Следователь сделал вид, что не заметил моей откровенной глупости. Позвонил в колокольчик, шепнул что-то дежурному и через пару минут пришёл мужчина с очень пристальным взглядом. Тот достал какую-то палочку и принялся водить ею вокруг моего тела наподобие металлоискателя. Насколько я смог рассмотреть, она только рядом с моими руками изменила цвет, да и то чуть-чуть.
— Можно ваше оружие?
Я немного напрягся, но молча выложил на стол всё что у меня было. Метательные ножи и меч прошли проверку без проблем, а вот мой собственный нож чем-то заинтересовал местного криминалиста. Тестовая палочка не среагировала, но спец начал вертеть нож, будто пытался разглядеть там что-то особое. Несколько раз косился на меня, будто хотел спросить что-то, но сдержался. Потом пошептался со следователем и ушёл. Тот тоже как-то враз потерял интерес к разговору. Отложил бумаги в сторону, оглядел нас с Вероной уже без прежней подозрительности.
— Вопросов больше нет, леди Верона.
Мы направились к выходу, и вдруг следователь выдал странную фразу.
— Надеюсь, для вас случайности будут более удачные.
Я даже обернулся, но следак не стал объяснять свои намёки и предпочёл уткнуться в бумаги.
После посещения следователя мы сразу вернулись в дом Вероны. Время уже было позднее, и сидеть в ожидании непонятно чего было неинтересно.
— Может спать пойдём? — спросил я у Вероны.
— Да, конечно.
Вернувшись в её спальню, я решил хоть немного отработать свой образ телохранителя. Прошёлся по комнате, заглядывая во все закоулки. Проверил замок на двери, зачем-то залез в большой шифоньер. Но там кроме женского белья ничего не было, да и Верона недовольно скривилась, так что я побыстрее закрыл дверки. Что там ещё положено проверять? По смыслу, вроде как все возможные пути проникновения. В камин я не полез, хотя труба там была широченная, но больно уж закопченная. Так, глянул мельком. Окно было высоким и широким. Открыв створку, высунулся наружу и осмотрелся. Деревьев поблизости нет, вьющихся растений тоже, до земли метров пять. Да ещё из подоконника торчал целый ряд изогнутых к земле заострённых стальных штырей. Очень своевременная добавка. К моему удивлению, такой же ряд штырей, но уже загнутых вверх, торчал и над окошком. Верона заметила моё удивление и чуть улыбнулась.
— Муж был очень ревнивым и, хотя я не давала повода, оборудовал дом некоторыми приспособлениями, затрудняющими проникновение в дом в неурочное время.
— И правильно сделал — заметив изменившийся взгляд Вероны, я решил уточнить — Мало ли кто в гости захочет прийти без приглашения. И спокойнее так.
Я оглядел спальню ещё раз.
— Вроде всё нормально, можно ложиться.
Верона покосилась на кровать.
— А ты где будешь?
— Во второй комнате. (Спальня Вероны соединялась с неким подобием кабинета-будуара). Там у тебя диван очень даже приличный.
Верона не стала ничего уточнять. Позвонила в колокольчик, что-то сказала прибежавшей служанке, и минут через десять я с удивлением рассматривал, что они сотворили с диваном. Вроде было нормальное ложе, широкое, просторное, с плавно изогнутыми спинкой и боковинками. Я уже предвкушал, как я на нём развалюсь, а тут всё испортили! Простынь была из какой-то тончайшей ткани с розоватым оттенком. Подушка большой, очень мягкой, но с кружевами по краям. Даже пододеяльник был чуть ли не с вышитыми узорами. Ну как, спрашивается, валяться на этом в сапогах?!
Спасибо, конечно, Вероне за заботу, но меня эта постель почему-то раздражала. Но не ругать же хозяйку. Пришлось выдавить из себя короткое «Спасибо». Верона чуть нахмурилась, но не стала выяснять причину моего недовольства. Ушла к себе и стала устраиваться на ночь. Я дождался, пока она затихнет, и стал укладываться сам. Для начала запер окно и дверь в коридор, подтащил стол поближе к дивану и разложил на нём своё оружие. Немного посомневавшись, всё-таки разделся, задул все свечи, кроме одной на столе, и тоже улёгся.
И как обычно, спать сразу расхотелось. Закинув руки за голову, стал перебирать события дня. Как-то всё сумбурно, неправильно. Утром хотел навредничать Вероне, а к ночи оказался в её спальне в качестве охраны. И охранять её не очень хочется, и ухаживать за ней не хочется, и что теперь делать дальше совершенно непонятно. Может плюнуть на всё и сбежать куда-нибудь? Куда только? И чем заняться, чтобы всем было по возможности плохо? Мысли получались сумбурными, но ничего толкового в голову не приходило. Да ещё и Верона никак не могла уснуть и крутилась в своей постели. На мгновение даже мелькнула мысль — кто мне мешает встать, зайти к ней и… Но я даже не стал просчитывать дальнейшие варианты. Грубо это, гадко и подло. Да и чего я собственно добьюсь? Криков, слёз, ненависти? А мне это надо? Где-то в глубине души прятался невидимый ограничитель, который не дал бы мне это сделать. Ни за деньги, ни ради выгоды. Может книжное детство, может воспитание, но в некоторых ситуациях я через себя переступить не мог. Иногда это помогало, иногда мешало, делая объектом для насмешек более «продвинутых» сверстников. Ну и ладно, какой есть такой есть. Как говорила Скарлет, «Об этом я подумаю завтра».
Я покрутился, устраиваясь поудобней, и тут, лёгкая на помине, появилась Верона. В красивейшей ночнушке до пола, с распущенными волосами. Покосилась на меня, несколько раз прошлась по комнате, будто что-то разыскивая, затем остановилась у дивана, и вдруг, будто решившись, быстренько перелезла через меня и забралась под одеяло. Я даже удивиться не успел.
Диван для одного был даже широк, а вот двоим стало тесновато. Пришлось поднять руку и Верона тут же прижалась к моему боку и притихла.
И как это всё понимать?! Мы же не в дороге, кроватей много, сегодня никого, во всяком случае, на наших глазах, не убили, на Верону никто при мне не бросался. Так какого чёрта она ко мне жмётся? Опять какие-то страхи? Но устраивать разборки и выяснения сейчас было бы глупо. Ладно, одну ночку можно и потерпеть. Есть даже плюс — теперь не надо будет прислушиваться всю ночь. Если уж придут убивать, то начнут с меня. Живым охранником при мёртвом нанимателе остаться не получится. Ну и ладно.
Я дотянулся до свечки, погасил её и покрутился, устраиваясь поудобнее. Это оказалось ошибкой. Верона, поняв, что я не буду ругаться и выгонять её, тоже решила улечься поудобней. Мы и раньше спали в одной постели, но сейчас это было совершенно по-другому. На нешироком диване мы не могли отодвинуться друг от друга. Верона почти привычно обняла меня и даже положила на меня ногу. Но сейчас-то мы были не в грубой дорожной одежде, а в тончайшем белье, которое само по себе возбуждало своей мягкой нежностью! И вся жаркая упругая мягкость тела Вероны вдруг стала ощущаться до мельчайших подробностей. Сон отшибло напрочь, и рука, которой я приобнял Верону, невольно поползла по её телу. Я успел её остановить, но это стало новой пыткой. Женщина рядом, ощущаешь её чуть ли не всем телом, желание внутри начинает бушевать вулканом, но трогать её нельзя. Не знаю почему, но нельзя. От этих взаимоисключающих требований тело не знало что делать. Обнять и прижать к себе — нельзя, просто лежать — невозможно. Мышцы начало сводить судорогой, дыхание стало громче и чаще. Через несколько минут понял, что так я точно не усну. Надо или Верону выгонять, или самому уходить. Ещё пара минут, и что-нибудь с ней сотворю. Верона как телепатка снова уловила мои мысли, да и чего там улавливать, если мужика уже всего колотит от обуревающего желания. Она приподнялась на локте, чуть навалилась на меня грудью и легонечко поцеловала. Мой ответ был даже не пионерским, а почти как у первоклассника. Верона замерла, будто пытаясь понять смысл моего странного ответа. Я даже понадеялся, что она обидится и уйдёт, но Верона после некоторой паузы начала целовать меня уже по настоящему, чувственно, и я сразу сдался, не в силах терпеть эту сладкую муку. Одежда полетела в сторону, а дальше началось безумие. Верона была зрелой женщиной и прекрасно знала, что и зачем мы делаем. С радостью принимала мои ласки и, не скупясь, дарила свои. С каждой минутой возбуждение нарастало.
Гораздо позже, вспоминая эту ночь, я с улыбкой решил, что нас, голеньких, можно было взять голыми руками — мы бы ничего не услышали и не почувствовали…
Утром я проснулся в одиночестве. Убедившись, что на меня никто не смотрит, быстренько оделся, неожиданно вспомнив, что спину мне лучше никому не показывать.
