Войдя в приемную, прапорщик неожиданно для себя узрел пятерых солдат из разведвзвода.
– А вы что здесь делаете? – спросил он сразу у всех. Парни не стали ему объяснять причину присутствия в приемной командира батальона, что не ускользнуло от прапорщика. – Нашли место, где тариться! В части работы полно, а они вон в приемную забились под папино крылышко, да? Умно.
Один плотный и черноволосый парень пробурчал, что они на задании.
– Знаю я ваши задания – как можно меньше работать, как можно больше жрать и спать. Я вернусь через пять минут, если вы здесь будете сидеть, то извините, ребята, поедем со мной трудиться.
Прапорщик уже далеко не первый раз искал для себя рабочую силу. Те, кто попадал к нему, возвращались обычно все издолбанные и злые. Естественно, разведчики знали об этом, и перспектива попасть в услужение к Евздрихину никому не улыбалась. Решили сделать проще – выйти из штаба и подождать мальчика, которого они должны были захомутать, на улице.
Походив в течение непродолжительного времени вокруг штаба, прапорщик так и не смог никого захомутать в добровольном порядке, и поэтому вынужден был вновь вернуться в штаб к разведчикам. Войдя в приемную, он уже никого там не застал. Улыбнувшись и одновременно выругавшись, прапорщик спустился вниз на крыльцо, где стоял покуривал упакованный парень в дубленке и лохматой шапке.
– Ты че, на дембель собрался? – спросил его Евздрихин, жестом показывая, что неплохо бы и ему сигаретку. Паренек поделился. Звонарев-младший и не думал кривить душой, ведь он, действительно, честно отлежал на диване два года и пролопал мамины щи, в то время как по документам шла его тягостная служба.
– На дембель, – гордо ответил он.
Прапорщик не стал говорить ему о том, что он его ни разу не видел здесь в части, а всех дембелей-то он, сто пудов, знает. Зачем так травмировать молодого человека? Евздрихин никогда лишних вопросов не задает, это не в его характере.
– Слушай, ну, раз ты дембель, – прапорщик затянулся и пустил несколько колец, которые быстро разметал налетевший ветерок, – надо отметить это дело.
– Отметить?! – глаза парня загорелись.
– Ну, конечно, у тебя же сегодня последний день службы. Не принято просто так покидать родную часть, необходимо оставить о себе какую-то память. Поехали со мной, сейчас поможешь. Пять минут – и я тебя привезу на место.
– Да я не могу. – Паша попытался оправдаться и отбрыкаться от навязчивого прапорщика.
– Да ты че, дело плевое. Вон машина стоит моя. – Евздрихин показал на «уазик». – Тут вон сейчас за забор выйдем, там два кирпича положим, и я тебя привезу на место. Пошли-пошли. – Евздрихин уже схватил парня за рукав и потащил его к «уазику».
– Да это... да там у меня... да там это...
– Да ладно-ладно, не волнуйся, – успокаивал его Евздрихин, запихивая на заднее сиденье машины. – Это всего времени-то займет ничего. Поехали.
Когда они проезжали через КПП, Паша решился спросить, почему прапорщик не возьмет с собой кого- нибудь из солдат. На что Евздрихин недоумевающе поглядел на него:
– А ты что, не солдат, что ли? Ты же тоже нашей части. Какие дела? Раз на службе, значит, должен слушать тех, кто старше по званию.
Если бы Паша на самом деле служил два года в армии, то товарищ прапорщик был бы послан на три буквы еще на крыльце. Сигаретку, может быть, ему бы и дали, а дальше он никуда бы не двинулся.
Но рыхлый по характеру сынок депутата не был приучен к грубым армейским шуточкам, и пошутили над ним славно. Евздрихин привез его на «уазике» к собственному дому, что уже занимало не меньше десяти минут. Здесь перед офигевшим Пашей предстала машина с кирпичом. Злой водила на «КамАЗе» выскочил из кабины и встретил прапорщика не то чтобы площадной бранью, но очень неприличными словами. Евздрихин поспешил извиниться, скидывая с себя танкач (плотную куртку военного образца), и засучил рукава.
– А ты чего стоишь? – прикрикнул он на Пашу. – Давай вон сейчас кирпич из машины мне во двор перекидаем, и все, и ты свободен.
– Да вы что? – возмутился было Паша.
– Да ничего-ничего. – Евздрихин подошел к парню, похлопал его по плечам и стал сам с него снимать дубленку. – Делов-то на пять минут, я ж тебе говорил. Давай по-быстрому – раз-раз, и все готово.
– Да меня там ждут! – продолжал возмущаться Звонарев.
– Да ничего, подождут, – с легкостью отвечал ему на это прапорщик, сам хватая пару кирпичей и занося их во двор. – Что встал? Давай хватай и неси. Это твой вклад в дело части.
Парень вначале не спеша подцепил рукой один кирпич с кузова и понес его во двор.
– Ну мы так до вечера будем здесь колупаться, – подбадривал его Евздрихин. – Если, конечно, ты не торопишься, то можно и в таком духе грузить.
– Э, вы че?! – недоумевал водила. – Давайте быстрее, мне ехать надо.
– Да сейчас, сейчас, – успокаивал его прапорщик. – Ты видишь, сегодня какой-то напряг с рабочей силой у меня. Вот только один товарищ дембель согласился.
– Дембель? – водила уважительно посмотрел на Звонарева. – Ну, понятное дело, не отказал – наверное, все два года бок о бок.
– Да, – улыбался Евздрихин, – нормальный парень.
В принципе, Звонарева хвалили ни за что, но сам разговор о нем в таком лестном духе ему понравился. И в следующий заход парнишка взял уже парочку кирпичей. А потом водитель «КамАЗа» только успевал ему накладывать – они носили с прапорщиком по четыре штуки в стопке, и дело пошло.
Где-то после пятидесяти рейсов Паша уловил ломоту в спине и некие болезненные ощущения в ладонях – работали без перчаток, и кирпич, как наждаком, раз за разом снимал с пальцев немножко кожи. Прапорщик, не замечая нагрузки, работал быстро и не забывал напоминать время от времени Звонареву, что он дембель и должен стараться вовсю. Вначале, когда только приехали, грузовик с кирпичами показался Паше не очень большим, и он, действительно, поверил Евздрихину, что они за пять минут перекидают всю эту машину. Но прошло уже, наверное, более часа, а кирпича в ней не убавлялось.
Признавшись себе в том, что папаша ему голову отвернет, когда все это закончится, Звонарев заныл:
– Товарищ прапорщик, у меня там отец с комбатом.
– Кто? – остановился Евздрихин. Он начал натужно соображать. – Отец, говоришь. Ну ты погоди, я сейчас по полевому телефону все товарищу подполковнику доложу, и он твоего папашу предупредит.
Евздрихин метнулся в дом, снял трубку полевого телефона и, действительно, сказал комбату невинную фразу: мол, взял одного солдатика по хозяйству помочь – ну какая фигня. Разве будет товарищ полковник своему штатному водителю препятствовать в таком необходимом в жизни вопросе, как домашнее хозяйство? Да никогда!
Из дома Евздрихин вышел довольный:
– Ну вот, теперь волноваться нечего. Я все сказал, и никто не возражал.
– Да как же так? – возмутился Паша. – Ведь мы с отцом уже полчаса назад как должны были выехать отсюда, у него в городе дела.
– Да, наверное, все дела отложил ради такого дела, чтобы сын оставил о себе добрую память, – улыбался Евздрихин. – Давай вон ложи аккуратнее, не кидай, а то боя будет много. Вон видишь, как я стопками укладываю? Так и ты давай стопками.
– Да я стопками-стопками.
– Вот-вот, стопками-стопками, – подбадривал его Евздрихин.
Где-то через три часа они ополовинили машину, и во дворе уже возвышалась приличная куча кирпичей. Спина у Паши ныла, руки кровоточили. Он проклинал все и вся, но теперь уже был настроен на то, чтобы всю эту машину до конца разобрать, и после чего, уж он надеялся, прапорщик отвезет его обратно.
К обеду, в то время как офигевший от суровых вливаний комбата Бекетов вместе со своими людьми прочесывал все казармы, все подвалы, столовую, баню, медпункт, прилегающие окрестности, весь парк; все заглядывали во все машины, сортирные дыры, помойки, прочесывали лесопосадки, стоящих на остановке
