Глава седьмая
— Какой в субботу спектакль, Сергей Михайлович?
— «Камарго», Ваше Величество. Французская вещь. Кшесинская танцует. — Последнее князь Волконский сказал с некоторой осторожностью.
— Это что-то особенное? — спросил Государь.
— Да… Там, знаете ли, Ваше Величество, кое-что будет.
Государь заговорщицки улыбнулся:
— Тогда я приеду один.
Полуобнаженное тело вращалось с невообразимой скоростью. Ее поклонники и враги громко считали — 32 раза. Она остановилась. Краешком глаза Мати посмотрела на Императорскую ложу. Государь сидел один. Зал взорвался аплодисментами. Она никогда еще не делала это в этом костюме, который придумала сама. Зрители повскакали с кресел, у сцены образовалась целая толпа поклонников. Овация не прекращалась. Все сцена была завалена цветами. Мужчины кричали: «Браво, браво, Мати…»
Князь Волконский стоял в кулисах, утирая пот с лица. Конечно, до него дошли слухи про костюм, но он не придал им никакого значения. Легкомысленный балет, Франция, кокотки. Какое безобразие! Эта Кшесинская сошла с ума, кто она такая, чтобы выходить на сцену Императорского театра почти голой!
Комната благоухала цветами. От Андрея, каких-то неизвестных офицеров. Куча поклонников, которых она в глаза не видела. Это был настоящий триумф. Домой она вернулась очень возбужденной. Ночью не могла уснуть, возбуждение не проходило. Андрей делал все, чтобы ее успокоить.
Утром была назначена репетиция. Андрей подбросил ее к театру на машине. Мати не успела войти в свою уборную, как в дверь заглянула секретарша и сообщила, что Мати срочно просит зайти директор. Она предполагала, о чем будет разговор. Между прочим, Иван Александрович Всеволожский, дядя Волконского, бывший директор, был не в пример покладистее племянника. Но ничего. Она приготовилась защищаться.
На лице князя Волконского было написано крайнее раздражение.
— Я налагаю на вас штраф, мадам, за нарушение наших правил, — сказал он ледяным голосом.
— В чем я виновата, Ваше Сиятельство?
— Великая балерина Пьерина Леньяни танцевала эту партию в костюме времен Людовика XV. Это был любимый костюм Екатерины Великой. Вы решили, что вам это не подходит. Вы появились на сцене почти голой. Это Императорский театр, а не частная лавочка. — Волконский запнулся от возмущения. — Еще одно такое нарушение, и Вы покинете театр.
— Ваше Сиятельство, нужно идти в ногу со временем. Костюм в стиле Людовика XV больше не в моде. Мой костюм имел огромный успех. Это несправедливо. Старые правила — это настоящая тирания. Вы просто хотите ввести цензуру. Художнику нужна свобода. — Она гордо поднялась. В дверях оглянулась:
— Всего доброго, Ваше Сиятельство.
Мати злилась. Кто он такой, этот маленький князек Волконский? У нее был такой ошеломительный успех. А он ни слова благодарности. Еще посмотрим, кто уйдет из театра. К вечеру ей донесли, что афиши с балетом «Камарго» из фойе исчезли «до нового объявления». День был испорчен. Пропало настроение идти в зал заниматься. Домой она вернулась вся в слезах. Сергей был на Кавказе, и она позвонила Владимиру Александровичу, большому покровителю искусств. Мати была так расстроена, что не в силах была объяснить, что случилось. Но ему уже все рассказали во всех подробностях. Андрей вернулся домой с цветами. Он уже все знал. Андрей целовал мокрое от слез лицо Мати, приговаривая:
— Все будет хорошо, милая, вот посмотришь. Отец уже говорил с Ники.
— Правда?
— Ну да. Все будет хорошо, ты же лучшая балерина в России, поедем в деревню, там успокоишься и забудешь. Будем только вдвоем.
Они провели два чудных дня в деревне, вернулись поздно. Утром Мати проснулась от какого-то странного шума на улице. Она подошла к окну. За оградой толпились журналисты.
— Андрей, Андрей, проснись! Журналисты! Что— то случилось!
— Я тебе вчера сказал, что если они придут, мы должны делать вид, что ничего не знаем.
— Соня, Соня, пусти господ журналистов во двор и скажи, что я к ним выйду. Мне нужно полчаса.
Через полчаса она вышла в зал.
— Доброе утро, господа. Что случилось? Чем я могу быть полезной?
— Мадмуазель Кшесинская, ваш штраф в театре был аннулирован по Высочайшему повелению. Князь Волконский в знак протеста подал в отставку. В театре огромный переполох. Что Вы на это скажете?
— Но в чем моя вина, господа? Я только думала об успехе нашего театра.
— Правда ли, что балерина из Дрездена Гримальди покинула театр из-за Вас? Вы объявили монополию на балет «Тщетная предосторожность»?
— Но это мой балет. Я всегда его танцевала. Что, у меня нет никаких прав?
— Мадам, какие у вас отношения сейчас с Его Величеством?
— Я не понимаю, о чем Вы.
— Говорят, Великий князь Сергей Михайлович тоже вмешался в ситуацию? Это правда?
— Но он директор Театрального общества, а вообще спросите у него. Вероятно, вмешался. Мы друзья.
— Друзья?
— А с Великим князем Андреем Вы тоже друзья? По-видимому, он сейчас у вас? У подъезда его машина?
Мати, еле сдерживая слезы, вышла из гостиной.
— Соня, скажи им, чтобы убирались.
Андрей долго не мог ее успокоить. Самому ему тоже было очень неловко.
На следующий день вечерний номер «Санкт-Петербургской газеты» сообщал на первой странице:
Когда в ноябре, после четырех месяцев на Кавказе, Сергей Михайлович вернулся в Петербург, Мати уже знала, что беременна, но не сказала ему ни одного слова. 18 июня 1902 года на вилле в Стрельне Мати родила мальчика. Хотя 29-летняя мать была в полном здравии, роды оказались сложными. Был момент, когда три доктора, которые были приглашены на роды, сомневались в благополучном исходе. Но, слава Богу, обошлось. Через три недели после события Мати написала сестре письмо, которое Юлия прочитала отцу.
