стало лучше, чем раньше.
– А про что же? Про то, что я обеды тебе не готовлю? Так у нас же теперь эта самая, горничная, и готовит она гораздо лучше, чем я. Так что, дорогой, сам выдумал себе проблему, сам и кумекай, куда бы ее подальше запихать. А я пошла.
Влад поднялся в полный рост и, шагнув к Наташе, спросил в упор, раздувая ноздри:
– Ты что, мужика себе завела, что ли?
– А ты еще ударь меня, Влад, – вскидывая на него безмятежные светло-синие глаза, предложила Наташа. – Удар у тебя поставленный, я знаю. Глядишь – и поможет. Стану прежней занюханной лахудрой в бигудях и брошу выпендриваться.
Свиридов, отдуваясь, тяжело рухнул на табурет.
Именно в этот критический в семейной жизни Свиридовых момент в кухню вошел Михал Иваныч с шестью бутылками пива в руках, веселый и цветущий, во владовском костюме и зятьковской же рубахе (Наташа решительно запретила отцу ходить в той, с позволения сказать, одежде, в которой он приехал погостить).
– Цапаетесь, а, сладкая парочка? – весело проговорил он. – Ниче, милые бранятся – только тешатся. А я вот за пивом сгонял. Сегодня же футбол по телевизору. Нельзя всухую-то: проиграют.
Михал Иваныч выдал это с таким искренним убеждением, что Наташа не удержалась от ироничной улыбки:
– Ты в прошлый раз тоже так говорил, папа. А потом заснул на середине второго этого, тайма. Я телевизор выключила, а ты проснулся через полчаса после окончания футбола и начал кричать: какое такое безобразие, почему матч не дают смотреть?
Михал Иваныч пожал массивными плечами и открыл пиво зубами.
– Ну-ка, Володька, будешь? – протянул он вторую бутылку.
Свиридов качнул головой и буркнул:
– Давай... А че за футбол-то сегодня?
Михал Иваныч, одним глотком залив в глотку половину содержимого бутылки, оживленно забубнил что- то о предматчевых раскладах и прогнозах.
Кажется, мужчины нашли общую тему, подумала Наташа. И вышла из кухни.
Сегодня ей предстояло ехать на выезд. С отвязанным бисексуалом Серегой-Сергейшей, по совместительству учившимся на театральном факультете, Светкой Морозовой и Ирой Чумаковой. Наташа прекрасно понимала, что Влад уже заподозрил неладное. Ну и черт с ним. Ведь это из-за него она по собственному почину угодила в такой переплет. Она не хотела задумываться о том, что же будет дальше, после того, как она откупит эти компрометирующие материалы... Если откупит.
Если хватит денег.
Но даже если хватит – она пока не представляла, как жить дальше. Что жить дальше надо, что никакого надлома, никакого надрыва, никаких мыслей о самоубийстве от безысходности – это понятно! Еще не хватало...
Наверное, чтобы не допускать подобных мыслей, копания в себе, в смутных предчувствиях ближайшего будущего, она в последнее время много пила. Не настолько много, чтобы нажираться, как ее папаша и Свиридов, – но все же...
Наташа подошла к зеркалу и окинула себя пристальным взглядом: хороша. Хороша Наташа, и к тому же ваша. Ваша – кто заплатит в кассу агентства достаточно денег.
Свиридова достала из бара бутылку мартини, налила себе бокал и быстро выпила. Не смакуя, не цедя глоточками – опрокинула, как водку. И тотчас же застрекотал сотовый.
– Ты где там? – раздался в трубке голос Сергейши, манерно тянущий гласные. Настраивается мальчик на работу. Обычно он говорит по-другому. – Мы ждем тебя в машине на углу Радищева и Казанской через пятнадцать минут. Ты уже готова, я думаю?
– Да.
– Вот и чудненько. Скажу тебе, Наташка, – Сергейша таинственно понизил голос, – скажу тебе, что какие-то серьезные дяденьки нас оформили.
Наташа вздрогнула.
– Совсем серьезные. Я даже удивился, когда узнал, что и тебя берут, – продолжал трещать тот. По всей видимости, экс-массажист московской поп-звезды уже успел перехватить какой-то «дури». – Обычно новеньких на порожняке обкатывают – цуциков всяких левых, кто по году копил на девочку, ублажать. Или гопоту закидную.
– Ну да, – машинально выговорила Наташа.
– На загородную виллу поедем. Говорят, будет высокое общество. По крайней мере, бабок они не считают – я сегодня в платежку Вороны залез. От нулей в глазах зарябило. Вот такие дела. До встречи. Чао!
Наташа положила телефон в сумочку и пошла к входной двери. В этот момент в прихожую вышли Влад и уже не совсем твердый на ногах Михал Иваныч.
– И когда ты вернешься? – хмуро спросил Свиридов.
– Да я скорее всего у Ленки ночевать останусь.
– Угу, – хмуро процедил Владимир. – У Ленки ночевать. Понятно.
Наташа открыла дверь и вышла из квартиры, и вслед ей выковылял заплетающийся возглас Михал Иваныча:
– Ты, дочка, это самое... только не дури! А то Во-ло-дька – вон он как. В-в-вол-ну-ица...
Сразу же после ухода Наташи Влад нырнул в джинсы, накинул на плечи ветровку и начал решительно обуваться.
– Ты куда? – недоуменно спросил Михал Иваныч. – Э-э, Володька, а футбол?
– Какой там еще футбол? – пробурчал Свиридов. – Пойду-ка я посмотрю, к какой там Ленке она так вырядилась и намазалась.
– Э, брат, да ты чистый Отелло! М-м-м... Я, помнится, в молодости тоже было заподозрил, стало быть, что Нинка, моя жена, Наташкина мать, стало быть, от меня гуляет. Так я проследил... Она пришла к своей подружке, а той дома не было, это я точно узнал. – Михал Иваныч сделал таинственное лицо и большие глаза, но быстро и нервно одевающийся Свиридов этого не заметил. – Точно узнал, она в этот день к родителям уехала, а моей, стало быть, ключики-то от хаты оставила, чтобы там шуры-муры разводить. Я притаился около двери, ну, думаю, поймаю я этого козла и покажу ему ммммать достопочтенного Кузьмы! Смотрю, идет мужик. Идет и оглядывается. Ну, думаю, вот ты и попался, прелюбодей... Любо... юбо... еб его в жопу мать! – наконец выговорил Михал Иваныч. – И глаза еще такие вороватые. Я, значится, подскочил и его бутылкой по голове – хвать!
– Какой бутылкой? – спросил Свиридов, прицепляя к брючному ремню сотовый и засовывая за пояс пистолет.
– Как какой? Вводочной! Мне же волнительно было. Вот так собственную жену выслеживать... Я человек семейный, нервный, не Нат Пинкертон какой-нибудь. Вот и принял успокоительного. А он, мужик этот, в аккурат к последнему глотку появился.
И Михаил Иванович начал с не меньшей решимостью, чем Владимир, надевать туфли, не прекращая вещать о своих молодых похождениях:
– Мужик этот в отруб сразу пошел. А потом оказалось, что он озирался вовсе не потому, что к моей жене шел. Оказался этот прохиндей мошенником и вором, которого милиция искала. Расхититель социалистицкой собственности! Да, чуть не забыл. Меня потом за политическую сознательность и помощь при поимке опасного преступника это... грамотой почетной наградили!
– Ага, – механически сказал Влад. – Посторонись-ка, Иваныч, всю дверь загородил. А куда это ты собрался?
– С тобой, – ответил верный муж и заботливый отец, и только тут увидел, что за поясной ремень Влада заткнут пистолет. Широкое лицо Михал Иваныча вытянулось.
– А эта-а-а што такое? Зачем пистолет? Ты мне это... Нечего тут Отеллу изображать.
– Михал Иваныч, ну потом мы с тобой поговорим! – воскликнул Свиридов, пытаясь проскользнуть мимо несносного карагандинского родственничка.
