— Я позвал Абдула, — заговорил Гара, — но он заявил, что когда у него была разборка с Тельманом, ты отказался помочь ему.
— Я с Тельманом учился в одном классе, — раздраженно ответил Ислам. — А ты не сказал Абдулу, что это он прижег Корневу лоб?
— Конечно, но он сказал, что за себя сам ответит, короче, не согласился.
— Вот свинья, — в сердцах бросил Ислам, — ведь он заварил эту кашу. Если бы не он, Корнев вряд бы ли пошел на принцип.
Гара пожал плечами. Возле Центрального универмага Гара сказал:
— Подожди две минуты, мне купить надо кое-что.
— Ты тоже время выбрал для покупок, — недовольно сказал Ислам, — может, еще на базар зайдем?
— Базар уже закрыт, — ответил Гара.
Он скрылся в дверях магазина и через некоторое время вышел, держа в руках небольшой сверток. Ислам покосился на него, но любопытствовать не стал. Через несколько шагов Гара развернул сверток, в руках у него оказался тонкий хозяйственный нож с деревянной ручкой, он засунул его за ремешок часов с внутренней стороны, сказав при этом:
— Таиру в живот засуну, мне все равно послезавтра в армию идти.
Ислам заметил:
— Встретишь Джавдета — не убивай его, он мой. Но Гара не оценил юмора.
— Джавдет кто такой? — спросил он.
— Никто, пошли быстрей, а то опоздаем.
— Не опоздаем, вон они, в чайхане сидят.
Корнев действительно сидел в скверике за столом, в окружении нескольких молодых людей лет двадцати пяти — тридцати, с решительными лицами. Корнев тоже заметил Ислама и с любопытством на него воззрился и, видимо, привлек внимание остальных, так как вся компания вдруг повернула головы и проводила их взглядами.
— Интересно, кто из них Таир, — пробормотал Гара.
— Скоро узнаем, — рассеянно сказал Ислам.
Он думал о том, что поступил опрометчиво, не обеспечив себе надежный тыл в лице хотя бы двоюродных братьев. Он почти не общался со своей родней, и напрасно, поскольку только с материнской стороны у него насчитывалось одиннадцать двоюродных братьев, которых можно было позвать на эту «вечеринку», но это только сейчас пришло ему в голову. С отцовской родней отношений не было никаких, мать они не приняли с самого начала. Последний раз Ислам был в отцовском доме лет десять назад, когда деда разбил паралич. Отца в Ленкорани к тому времени уже не было, он осваивал необъятные просторы Сибири. Дед лежал в кальсонах на открытой веранде, под одеялом; увидев мальчика, он поднялся (несмотря на увещевания родных), обнял Ислама и заплакал. Он был небрит… Утратил дар речи и произносил только нечленораздельные звуки. Через несколько месяцев он умер.
В привокзальном парке одиноко прогуливался Виталик. Он встретил их вопросом:
— Который час?
— Ровно восемь, — ответил Ислам и поинтересовался: — Ты куда-то торопишься?
— Да че-то никого нету, столько ребят должны были прийти, — оправдываясь, заговорил Виталик.
— Старик, брось, — успокоил его Ислам, — не расстраивайся, для Ленкорани это в порядке вещей, они подтянутся, когда уже все закончится.
Но на этот раз Ислам ошибся: по двое, по трое в парк стали стягиваться молодые люди. Некоторые подходили, здоровались, а некоторые салютовали издалека и усаживались на скамейки. Виталик называл их имена, иногда озабоченно говорил: «Это не наши».
— Старик, я смотрю, ты поработал на совесть, — заметил Ислам.
— А ты как думал, — довольно сказал Виталик.
Гара хранил угрюмое молчание.
Таир-тюремщик оказался крупного, несколько рыхлого телосложения, он был на голову выше Ислама и раза в два шире, просто удивительно, как он сумел так раздобреть на казенных харчах. Эта разборка, видимо, обещала стать звездным часом Корнева, ему с трудом удавалось сохранить грозное выражение лица, глаза его лучились счастьем, и, чтобы скрыть это, ему приходилось их суживать, от чего он вдруг становился похож то ли на конопатого чукчу, то ли узбека. Подошли, поздоровались, и началась собственно разборка.
— Вот этот, — сказал Корнев, указывая на Ислама.
— Ты говоришь по-азербайджански? — спросил Таир.
— Конечно, — удивился Ислам.
— Ну, мы тебя слушаем, — снисходительно сказал Таир.
— А мне вам нечего сказать, — ответил Ислам.
— А зачем же ты нас сюда позвал? — удивился Таир.
— Давайте уточним — я вас не звал сюда, — сказал Ислам — напротив, меня сюда позвал вот этот человек. Я пришел, пусть он скажет, что он имеет ко мне.
Возразить Таиру было нечего, и он отступил. В этот момент он был похож на большого пса, который ворча пятится от вожделенной кости. Первый раунд (словесный) оказался за Исламом, и это было хорошим знаком. В старые добрые времена никто не спешил бить друг друга по лицу, дипломатия перед боем считалась хорошим тоном.
Все взоры обратились к Корневу, и он, оказавшись в центре внимания, несколько растерялся, так как не был готов к роли центральной фигуры, ему даже показалось, что единомышленники как-то отступили от него. Корнев сморгнул и посмотрел на Таира; тот, начиная раздражаться, буркнул:
— Говори, да, говори, что хочешь сказать.
Но даже получив напутствие, Корнев не мог уже выйти из своей второстепенной роли и начать самостоятельную игру. Наконец он выдавил из себя:
— Че ты ходишь блатуешь?
— Можно поконкретней, — попросил Ислам, — а то у нас в Ленкорани каждый второй ходит блатует, это особенность ленкоранцев.
Эта историческая справка вызвала одобрительные улыбки у всех без исключения. Ислам мог засчитать себе еще одно очко.
— Ну, ребят задирал, когда они в теннис играли.
— Твои ребята, русские, — подчеркнул Ислам, — назвали моего друга, азербайджанца, черножопым. Вот этого, — он указал на Гара. — И мы за это им ничего не сделали.
В толпе, собравшейся вокруг, послышались возмущенные реплики.
— А ты сам-то кто? — спросил кто-то из окружения Таира. — Не русский разве?
— Я азербайджанец.
Ислам заметил, как удивленно переглянулись люди Таира, и у самого Таира на лице отразилось недоумение.
— А ты вызываешь меня сюда, — продолжал Ислам, — и говоришь, что я блатую.
— Как это вы им ничего не сделали?.. — заторопился Корнев. — Вы их избили, потом ты моему другу чуть спину не сломал…
— Слушай, ты людям сказки не рассказывай, — оборвал его Ислам, — они напали на меня (это было в другой день), их семь человек, а я один. Случайно вот он появился, — Ислам положил руку на плечо Гара, — и мы отбились.
Корнев покраснел, сознавая, что все его обвинения выглядят нелепо. Он кожей чувствовал недовольство Таира и его друзей. В этот миг спасительная мысль пришла ему в голову… Как он мог забыть об этом!
— Вы мне сигарету в лоб потушили, — сказал он.
В толпе послышались смешки. Таир недовольно посмотрел на весельчаков.
— Это был не я, — сказал Ислам, — это был Абдул, его здесь нет, и я за него не отвечаю.
