болит. Шут перевел дыхание. Они столпились около кровати, Гару просунул морду между Гарвином и Маркусом, дотянулся языком до руки и начал ее зализывать – и ведь именно там, где эльф ее сломал.
– Готово, – обыденно сказал Гарвин. – Неплохо получилось. Аиллена, голова у тебя поболит несколько дней, но не так, чтоб надо было пить обезболивающие травы. Он очень сильно ударил тебя по лицу, но я не хочу лезть тебе в голову. Опасности нет, так что такое вмешательство излишне.
Сотрясение мозга у меня, дошло до Лены. Так по морде дали, что сотрясение мозга. А сами бы без всякого исцеления бегали и говорили, что прекрасно себя чувствуют. Она посмотрела на шута, и тот понял правильно, сел на край кровати, взял ее за руку. У него дрожали пальцы.
– Рассказать можешь? Или до завтра? – мягко спросил Лиасс.
Лена могла. И рассказала. Голова болела, довольно сильно, но действительно не настолько, чтобы заваривать траву. И раньше так болела, при перемене погоды, например, и ничего, без лекарств обходилась. Лицо Маркуса свирепело по мере ее рассказа, а у Гарвина появилось странное выражение глаз. Лиасс же был, как обычно, невозмутим. Шут держал ее руку и знал, что она чувствует себя почти хорошо.
– Да, я не успел проследить все его перемещения, – сокрушенно признал Лиасс. – Как легко он открывает проход…
– Мур сказал, что есть другой способ, менее затратный, чем твой. Сказал, что ты научишься, если подумаешь. Лиасс, он оттуда. Ему нужна была моя сила, потому что он опасается тебя.
– Это он правильно, – рассеянно проговорил Лиасс, – меня стоит опасаться… Ты уверена, что он оттуда?
– Владыка, я тебя туда одного не пущу.
– А я у тебя спрашивал разрешения? – удивился Лиасс. Гарвин насупился. Маркус неожиданно поддержал:
– Негоже, Владыка. Ты все-таки тут нужнее. И что? Придешь в тот мир, скажешь – давайте мне сюда злодея, а тебя и пошлют куда подальше. Это тут ты Владыка…
– Я везде Владыка, – так же рассеянно возразил Лиасс, – в том числе и потому, что не принимаю необдуманных решений. Ты запомнила его лицо, Аиллена?
– Я запомнил, – сказал шут. – В основном потому, что он отличается от вас. Вот я и думал, из каких он краев. У него коричневые волосы и глаза цвета болотной воды. Шрам на левой мочке, словно серьгу когда- то вырвали. На виске след от ножа, почти на том же месте, что у меня. А больше ничем не выделяется. Я его всегда узнаю.
– Шрам на мочке уха рассмотрел? – уважительно удивился Гарвин. – У длинноволосого эльфа? Наблюдательный парень. Как ты себя чувствуешь, Аиллена?
– Хорошо, – вздохнула Лена. – А потом будет плохо, да? Как положено после магии?
– Гораздо лучше, чем в прошлый раз, – пообещал Лиасс. – Я в отличие от Гарвина не силен в тонком целительстве. Холодно? Маркус, распорядись, чтобы принесли еще одеяло. Вот холодно тебе будет.
– Полукровка согреет, – пожал плечами Гарвин. – Тепло тела греет лучше всего. Если ты все рассказала, мы пойдем, а ты попробуй уснуть или просто полежи, расслабься. Можно чаю попить. Или горячего вина. Хочешь?
– Не спрашивай, а сделай, – улыбнулся Лиасс. – Аиллена, я думаю, тебя хочет увидеть король. Ты позволишь?
Лена, конечно, позволила. Шут неохотно отпустил ее руку. Эльфов он не стеснялся, а вот рядом с людьми о правилах хорошего тона помнил неукоснительно. Протокол соблюдал. Родаг и Рина были взволнованы и испуганы, особенно Рина. Король владел собой лучше, но и у него дрожал голос, и Лена с удивлением поняла, что ее исчезновение испугало их больше, чем триумфальное возвращение верхом на золотом драконе. Лена и им рассказала все, назойливо подчеркивая, что этот эльф гораздо хуже, чем верноподданные Родага.
– Я и не подозревал эльфов Лиасса, – заверил король. – Это было бы так глупо… Да и своих тоже не подозревал. Хотя бывают всякие… отщепенцы. Значит, он хочет войны? Хочет, чтобы я начал ограничивать права эльфов? Или сказал тебе об этом, чтобы я думал, что он хочет именно этого?
– Ты много он меня хочешь, Родаг, – вздохнула Лена. – Я не политик. Мне кажется, он был вполне искренним. И вполне уверенным в том, что ему это удастся.
– Не дождется, – проворчал Родаг. – Я-то политик. Делиена, я все сделаю, чтобы не было никакой войны в Сайбии. И Владыка сделает.
– Как ты себя чувствуешь? – жалобно спросила Рина. – Когда я увидела твое лицо, я испугалась.
– Я бы тоже испугалась, если бы себя увидела. Спасибо, Рина, сейчас хорошо.
Королева нагнулась и поцеловала ее в щеку. Абсолютно искренне. Отчего-то холодная, неприятная и высокомерная Рина питала к Лене весьма теплые чувства. Потом она вышла, пожелав Лене всяких благ. Король посмотрел на шута, и тот напрягся. Родаг покачал головой.
– Разве я настолько беспощаден, шут? Побудь с ней, пока она не поправится. Я не потребую от тебя ничего, что противоречило бы тем клятвам, которые ты дал ей.
Шут встал на одно колено и склонил голову. Проходя мимо, Родаг щелкнул его по макушке. Шут улыбнулся, хотя и напряженно, закрыл за ним дверь, быстро разделся, не утруждаясь выравниванием сапог, и нырнул под одеяло.
– Ну вот, сейчас согреешься, – пообещал он, обнимая Лену так бережно, словно она была стеклянной. – Гару, охраняй.
Пес посмотрел на шута со странным выражением – это ты мне говоришь «охраняй»? а то я не знаю – и улегся под дверью. Только сейчас Лену начал колотить озноб – самое нормальное состояние после магического вмешательства. При этом у нее не было жара, который можно было бы сбить отваром из жизнянки и остролиста. Просто ощущение холода. Ничего. Пройдет. Когда-нибудь. Маркус, кое-как сдвинув Гару, принес еще одеяло и кружку с горячим вином, напоил Лену, укрыл их обоих, посмотрел грустно и ушел. Тоже переживал, что ничего сделать не мог. А кто мог? Милит отплясывал в паре шагов – тоже не помешал. И тоже, наверное, страдает по этому поводу. Лена прижалась к шуту и не заметила, как уснула.
Проснулась она, когда было темно, только слегка светилась на туалетном столике аметистовая друза. Шут тихонько сопел ей в плечо, но тут же зашевелился, открыл глаза и сонно посмотрел.
– Выспалась?
– Выспалась. Что, спрашивается, делать будем, – улыбнулась Лена. Шут оживился.
– У меня есть одно предложение… ты как себя чувствуешь?
Лена прислушалась к себе и призналась:
– Голова болит.
– Предложение снимаю, – без огорчения произнес шут, – не стоит, когда голова болит. Может заболеть сильнее.
И за это она его тоже любила. Голова болела не настолько сильно, но кружилась, да еще тошнило. И в туалет хотелось. Шут проводил ее до двери и встретил у двери с ночной рубашкой наперевес. Лена позволила ему себя переодеть, умиротворенно радуясь осторожным прикосновениям, снова забралась под одеяло – ей было все еще холодно – и прижалась к шуту.
– Откуда у тебя шрам на виске?
Он замялся, но честно ответил:
– Не помню.
– То есть как? – удивилась Лена. – Так получить по голове и не помнить? Потеря памяти?
– Какое там… Пьян был до полного безобразия. Проснулся весь в крови. То ли подрался, то ли просто побили, то ли упал. Скорее, побили или упал, потому что на пальцах ссадин не было, значит, я кулаками не махал… Лена, больше этого не будет. Обещаю.
Она никак не могла представить себе шута пьяным до беспамятства. Случалось, они с Маркусом злоупотребляли медовухой настолько, что утром страдали от похмелья. Однажды Лена даже видела самое мощное его похмелье после визита первой Странницы, но шут помнил, как напивался и что делал. Сколько же и чего он выпил тогда?
– Какой ты очень пьяный?
