— А при чем здесь Мунис?
— Ал-Фурат был против его назначения на пост главнокомандующего, как только он утратил свое влияние, халиф назначил Муниса на этот пост.
— Значит, за ниточки дергал Абу-л-Хасан, — задумчиво сказал Ахмад Башир, — я всегда уважал его за ум, хоть и потерял из-за него много. Вот бы кто нам сейчас помог, да упокоит Аллах его душу.
— Вот бы кому он не стал помогать, так это Имрану, — заметила Анна.
— Это почему же? — вскинулась Фарида.
Анна засмеялась.
— Недолюбливал он его.
— И я даже знаю, почему, — с вызовом сказала Фарида.
— Это вы о чем? — лукаво спросил Ахмад Башир, он тоже догадывался о причине неприязни покойного Абу-л-Хасана к Имрану. Анна с отсутствующим видом стала смотреть в окно, выходящее во внутренний дворик. Фарида тоже не стала отвечать.
— Ну ладно, — подвел итог Ахмад Башир, — Мунис далеко, а других предложений нет, как я вижу. Значит, я сейчас немного отдохну с дороги и отправлюсь в тюрьму.
Говорят, чем молить пророков о благе, лучше обратить просьбу прямиком к Аллаху. Примерно так рассудил Ахмад Башир и добился приема у начальника тюрьмы.
Начальник сидел в светлом кабинете одно окно, которого выходило во двор тюрьмы, а другое на городскую площадь.
Прекрасный кабинет, раис! — воскликнул Ахмад Башир, переступив порог.
С начальником тюрьмы можно было иметь дело, Ахмад Башир это понял сразу. Перед ним сидел напыщенный самоуверенный человек, который только взглядом ответил на комплимент.
— По какому вопросу? — еле выдавил из себя начальник.
Ахмад Башир сказал:
— Я, раис сахиб аш-шурта, города Сиджильмасы, бывший, но это ничего не значит, потому, что города уже нет. Его разрушил некто Убайдаллах, ничтожный лекарь, из тех, что зуб вырвать не может, а сейчас он Фатимидский халиф, да, высшей власти добиваются в жизни как раз такие. Я с ним был знаком, представьте себе. Начальник стал проявлять признаки нетерпения.
— А теперь о деле, которое меня, собственно говоря, сюда привело. У вас, здесь сидит один человек, к которому у меня имеется определенный интерес.
Лицо начальника стало непроницаемым.
— Он мой кровник, — сказал Ахмад Башир, — и я требую, чтобы его мне выдали.
Начальник слегка оживился и, из любопытства спросил:
— Кто такой?
— Некий Имран, он убил моего брата, я давно за ним гоняюсь, а теперь вот узнал, что он заключен в тюрьму, как лжемахди.
— Какой кровник? — раздраженно сказал начальник, — Ты куда пришел, вообще здесь тюрьма, закон, порядок. Обратись в суд.
— Эй, ты, — рявкнул начальник, вызывая секретаря, — кто там следующий.
— Подожди раис, — остановил его Ахмад Башир, — я в суд обращаться не буду. Но я готов выразить тебе свою благодарность.
— Иди, — сказал начальник, заглянувшему в комнату секретарю, — я позову. Так, что вы говорите, ходжа?
— О да, — согласился Ахмад Башир, дотрагиваясь до своей зеленой чалмы, в которой тускло, отсвечивал синий камень, — я говорю о благодарности. Скажем так, я готов сделать пожертвования на благоустройство этой тюрьмы некоторую сумму, скажем так, тысяч сто.
— Тысяч сто… чего? — спросил начальник.
— Золотых динаров, — глядя в глаза начальнику, произнес Ахмад Башир.
Начальник вздрогнул. Его месячное жалование составляло десять динаров.
Поднялся и подошел к окну, сначала к одному, потом ко второму. Видя, что стрела попала в цель. Ахмад Башир извлек из рукава мешочек и бросил на стол.
Потерявший самообладание начальник подошел к столу и потребовал.
— Покажи.
Ахмад Башир развязал мешочек и показал золото.
— Сколько здесь? — осипшим голосом спросил начальник.
— Здесь задаток, тридцать тысяч динаров, остальное при расчете.
Начальник в ужасе пошел и сел на свое место.
— Ничего не выйдет, — сказал он, — этого человека поместил сюда Мунис. Если я отпущу его, мне не сносить головы.
— Послушай, раис, на твоей памяти бывало такое, чтобы узник бежал из тюрьмы.
— Ну, бывало, — неохотно согласился раис, — моего преемника сняли за это.
— А скажи, раис, бывало такое, чтобы начальник тюрьмы лишился должности и получил при этом двести тысяч золотых динаров.
— Ты же сказал сто.
— Двести, сто сейчас и сто потом.
— О Аллах, — жалобно произнес раис, вытирая вдруг вспотевшее лицо, — за эти деньги можно купить всю Медину.
Имран стоял перед стеной, изучая ее многочисленные трещинки. Отсутствие Меджкема беспокоило его. Если только уместно применить это определение по отношению к человеку, сидящему в тюрьме. Но Имран знал, что зло находится в равновесии с добром, только когда зло на виду, его долгое отсутствие внушает тревогу.
Имран стоял, ссутулившись, его плечи были опущены под тяжестью вины, которую он ощущал по отношению к людям, поверившим в него и погибшим за эту веру. Судьба Имрана хранила, и это начинало тяготить его, он анализировал свои действия, и ужасался тому, что он был виновен в падении крепости. Впустил Меджкема, и это погубило всех.
Имран не оглянулся, когда за его спиной загрохотала дверь, и надзиратель вошел в камеру, звякнул железной посудой, оставляя еду, и вышел. Имран оглянулся только тогда, когда до его обоняния донесся бесподобный запах мясного жаркого и свежеиспеченного хлеба. Имран подошел к железной кастрюльке, оглядел ее содержимое. Он знал о том, что заключенные, имеющие деньги могли заказывать себе обед с воли. Имран ударил несколько раз в железную дверь.
— Что такое? — отозвался надзиратель.
— Ты не ошибся с обедом, друг, — крикнул Имран?
Немного помедлив, надзиратель сказал:
— Точно ошибся, надо же, что это со мной, — и стал открывать дверь. Имран сглотнув слюну, отошел к стене. Когда он вновь обернулся, в дополнении уже имеющимся хлебом и жаркому, рядом стоял приличных размеров кувшин и две чаши рядом.
Исследовав содержимое кувшина, Имран обнаружил, что в нем находится вино.
— Вообще-то я бросил пить, — неуверенно сказал Имран, с наслаждением нюхая винный дух. Потом в голову ему пришла совершенно бредовая мысль. Он наполнил вином обе чаши и сказал, обращаясь к двери:
— Ну заходи, чего там стоишь.
Вошел ухмыляющейся Ахмад Башир в одежде надзирателя, Имран даже поводил ладонью перед глазами.
— Как ты догадался, что я здесь? — спросил Ахмад Башир.
Имран взял чаши с вином, протянул одну другу.
— Ну, кто может принести мне вина, кроме тебя, пьяница — сказал Имран.
— Но, но, я сейчас пью гораздо меньше. У меня молодая жена.
Последние слова он произнес с грустью. Они сдвинули чаши, выпили и обнялись после этого.
— Не волнуйся, — сказал Ахмад Башир, — уж, коль я взялся, вытаскивать тебя из тюрем, то я не