клеился даже после того, как принесли ликер и мужчины выпили. В прошлой жизни они все знали друг друга, но никогда не бывали вместе.
Виталик вскоре поднялся.
— Ребята, я поехал спать, не хочется с вами расставаться, но времени уже три часа. Ислам, я тебя завтра жду, позвони часов в двенадцать, договоримся. У меня завтра с утра стрелка забита, разборка серьезная. Или я тебе позвоню. Ну, хоп.
Виталик ушел. Ислам остался наедине с Ланой.
— Сказать, чтобы тебе еще принесли выпить? — спросила она.
К своей рюмке она почти не притронулась.
— А ты?
— Я же на работе, извини. Я бы выпила с удовольствием за встречу.
— Тогда и я не буду.
— Ты давно в Москве?
— Лет десять, наверное, будет.
— Один или с семьей? Ваши мужчины любят жен дома оставлять.
— Я не женат.
— Как, до сих пор? Только не вздумай сказать, что ты из-за меня не женился.
Ислам засмеялся.
— БЫЛ бы помоложе, обязательно сказал. Но какое-то время я действительно ждал тебя.
— Как это трогательно, — грустно сказала Лана, — и какая я свинья! Даже не знаю, что сказать в свое оправданье. Ты получил мое письмо, тем летом. Но ты не знаешь, что я написала два письма. Второе перехватила мать — оно было более откровенным. Я как дура оставила его в книжке на столе и пошла на речку. Не думала, что она будет рыться в моих вещах. Ох, и влетело же мне тогда! Я думала, что она меня убьет. Нагнала она на меня страху, поэтому я и не стала искать тебя — такого она мне наговорила про азербайджанских мужиков! И жен своих за людей не считают, не работают! Целый день в чайхане пропадают, а жена — и с детьми, и в огороде. А что я? Маленькая была, к тому же сколько раз видела ваших женщин с огромными тазами на голове… Потом отец получил новое назначение, и мы уехали.
Я вышла замуж за офицера. Он служил в Германии. Потом Шеварднадзе вместе с Горбачевым сдали нас, и мы оказались в России-матушке, жили в казармах, бараках, месяцами воды горячей не видели. Потом началась перестройка, инфляция, нищенское существование, муж запил. Его можно было понять: кадровый военный, майор — и не имеет возможности содержать семью! В Германии мы очень хорошо жили: двойной оклад, один в марках, другой — рублевый в России на книжке. Была приличная сумма, тысяч тридцать, денежные реформы превратили их в труху. Кончилось тем, что я забрала дочь и уехала. Она здесь, в Подольске живет, с мамой.
Я открыла салон, денег у меня не было, в долгах оказалась, пока раскручивалась, клиентуру набирала… А тут еще бандиты появились: плати, говорят, десять процентов, это наша территория. Я вспомнила про Виталика — я о нем все время в курсе была, с подругой переписывалась, знала, что он сидел. Нашла его, и вот с тех пор он — моя крыша. Тут такие разборки были — чуть до стрельбы не дошло! Он объявил, что это его салон, и послал всех. Хотя это против воровских правил. Но что правила, если они нас дружбы лишают?
— Это ты хорошо сказала, — согласился Ислам. — Ну а как с личной жизнью? Не думаю, что ты одна.
— Ты прав, я не одна. Почему-то трудно говорить тебе об этом: такое чувство, словно я виновата перед тобой. Надеюсь, ты не ревнуешь?
— Вовсе нет, это было бы смешно и глупо, — сказал Ислам.
— Он моложе меня на несколько лет, белорус. Я снимаю квартиру, он живет у меня. В некотором роде альфонс, денег у него нет — одни проекты, нигде не работает. Нелегальный эмигрант. А как твои дела, чем ты занимаешься?
— Мои дела до последнего времени шли неплохо, но как-то все быстро рухнуло: рынок, который я держал, закрыли. Я ВЛОЖИЛСЯ в новое дело — и здесь все пошло наперекосяк: стоило мне отлучиться на неделю, как исчез посредник, передал он деньги или нет — я не знаю. К тому же сегодня в меня стреляли, и то, что я остался жив, — случайность.
— Какой ужас! Ты сказал об этом Виталику?
— Нет.
— Обязательно расскажи, он поможет тебе.
— Я никак не могу привыкнуть к его новому амплуа, я помню его совсем другим человеком.
— Все изменилось, мы живем в другое время и в другой стране. Все стало таким сложным…
— Может, обнимемся? — спросил Ислам Что?
— Давай обнимемся, — повторил Ислам. Наступила пауза, во время которой Лана с изумленной улыбкой смотрела на Ислама.
— Даже не знаю, что сказать, — наконец произнесла она, — спросить «зачем?» будет глупо, но почему вдруг, ни с того ни с сего?
— Человек вдруг чувствует голод, со стороны может показаться — ни с того ни сего.
Ислам встал, вынудив подняться Лану, и привлек ее к себе.
Увы, память тела не сохранила никаких воспоминаний. Он держал в объятиях благоухающую молодую привлекательную женщину, но не более того. Не слишком ли большую цену мы платим за то, что наделены памятью? Наше сознание играет с нами злую шутку, превращая наш мозг в механизм самоуничтожения. Нет ничего рационального в том, что мы истязаем себя воспоминаниями об утратах.
Ислам отпустил Лану и на ее вопросительный взгляд ответил:
— Ничего, просто захотелось тебя обнять.
Лана ласково провела ладонью по его лицу. В этот момент открылась дверь, и появился Виталик.
— Черт, так и знал, что помешаю!
Лана вдруг покраснела и как то по-детски заявила:
— Мы ничего не делали, честное слово!
— А вот это зря! Я, выходит, зря болтался по городу в такую холодину.
Виталик, ухмыляясь, поглядел в зеркало.
— Так ты специально ушел! Ах ты сводник, — Лана шутливо замахнулась на него.
Виталик сел в кресло, потер руки:
— Наливайте, а то я замерз как собака. Ислам наполнил рюмки.
— Ну, давайте еще раз, за встречу! Выпили, и Виталик спросил:
— А что в Ленкорани? Я хоть с обидой этот город покинул, но все равно скучаю иногда. Поехал бы, но не к кому. Расскажи, что там хорошего, кто уехал, кто остался?
— Ничего хорошего там нет, — сказал Ислам. — Все, у кого была возможность, уехали. Заводы стоят, оборудование все разграблено. Работы нет, все на рынке друг у друга что-то покупают, перепродают, меняют валюту, доллары на манаты, манаты на рубли. Торгуют ширпотребом. Да и сам город как-то почернел и съежился.
— Ладно, — сказал Виталик, — давай выпьем за город нашего детства! Мне понравилось, как сказал Гарри Каспаров. На вопрос журналиста, не хочет ли он побывать в Баку, он ответил, что того города уже нет, поэтому этот вопрос перед ним не стоит. А ты что не пьешь? — спросил Виталик, обращаясь к Лане.
— Я не пью вообще, — ответила Лана, — а на работе особенно. Кроме того, мне нужно домой. Мальчики, отпустите меня!
— Что, Ислам, — спросил Виталик, — отпускаем ее?
— Пусть едет, — сказал Ислам, — я и так злоупотребил ее временем.
— Какое благородство! — сказал Виталик. — Вот он всегда этим отличался.
— Не пропадай, надо еще увидеться, — сказала Лана Исламу.
— А я? — спросил Виталик.
— Ты тоже. До свидания.
Лана надела пальто, послала обоим воздушный поцелуй и ушла. Друзья выпили еще по рюмке на
