не таким тоненьким. Хорошенькая девчонка, особенно если боевую раскраску с мордочки смыть и по уму накрасить, как Алка Сивцова красится – картинка из журнала, а не тридцатилетняя инженерша из никому не нужного института…
Какой-то дурачок солнечные зайчики в глаза пускает. Тут самый лучший способ борьбы – отвернуться и топать по своим делам, а не пытаться хулигана высмотреть. Взрослые люди на трибуне, ну должны пакостничать, может, просто инструменты отсвечивают? Что они там все-таки устанавливают? Лена вгляделась, склонив голову, и увидела радужное поблескивание, словно бы кому-то пришло в голову водрузить на митинговую трибуну стеклянный столб с поперечной перекладиной…
– Лена, Лена, что такое, что случилось? – Шут тряс ее за плечо, легонько похлопывал по щеке. – Что приснилось?
Сон. Господи, всего лишь сон. Не возвращение. Дрыхла и видела кошмар, мучивший днем и вернувшийся ночью. Она вцепилась в шута, вжалась щекой в худое плечо, обхватила обеими руками. Не отпущу. Даже во сне не отпущу. Шут обнял ее, начал успокаивающе целовать куда придется, говорить невнятную утешительную чепуху, но больше она не рискнула спать, так и таращила глаза до утра, а если вдруг все-таки чувствовала, что засыпает, встряхивалась и, обнаружив шута рядом, успокаивалась до следующего провала…
Утром она чувствовала себя ужасно. Кружилась голова, тошнило, о еде не хотелось и думать. Маркус не выдержал и сбегал за Лиассом. Только взглянув на нее, эльф вздохнул:
– Одевайся. Сейчас скажу Гарвину, и отправимся на свидание с драконом. Не волнуйся, пользоваться амулетами легко, иначе они не были бы так популярны. Полукровка, проследи, чтобы она оделась тепло. Мне кажется, она сейчас очень плохо соображает.
Шут перебрал ее вещи, достал теплые чулки, шерстяные носки, бдительно присматривал, пока она одевалась, приготовил меховой плащ Рины, поправил капюшон и едва не забыл о теплой одежде сам. У него ведь ничего не было, только то, в чем он вернулся, а куртка-то была летняя… Маркус дал ему свои носки, у кого-то из мелких эльфов выпросил зимнюю куртку… В общем, на простые сборы ушел почти час, зато на склон, который летом был покрыт цветущими маками, они просто шагнули из палатки Лиасса. Лена зажмурилась – снег сверкал так, что резало глаза. Шут развернул ее лицом к лесу – стволы деревьев все- таки приглушали слепящее сияние.
– Амулет не забыли? – спросил Гарвин. Влетело ему, видно, крепко, потому что был он как в воду опущенный. Шут вытащил из кармана пряжку. – Аиллена, возьми ее. Лучше держи обеими руками. Расслабься. Никуда ты сейчас не денешься. Все будет хорошо. Успокойся. Вспомни дракона. Что-нибудь, какой-то один момент. Что тебе больше всего запомнилось? Слова его какие-то, интонации. Как он склонял голову, как садился. Вспомни, какой он. Как бы ты сказала одним словом?
– Красивый.
– Вспомни, какой он красивый. Как солнце играло на его чешуе. Какие у него глаза – как расплавленное золото. – И вдруг совсем другим тоном бросил, почти приказал: – Позови его!
Ар-Мур! Ар-Мур, ты меня слышишь?
Чего орать-то так, женщина? У Владыки своего научилась? Слышу, слышу, хватит психовать, а то у меня в ушах свербит. Случилось чего?
Я не знаю, ар-Мур. Мне страшно.
Вот тоже новость – страшно ей. Мышь увидела? Или у эльфов тараканы завелись?
Мне надо поговорить. С тобой, ар-Мур. Больше уже не с кем.
Не с кем ей… а оно мне надо – с тобой разговаривать? Делать мне больше нечего, слезки твои утирать. Ты где вообще?
Там, где мы встретились.
Так и скажи: там где я тебя испугал до… хм… полусмерти. Ладно хоть на это ума хватило – в знакомое место прийти. Одна?
Нет.
А остальные мне на хрена?
Я шута не оставлю.
Тощего этого, ушастого? Вкус у тебя не очень. Ладно. Иди. С ушастым. Остальные пусть ждут.
Никакой вертикальной линии не было. Ахнул Гарвин. Лена повернулась и увидела совсем другой пейзаж, решительно шагнула туда и потянула за собой шута.
– Вы – ждите!
Говорить, собственно, было уже некому, потому что снег вокруг был, но были горы. Высокие – таких она здесь еще не видела, вообще, в Новосибирской области этакие Альпы замечены не были, так что либо география совпадает лишь частично, либо это уже не Сайбия. Либо другой мир. Шут крепко держал ее за руку.
Ну чего встали? Вперед с песнями. Вон пещеру видишь? Туда и топай.
– Ты его слышишь, Рош?
– Нет. Но как-то неуютно.
Неуютно ему, видишь ли… тоже мне… барин. Иди давай, Аиллена. Замерзнешь. Здесь холоднее. Намного холоднее.
Это Лена уже поняла – замерзла она почти мгновенно. Самый лютый мороз в Сайбии был градусов в двадцать пять, максимум тридцать, здесь же завернуло к сорока, и они припустили к пещере бегом, так и держась за руки. Внутри теплее? Хотелось бы, потому что замерз даже шут. Конечно, на куртке не было капюшона, перчаток для него не нашли, да и штаны были не для такой погоды.
