Королевской Морской пехоты выглядят несколько по-другому (Кен прислал фотографии). Встаёт вопрос: были ли именно эти пуговицы найдены в районе Никольской сопки? А может, они были выкопаны где-нибудь в районе Инкермана или Четвёртого бастиона Севастополя, а потом переданы нашему музею в порядке распределения родственных экспонатов? Так оно и оказалось - пуговицы из Инкермана.
И, наконец, знамя. В экспозиции музея выставлено знамя, которое, как авторитетно сказала гид- экскурсовод, 'было отбито у неприятеля на Никольской горе' (буквально). Ну, во-первых, не отбито. Брошенное на пляже Озерновской косы знамя полицейский поручик Губарев просто подобрал и принёс Завойко. Во-вторых, не нужно иметь острое зрение и специальные знания, чтобы опознать в знамени муляж, выполненный не так давно и не с особым усердием. Муляж изготовлен из обычного современного флагдуха104 и сшит по правилам, которым следуют при изготовлении современных военно-морских флагов - это и обмётка, и соответствующим образом простроченные углы, не говоря уж о топорном качестве вышивки элементов геральдики и несоответствии цветов. Королева Англии постыдилась бы отправлять в бой своих морских пехотинцев под таким знаменем; между тем, почему-то считается, что это знамя Гибралтарского полка. Знамя же, под которым шли в атаку союзные десантники, и которое они позже оставили на пляже, лейтенант Дмитрий Максутов 3-й доставил в Санкт-Петербург, и теперь оно хранится в Санкт-Петербурге, в Государственном Эрмитаже.
Понадобилось буквально полторы недели на то, чтобы в моём компьютере появилось несколько изображений - знамя Королевской Морской пехоты, утверждённое лично Её Величеством, о чём свидетельствует надпись, сделанная ею собственноручно; типовое полковое знамя Морской пехоты - также с высочайшим утверждением, а ещё знамя Гибралтарского полка с той самой надписью 'Per Mare, Per Terram', которое хранится в Англии в музее Королевской Морской пехоты и которое, как уверяют сотрудники музея, ни в чей плен никогда не попадало. Напрашивается вывод: для пущего патриотизма бравые парни под командованием капитана Паркера перед атакой сами себе сшили знамя-гибрид из подручных средств, взяв за основу флаг Королевской Морской пехоты, а поскольку Гибралтарский полк есть гордость Англии, и немалая часть морпехов эскадры в нём успела послужить, на знамени вышили 'Per Mare, Per Terram' и 'Gibraltar'. Естественно, знамя не было освящено прикосновением Её Величества, а потому не представляло особой ценности, и при отступлении было просто потеряно на берегу среди прочих сабель, штуцеров и фуражек. Но изменить утверждённые королевой геральдические элементы (как оно сделано на муляже) они бы нипочем не додумались. Другой вариант - англичане немного лукавят, и вместо утерянного (и таким образом опозоренного) знамени Гибралтарского полка в свое время было изготовлено другое, которое и выставлено ныне в британском музее Королевской Морской пехоты, а о казусе в Петропавловске гордые британцы, как и ещё кое о чём, предпочитают 'тактично' умалчивать... но это вряд ли.
Интересно было бы взглянуть на
А после прочтения присланных Кеном писем, статей и официальных рапортов (а также вахтенных журналов английских кораблей) ещё выяснилось, что во время атаки 5 сентября фрегаты 'La Forte' и 'President' стояли наоборот. Да и других неточностей и противоречий оказалось довольно много.
Это, конечно, мелкие штрихи, казалось бы, мало влияющие на всю картину, но из чего же состоит картина, как не из штрихов?
Позже, когда мне посчастливилось познакомиться с Лайзой Верити, информационным специалистом Национального Морского музея в Гринвиче, в моих руках оказались английские газеты XIX века и послужные списки некоторых офицеров английской эскадры, которые очень помогли глубже понять характер их взаимоотношений.
Однако вернёмся же к контр-адмиралу Прайсу.
Дэвид Пауэлл Прайс, эсквайр, на службе во флоте Её Величества британской Королевы Виктории.
Родился Дэвид в Уэльсе в 1790 году в семье небогатого помещика Риса Прайса и его супруги Анны. Фамилия 'Прайс' в Уэльсе - что Иванов или Сидоров в России. Их дом по имени Эррид105 стоял (и стоит поныне) в полутора километрах к югу от маленькой деревни Килликум, а сама она - чуть к северу от Лландовери. Уэльс - по большей части горная страна с уютными тихими долинами меж высоких дышащих свободой и вечностью холмов. Язык людей, живущих здесь, считается крайне трудным, и по сей день имеет мало общего с классическим (да и разговорным) английским - обычный англичанин говорящего на уэлше просто не понимает. Килликум (Cilycwm, или Cil-y-cwm) в переводе с уэлша означает 'узкая долина'; в деревне, как и полтора века назад, живёт чуть более двухсот человек. В последние годы к традиционным занятиям сельчан - земледелию да скотоводству - добавился ещё туризм, ибо уж больно красивы здешние места, и многие едут половить рыбку в неширокой речке Тауи, что протекает рядом.
В былые времена речка была чуть шире, чем сейчас, и маленький Прайс купался в ней вместе со своими сверстниками; свободное от обычных детских игр и шалостей время он посвящал школе, и родители бдительно следили за прилежностью будущего адмирала. Школа стояла (и стоит поныне) прямо за деревенской церковью Св. Майкла, а в её дворике каждый заехавший в Килликум до сих пор может видеть старое тисовое дерево, которому примерно полторы тысячи лет. Нет сомнений в том, что маленький Прайс частенько лазил на него, поскольку нельзя сказать, что в детстве он был тихий и застенчивый пай- мальчик.
Каждое воскресенье церковный колокол, установленный на самом верху серой каменной башни, созывал односельчан на торжественное богослужение, и вся семья Прайсов, приодевшись, отправлялась в церковь Св. Майкла. По сравнению с тисовым деревом церковь ещё довольно молода, ей 'всего-навсего' восемьсот лет. Пройдя через церковные ворота (они в Англии называются 'Лич' - Lych - и во время похорон процессия всегда делает перед ними краткую остановку), прихожане оказывались в тихом уютном церковном дворике, где издавна обретали свой покой жители деревни, поменявшие этот свет на тот. Во дворике тут и там из аккуратно подстриженной зелёной травки торчат вертикальные каменные могильные плиты, на которых выбиты скорбные надписи, а также старые, покрытые вековой ржавчиной кресты из железа - наверно, древние кельтские. Некоторые кресты, с течением времени утратив свои перекладины, превратились в небольшие колонны. Если же кто-то из сельчан заканчивал дни свои вдалеке от родины, его печальные родственники устанавливали памятные плиты по стенам внутри церкви; сидя на скамейке и слушая воскресную проповедь, маленький Дэвид глазел по сторонам и не думал, что полвека спустя в этом же самом зале будет установлена памятная плита ему самому - скорбящими сестрами Энн и Маргарет... впрочем, нет, на проповедях он головой не вертел, ибо традиционно вся семья Прайсов была очень набожной.
Кроме того, семья была и довольно большой, но, конечно же, не все жили в доме по имени Эррид, ибо дети всегда вырастают, обзаводятся своими семьями - тем не менее, Прайсы жили очень дружно и никогда не теряли своих родственных связей, что, к сожалению, случилось уже в беспокойном XX веке. Старший брат Дэвида Дэниел Прайс впоследствии стал гофмаршалом на Монсеррате, острове в Карибском море. Младший, Хауэлл, был врачом во флоте Её Величества. Самый младший, Уолтер, дослужился до поста вице-консула. Дочь Дэниела Анна в 1840 году вышла замуж за Уолтера Пауэлла Джеффриса, и своего единственного сына они также назвали Уолтером Пауэллом Джеффрисом; их потомки ныне живут в США, в Алабаме. Кроме того, у Дэвида было ещё два кузена - двоюродных брата. Оба они потом служили в Королевском флоте: сверстник Дэвида Томас стал лейтенантом, а Рис (на три года младше Дэвида), как и Хауэлл - корабельным врачом. Удивительно, но все братья Дэвида, как и он сам, мы видим, служили в британском флоте, несмотря на то, что ранее в их роду морских офицеров не наблюдалось...
В 11 лет юный Дэвид Прайс отправился записываться на службу в Королевский флот. Увы, вряд ли мы
