довольно увесистым.
Человек засмеялся. Был он русоволос, среднего телосложения и годами казалось, был не намного старше Фариды. Это обстоятельство, а также его смех совершенно успокоили Фариду. Она опустила руку.
— Как тебя зовут? — спросил мужчина.
— А тебя, — вопросом на вопрос, с вызовом ответила Фарида.
— Мое имя Назар, — улыбнулся незнакомец.
— А мое Фарида, — с каменным лицом произнесла женщина.
Фарида была воспитанной арабской женщиной, вступив в разговор, нельзя было его не поддерживать, но в следующий миг она поняла, что этот мужчина видел ее спящей, и от этой мысли она покраснела. Между прочим, — сказал Назар, — если бы ты не вскочила, то я бы тебя не заметил. Я только что подошел.
Фарида подивилась тому, как своевременно произнес эти слова мужчина.
— Далеко путь держишь? — спросил Назар.
— А что тебе за дело, иди своей дорогой, а я пойду своей.
Воспитанность воспитанностью, но нельзя допускать, чтобы совали нос в твои дела.
— Знаешь, что женщина, — доверительно сказал Назар, — никогда не знаешь наперед, что хорошо, а что плохо в этой жизни, но исходить всегда нужно из соображений своего удобства. Дальняя дорога — это дело очень тяжелое и долгое. Поэтому тяготы ее люди, как правило, стараются разделить друг с другом. Почему бы нам эту дорогу не проделать вместе, может быть нам по пути.
— Какой ты умный, — усмехнулась Фарида, — а что скажет мой муж, узнав об этом?
— Значит, ты идешь к мужу?
— Почему это ты решил? — подозрительно спросила Фарида, сразу вспомнив опасения Имрана.
— Очень просто. Ты еще недостаточно стара, чтобы муж отпустил тебя одну в путь. — То есть, ты еще совсем молодая женщина. А поскольку ты одна, значит, он об этом не знает.
Доводы Назара показались Фариде убедительными, тем не менее, она сказала:
— Послушай! Мужчина! Допустим, что я иду искать мужа, но почему ты решил, что я расскажу первому встречному об этом, тем более мужчине.
Назар кротко сказал.
— Женщина, я интересуюсь вовсе не из праздного любопытства, а из соображений удобства пути. Хотя я это делаю совершенно напрасно, ибо дорога в долину в любом случае одна и нам все равно по пути.
— Все равно это не значит, что я пойду рядом с мужчиной, — ответила Фарида.
— Видишь ли, Фарида, я в некотором смысле не совсем мужчина, — заявил Назар.
— Вот как? — удивилась женщина и тут же ее осенила догадка, — ты евнух! Нет, неправда, я в детстве видела евнухов у них голос писклявый, а у тебя голос звучный. Не проведешь ты меня.
— Я не евнух. Я христианский монах, паломник, давший обет безбрачия, грустно сказал Назар, — так что ты можешь водиться со мной без опаски.
— Ты христианин? — с любопытством спросила Фарида.
— Да, несторианец.
— Отчего столько печали в твоем голосе?
— Увидев тебя, я пожалел о своем обете, — весело сказал Назар.
— Ну, это ты вовсе врешь, — заявила довольная Фарида, — я настолько не хороша собой, что от меня даже муж ушел, другую жену себе завел.
— Наверное, он не поэтому ушел.
— А почему? — живо спросила женщина, Назар развел руками.
— Не знаешь, а изображаешь всезнайку. Расстроил ты меня.
— Я знаю, — спокойно ответил Назар, — но мое знание столь многогранно, что можно согласиться с тем, что я ничего не знаю. Но в тебе женщина нет смирения, подобающего мусульманской женщине.
Это замечание задело Фариду. Она сказала:
— Смирение мусульманки имеет либо границы, совпадающие со стенами ее дома, либо обусловлено присутствием отца или мужа. И если эти условия не соблюдаются, она вынуждена сама, уметь постоять за себя.
Назар с невольным интересом взглянул ей в лицо.
— Твои слова вызывают уважение, — сказал он, — одно непонятно, как ты обладающая таким умом, не удержала при себе своего мужа.
— Мне нужно, чтобы он остался со мной как с женщиной, а не как с умным человеком.
— Извечная женская беда, — усмехнулся Назар, — все норовите устроить мужчине испытания. Вместо того чтобы всеми доступными средствами сохранить его любовь, вы все хотите подвергнуть это хрупкое чувство испытанию.
Фарида встала.
— Мне пора в путь, — сказала она.
— Дорога у нас одна, — заметил монах.
— Нет, ты пойдешь своей дорогой, а я своей.
— Ну что ж, — весело сказал монах, — счастливого пути, может быть, еще встретимся.
— Прощай, — сухо сказала Фарида, сделав несколько шагов, поднялась на дорогу и бодро зашагала вперед. Разговор с христианским монахом странным образом наполнил ее уверенностью. Пройдя прямой отрезок пути, она повернулась на повороте. Монаха уже не было, видимо, он все-таки пошел своей дорогой.
Засмеялась и двинулась вперед.
— А чем ты можешь доказать то, что ты есть тот самый седьмой имам? Вопрос задал суфий, сидевший напротив Имрана, но было очевидно, что вопрос исходит от всех людей находящихся в помещении. Дело происходило в дервишеской ханаке, на окраине Медины. Имран извлек из кармана длинные четки и потряс ими перед носом суфия.
— Видишь, эти четки принадлежали пророку Мухаммаду, да будет доволен им Аллах. Он передал их Али. Они передавались по наследству в нашей семье. Мне же их дал Джафар Правдивый, шестой имам, как доказательство пророческой миссии.
Взгляды людей устремились к четкам, раскачивающимся на руке Имрана. А что же в них особенного, — недоверчиво спросил судий.
— Бусинки сделаны из того же материала, что и камень Каабы. Материала не земного, а небесного.
Софий хотел было взять четки, но Имран предостерег его:
— Смотри, ослепнешь.
Со словами: «О, Аллах» — суфий отдернул руку.
Имран сказал:
— Сила, заключенная в этих четках столь велика, что может причинить вред обычному человеку вроде тебя.
— Почему же камень Каабы не причиняет вреда людям, целующим его, спросил сидевший рядом с суфием, дервиш.
— Потому что камень Каабы лежит на земле, его мощь уходит в землю, питает ее, — ответил Имран.
Эти слова многим показались убедительными, но дервиш задал новый вопрос?
— Все пророки обладали божественным свойством исцелять больных. Значит и ты должен уметь врачевать. Вылечи мои руки от этих ран, — и он протянул свои, покрытые струпьями руки к Имрану.
— Твои руки, — сказал Имран, — нуждаются только в одном лекарстве, чистоте, мой их почаще, и ты избавишься от этих болячек.
Раздался дружный смех. Обиженный дервиш сказал.
— Он морочит нам голову, — и отошел в сторону.
Суфий решил заступиться за дервиша.
