— Неважно. Сказано вам, скорей. Брюки!
Поэт Гораций, говоривший обычно по-латыни, советовал сохранять спокойствие разума в самых тяжелых обстоятельствах. «Aequam memento rebus in arduis servare mentem», — говорил он, и все признавали, что совет его достаточно здрав; все — но не лорд Тилбери. Его не удалось бы убедить и за час. В первом виконте, ожидавшем Перси, не было римского стоицизма.
Вначале он думал было позвонить Гвендолен, но решил, что ситуация умалит его в ее глазах. Позвонить дворецкому, в Уимблдон? Но дворецкий ушел, как и вся прислуга. Кухарка миссис Бингли, горничные Клер и Джейн, кухонный мальчик и сам мистер Уилмби обиделись на него, уволились и исчезли, как прошлогодний снег.
Человеку, у которого 23 пары брюк, такая ситуация неприятна. Лорду Тилбери снилось иногда что-то похожее, но он и не думал, что станет санкюлотом наяву, да еще днем. Словом, он заметался в отчаянии — и увидел пеструю обложку «Светских сплетен». Звук, который он издал, можно поставить где-то между «хрюкнул» и «забулькал». Если бы Архимед охрип, он бы примерно так воскликнул: «Эврика».
Давление, вскочившее вверх, быстро опустилось. Разум и чувства встали на свои места. Виконт удивлялся, что раньше не подумал о Пилбеме. Хорошо, перед Гвендолен — стыдно. Ладно, дворецкого нет. Но Пилбем же есть, а его мнение… Вот уж поистине наплевать! Может быть, он посмеется — что ж, пожалуйста. Лорд Тилбери кинулся к телефону.
Дальнейшее мы знаем. Виконт ждал долго, так долго, что давление поползло вверх, чувства и разум — дрогнули. Он привык, чтобы его приказы выполняли точно и быстро. Конечно, Пилбем уже от него не зависел, но он видел в нем подчиненного (как, впрочем, почти во всех).
Наконец раздался звонок. Он кинулся к двери. За нею стоял Пилбем с красивым бульдогом, который немедленно стал кидаться на несчастного лорда, осыпая его пылкими поцелуями. Кое-как увернувшись, лорд строго заметил:
— Однако вы не спешили.
Пилбем удивился, мало того — огорчился.
— Нет, спешил. Это ж какой крюк, в Вэлли-Филдз!
— Зачем вас туда понесло?
— Как это, зачем? За Брюквой.
— Какой Брюквой?
— Да за ним. Вы же сказали его притащить. Я и поехал к Гвен.
Лорд Тилбери просто озверел.
— Вы имеете в виду мисс Гиббз?
— Ясное дело. А, понятно! Удивились, что я ее так называю. Ничего, она моя кузина.
Не будем скрывать, что виконта это потрясло, тем более что утром, в отеле, лакей заверил его, что племянница исключительно рада своей должности. Но глубина его чувств доказывается тем, что, хотя он дернулся, словно ученица мисс Дункан, напоровшаяся на гвоздь, чувства эти удержались. Лучше бы не породниться с Перси и не называть его отца «дядя Уилли», но если все это входит в набор — что ж, пожалуйста. Можно в конце концов и отвадить их от гнездышка, если мы вправе так называть солидный дом в Уимблдон Коммонс.
— Да? — заметил он, отпрыгивая от бывшего Персиваля Рандольфа. — Тесен мир. А вы — идиот, каких мало.
Пилбем поджался, он не любил таких отзывов.
— Я просил
— Ясно, — признался Перси. — Вижу. Сразу заметил. В чем дело?
Виконт стал почти синим, что случалось с ним в пылу чувств.
— В чем? А в том, что ваш Кристофер их забрал.
— Зачем они ему нужны? Для коллекции?
— У него их тоже забрали. Чтобы не вышел и не влип в историю. Сестрица додумалась.
— Умно! — признал сыщик, человек справедливый, подумав, кстати, о том, что с этой семейкой держи ухо востро. — Что же я тут могу сделать?
Лорд Тилбери нетерпеливо пощелкал языком. Казалось бы, и так понятно!
— Вы можете поехать ко мне, в Уимблдон, и привезти пару. Знаете адрес?
— Как-нибудь найду.
— Брюки в шкафу, у меня, на втором этаже.
Виконт подошел к столу, где предусмотрительный Бифф положил все, что вынул из карманов.
— Вот ключ от входной двери.
Перси рассеянно сунул ключ в жилетный карман. Он соображал, как бы тут поживиться.
— Я думал, — сказал он, — вы сейчас поближе, в «Баррибо».
— Да, — отвечал лорд. — Но если вам кажется, что можно пойти туда и попросить брюки, вы сильно заблуждаетесь. Через полчаса об этом узнает весь Лондон. Так что будьте любезны, отправляйтесь в Уимблдон.
Тон его не понравился бы пуристу. Сыщик пуристом не был, но в нем еще оставалось что-то от прежнего страха перед шефом. Только когда тот заметил: «Слышите, кретин?», он ответил:
— Буду я таскаться! Дел много.
— Пилбем! — заорал виконт, но Перси уже понесло. Думал он и о возможной выгоде.
— Да ладно, — сказал он. — Орет, кричит… Страшный какой нашелся! Черта с два я туда поеду. Я вот что сделаю, я вам по дружбе свои брюки продам. Тесноваты, да, вы у нас дядя солидный, но до отеля доберетесь. А? Идет?
Человек, начавший с нуля и создавший могущественную компанию, знает, что самолюбием иногда приходится жертвовать. В былые, давние дни нынешний лорд умел глотать обиды. Сейчас он стал синим — но не колебался. У него был разум прагматика. Брюки нужны? Нужны. У Пилбема они есть? Есть. Вот и все. Значит, не стоит варить сыщика в масле. Предложение надо принять.
— Сколько? — спросил он.
— Сто десять фунтов.
— Вы с ума сошли! — пропыхтел он.
— Нет, — отвечал Пилбем. — Десятка за брюки, сотню я дал Кристоферу, чтобы напился.
— Я не обязан за это платить!
— Ну, что вы! Обязаны.
— Сто фунтов!
— Накладные расходы. Я ему вкрутил, что это от Скотланд-Ярда.,
— Не заплачу!
— Как хотите. Пошли, Брюква.
Шесть проектов пронеслось в мозгу лорда Тилбери, очень похожих друг на друга, но обесцененных тем, что этот лорд никак не сильнее сыщика. Вот если бы дубинку или топор — однако их нет. Как говорили авторы его передовиц, пришлось примириться с неизбежностью.
— Пятьдесят, а?
— Сто десять.
— Семьдесят пять.
— Ну ладно, сто. По старой дружбе.
Лорд Тилбери больше не спорил. Его посетила здоровая мысль — можно позвонить в банк и остановить чек. Она освежила его, словно утренний ветер.
— Хорошо, — сказал он, удивляя Перси внезапной веселостью. — Прошу. — И буквально через минуту, в очень сомнительном виде, уже шел к двери, огорчая тем самым общительного Персиваля Рандольфа.
Как многие люди со средствами, лорд Тилбери пользовался услугами разных банков. Чек он выписал на Мэйферское отделение банка Национального, расположенное неподалеку от Хэлси-корта, и теперь шел туда, надо заметить — с трудом, брюки очень жали. Когда он в них влезал, он сокрушался, что нет
