пустить на укрепление более ранней сделки. Адриан был не чужд сантиментов, и, предоставь ему судьба свободу выбора, предпочел бы деньги и Джин деньгам и княгине; но практичность диктовала иное.
Вечером, перед тем как лечь, он намеревался написать изысканным слогом, что затея их безнадежна, отец — непоколебим, и остается разлука.
Так оборвет он все концы. Однако сейчас важно другое — говорить как можно осмотрительнее. Нервно облизывая губы, Адриан молился, чтоб язык не предал его.
Дверь хлопнула, вернулась княгиня. Она была женщина крупная, но плавных очертаний, двигалась грациозно и иногда, к примеру — сейчас, когда она, быстро скользнув по гостиной, опустилась в кресло, напоминала тигрицу в клетке. Тащась за ней, Адриан чувствовал, как возрастает его тревога. Вынув палец из-под галстука, он оттянул воротничок.
— Ну, слава Богу, ушли! — произнесла княгиня.
Адриан ухватился за ниточку, чтобы хоть на время оттянуть отчет, в предчувствии которого так измаялся. Настроения этой женщины он знал и видел, что сейчас они у нее далеки от благодушия. Что-то, чуял он, ее расстроило. Как неприятно блестят карие, яркие глаза, какое жесткое лицо, какое сходство с тигрицей, у которой утянули из-под носа большую кость! Ему показалось, что легкая светская беседа разрядит обстановку.
— Это кто такие? — спросил он.
— Познакомились на пароходе. Водили меня вчера в театр.
— Правда? В какой же?
— В «Аполлон».
— Забыл, что там идет.
— Пьеса «Ангел в доме».[81]
— Да, да, слыхал!
— И что же, любопытно?
— Грандиозно! Говорят, продержится не меньше года.
— Да? Сомневаюсь.
— Что, плохо?
— Не в том дело.
— Какого-то нового драматурга?
— Ее написал, — сообщила княгиня, злобно сминая в пепельнице сигарету, — мой пасынок Джозеф.
Адриан начал проникаться ее чувствами. Ее мнение о пасынке было ему хорошо известно, и он сочувственно подумал, как, наверное, досадно и горько той, кто, долгие годы считая его кретином, внезапно открыла, что он достиг успеха! Отказываться от прежних слов было бы поздновато, но можно выказать единодушие, принизив автора.
— Мне он тоже не нравится!
Княгиня вскинула на него глаза, одобрительно, но удивленно. Она и не подозревала, что Адриан знаком с Джозефом.
— Вот как?
— Ни чуточки! Вот бы хряснулся макушкой!
— Что?
— О притолоку…
Он в смятении прикусил язык, с которого чуть не слетело «плавучего дома». Шампанское и утка подточили разум, ослабленный долгим воздержанием, и чуть не привели к роковой откровенности.
— Моей двери, — промямлил он.
— Ничего не понимаю!
— О притолоку моей двери. Надеялся, что он хряснется макушкой об эту притолоку. Кто-то привел его ко мне на коктейль. Притолока у меня низковата, а Джозеф высоковат. Вот я и говорю, пусть бы стукнулся головой. Но, — заключил Адриан, наигрывая изо всех сил веселье, — он… э… не стукнулся. — И достав платок, отер лоб.
— На коктейль? Интересно!
Металлическая нотка в ее голосе была излишня; до него и так доехало, что, счастливо избежав одной ловушки, он кувыркнулся в другую. Слишком поздно вспомнил он, что, провожая нареченную, жарко клялся ей вести затворническую жизнь, никуда не ходить, ни с кем не встречаться, словом — чахнуть в одиночестве. Ему опять потребовался платок.
— Значит, пока меня не было, ты закатывал вечеринки?
— Всего одну.
— И, конечно, наприглашал смазливых девчонок?
— Нет, нет! Пригласил двух-трех приятелей.
Резкий, негармоничный звук, слетевший с губ его собеседницы, формально назывался смехом, но веселья в нем не слышалось.
— Приятелей… А я так думаю, едва я повернулась спиной, ты принялся крутить любовь со всеми встречными девицами.
— Элоиза!
— Хотя зачем спрашивать? Все равно солжешь.
Адриан поднялся. Ему давно уже хотелось очутиться подальше, и фраза эта показалась самой подходящей для достойного ухода. Сходство хозяйки с тигрицей настолько усилилось, что в гостиной как бы выросли прутья и потянуло странным запахом. Недоставало укротителя в каскетке да костей на полу, а так — зоологический сад, просто вылитый.
— По-моему, мне лучше уйти, — тихо, оскорбленно проговорил Адриан.
— Сядь!
— Я не желаю…
— Садись!
— Элоиза, ты меня оскорбила! Мы встретились после долгой разлуки, а ты…
— Кому сказано? Сесть!
Адриан сел.
— Не трать время попусту, — приказала княгиня. — Какие обиды? Что я, тебя не знаю? Знаю, и ни на грош тебе не верю.
— Помилуй, Элоиза!
— Ни на дюйм! Для тебя слаще нет, чем меня дурить.
— Скажу одно, ты в весьма странном…
— Ничего. После нашей женитьбы не очень-то разгуляешься! Жить мы будем в деревне.
— Что?!
— Уж там я сумею за тобой уследить!
Хотя вряд ли кто мог бы назвать Адриана человеком чувствительным, такое настроение все-таки показалось ему не совсем подходящим для романтического союза, о чем он и сообщил.
— Мой девиз — «Безопасность прежде всего!» — возразила княгиня. — Я категорически не намерена отпускать тебя без привязи в Лондон. Так я и думала, ты недоволен. Глотни-ка виски.
Совет показался Адриану неплохим. Пройдя гостиную, он щедро налил рюмку и одним глотком осушил ее.
Слова эти нанесли смертельный удар его мечтаниям. Деревню он на дух не выносил. Лишь в ярком вихре большого города мог он и жить, и выражать себя. Поверх рюмки Адриан тупо смотрел на княгиню. Мысли у него бродили самые мрачные. Конечно, он знал, что, если женишься на властной аристократке из чисто коммерческих соображений, надо быть готовым и к розам, и к шипам, но не предполагал, что шипы окажутся такими колкими.
— Так что, укроти свою резвость, — добавила княгиня игриво, а на его взгляд — вульгарно и неостроумно.
— Элоиза, ты все обдумала?
Снова она расхохоталась тем же негармоничным смехом.
