хадж. Я ему отвечаю, попозже, сейчас не могу, только женился, жена молодая. Что ты думаешь, на следующий день, то же самое. Когда он мне приснился в третий раз, я понял, что надо ехать, дело серьезное. И точно, приезжаю — ты, а где ты, значит дело нечистое.
Ахмад Башир извлек кинжал из ножен Меджкема, обшарил его одежду, нашел четки, положил себе в карман и отступил назад.
— Действительно, — робко улыбаясь, сказал Меджкем.
— Только, с каких это пор паломники селятся при тюрьмах?
Меджкем не ответил.
— Кажется, ты что-то недоговариваешь?
Меджкем продолжал хранить молчание. Держа кинжал в левой руке, Ахмад Башир подошел ближе, и острием клинка приподнял подбородок пленника.
— Там в тюрьме сидит один пророк, каких вообще-то много сидит в тюрьмах. Но этот, понимаешь ли, мой друг. Да ты его знаешь, Имран его зовут. У меня есть подозрение, что ты, поскольку тоже живешь в тюрьме, имеешь к моему другу какое-то отношение, и мне думается самое непосредственное. Что скажешь?
— Убери кинжал, — процедил сквозь стиснутые зубы Меджкем.
Расслышав новые нотки в его голосе, Ахмад Башир опустил кинжал.
Потрогав подбородок, Меджкем обнаружил на пальцах каплю крови. С ненавистью смерил Ахмад Башира взглядом, вытер об одежду кровь и сказал:
— Это ты просил свидание с ним сегодня утром.
— Ты догадлив, — сказал Ахмад Башир, — это был я.
— Не надо быть семи пядей во лбу, — устало заметил Меджкем, от напряжения у него тряслись ноги, — Я уже давно заметил, стоит мне взять его в оборот, так тут же появляешься ты, в виде какой- нибудь безобразной старухи.
— Но, но, — оскорбился Ахмад Башир, — не такая уж она была и безобразная, разве ты не обратил внимание на ее задницу?
— В прошлый раз, ты меня обвел вокруг пальца, но в этот раз ничего у тебя не выйдет.
Ахмад Баширу это заявление не понравилось. Засунув кинжал за пояс, он взял Меджкема за грудки, и слегка приложил его к стене. От удара, Меджкем прикусил язык и далее говорил пришепетывая.
— Ты мозесь бить меня скойко угодно, но твоему дьюузку это не помозет.
— Ты что-то путаешь, — сказал Ахмад Башир, — ты не ученик, а я не школьный учитель, я не собираюсь тебя бить, я просто убью тебя, если ты не поможешь ему выйти из тюрьмы. Ведь это ты засадил его туда?
— Моя смейть не помозет ему выйти из тюйьмы, ему тепей вообще ничего не помозет, он смейтник.
— Когда я с ним познакомился — десять лет назад, он уже был смертником, но жив до сих пор и мне кажется, что он еще нас с тобой переживет. И ты ему в этом поможешь.
— Ты пьеувеичиваесь мое значение в этой тюйьме, у меня нет таких пойномочий. Его судьбой распоряжается Мунис.
Это имя ничего не говорило Ахмад Баширу.
— А если я расскажу этому Мунису о том, что ты фатимидский шпион.
Меджкем пожал плечами. Дикция его улучшилась, и он стал говорить внятно.
— Сказать ты можешь все, что угодно, нужны доказательства.
— Имран подтвердит.
— Кто поверит словам государственного преступника, посягавшего на основы Аббасидского халифата, а ты его сообщник.
— Значит, шансов у нас нет? — спросил Ахмад Башир.
— Увы.
— И мы не договоримся?
— Нет, мы не договоримся, — нагло сказал Меджкем, — придется тебе отпустить меня, а самому уносить ноги.
Он одержал вверх, это было очевидно.
— Ну ладно, — упавшим голосом сказал Ахмад Башир, — я вижу, тебя голыми руками не возьмешь.
— Это ты верно заметил. Где здесь выход?
— Там, — показал Ахмад Башир.
— Слушай, — сказал воспрянувший Меджкем, а где та шлюшка, я могу дать ей два дирхема, как она просила.
— Это была жена Имрана, — ответил Ахмад Башир.
— Вот как, в таком случае я дам ей целый динар, — оживился Меджкем.
— Хорошо, я передам ей, как выросла она в твоих глазах благодаря своему мужу. Имрану я думаю, тоже приятно будет узнать, что за его жену предложили большую цену. Только скажи мне на прощание, это ты способствовал заключению в тюрьму Имрана.
— Я, — сказал Меджкем, отпираться более не имело смысла.
— У тебя личные счеты с ним.
— Вот еще, Убайдаллах послал меня. У меня не было выбора. После того как вы выскользнули из моих рук, я носил петлю на своей шее вместо воротника. Тебе, кстати я даю остаток этого дня, на то чтобы ты убрался из города. И верни мне четки.
— Аллах велик, — сказал Ахмад Башир, — и я надеюсь, что он простит мне этот грех, у меня нет другого выхода.
Левой рукой он прислонил Меджкема к стене, а правой нанес ему прямой и точный удар в сердце. Меджкем слабо вскрикнул. Ахмад Башир отпустил агонизирующее тело, бросил окровавленный кинжал и вышел в соседнюю комнату, где сидел старик хозяин дома и с невозмутимым видом перебрал четки.
— Я его убил, — нервно сказал Ахмад Башир.
Старик кивнул.
— Его надо тайно закопать, — продолжал Ахмад Башир.
Старик кивнул.
— Я хорошо заплачу за твою помощь.
Старик кивнул.
— А где женщина? — спросил Ахмад Башир.
Старик, наконец, разверз уста:
— Ушли в баню.
— Как ушли в баню, — поразился Ахмад Башир.
— Сегодня женский день, — просветил его старик.
— Но я же там, — возмущенно недоговорил Ахмад Башир, показывая на соседнюю комнату.
— Женщина должна мыться чаще, чем мужчина, — невозмутимо сказал старик, она грязней, чем мужчина. Разве ты не знал этого?
— Я давно это подозревал, — ответил Ахмад Башир.
Десятого числа месяца зу-уль-хиджа Ахмад Башир собственноручно зарезал купленных барана, козу и молодого верблюда в память о готовности Ибрахима принести в жертву собственного сына, вместо которого по велению Аллаха в самый последний момент был заклан баран.
Затем он отправился к брадобрею, который выбрил ему остатки волос на затылке. Только после этого Ахмад Башир вздохнул с облегчением и вернулся в Медину, где его дожидались Фарида и Анна.
Позади были, таваф, — семикратный обход Каабы, сай — ритуальный бег между холмами Сафа и Марва, также семикратный, малое паломничество к долине Мина, вукуф — предстояние перед Богом на горе Милости, мудзалифа — молитва на равнине расположенной между долинами Арафат и Мина.
Ахмад Башир уклонился только от джамфы — обряда побиваниями камнями сатаны. Злую силу олицетворяли три каменных столба, в которые каждый паломник должен был бросить заранее припасенные камешки. Ахмад Баширу это показалось смешным, к тому же он совершенно не боялся сатаны. А боялся он
