«зеленых» и не понимает.
– Ты что, стебанулся, что ли? Какие семьдесят штук, о чем ты? – возмущенно затараторил Капнов.
– О том, что твой дружбан Красильников вчера провалил наше дело в суде, не выполнив своих обязательств. Наверняка именно поэтому мы здесь с тобой и находимся.
– Ты хочешь сказать, что это дела Слатковского? – пораженный услышанным, вымолвил Капнов.
– Ничего другое в голову мне пока не приходит, – ответил Евневич.
– Но я не брал никаких семидесяти тысяч, я лишь взял те, что мне были положены по праву – десять штук, проценты за посредничество. И за гарантии сделки, – добавил к сказанному Капнов.
– Гарант, твою мать. – Евневич сплюнул на пол от злости. – Вот из-за твоих, так сказать, гарантий мы сейчас здесь и сидим.
– Ну а куда все же делись деньги? Неужели Красильников, взяв бабки, провалил дело? Но этого не может быть, я его давно знаю. Я его еще вчера видел, и он мне обещал, что все сделает...
Его слова прервал лязг металлической двери подвала. Как по команде, судья и адвокат повернули головы и посмотрели на вход.
В подвал по ступенькам спустились один за другим трое мужчин. Первым шел широкоплечий человек среднего роста, которому, судя по внешнему виду, было далеко за тридцать. Его коротко стриженные волосы были обильно убелены сединой. Лицо мужчины, не лишенное привлекательности, было бледным и мрачным. В руках он нес табуретку и небольшую лампу, осветившую блеклым светом подвал.
Седовласый уселся посреди подвала на табурет, который принес с собой. Двое его спутников остались стоять в сторонке, у входа.
– Господа, – обратился вошедший к пленникам, прикуривая сигарету, – я невольно слышал последнюю часть вашей беседы. И чтобы сразу разъяснить ситуацию, скажу вам, что деньги на взятку судье Красильникову похитил я. При этом я подменил настоящие доллары на фальшивые.
Капнов и Евневич с удивлением смотрели на седого мужчину, не произнеся ни звука.
– Более того, – продолжил седовласый, – привезти вас сюда, оторвав при этом от важных и не очень важных дел, тоже является моей инициативой. Слатковский если и способствовал этому, то очень косвенно, в такой же степени, как и вы сами.
– Вы... – начал было Капнов, – вы хотите сказать, что дело Красильникова не имеет никакого отношения к тому, что нас захватили и держат здесь?
– Вы совершенно правы, – ответил незнакомец. – Вы здесь находитесь совсем из-за других событий, очень давнишних.
– В таком случае, может быть, хватит говорить загадками, – нервно воскликнул судья. – Объясните нам, наконец, кто вы и что вы от нас хотите.
В разговор вступил Евневич, несколько вкрадчивым голосом спросив:
– Наверное, вам нужны деньги? Так это вопрос решаемый. Мы дадим вам телефон, вы по нему позвоните и, сообщив о случившемся, назовете разумную сумму. Уверен, что вы скоро ее получите. Главное, чтобы все было честно. Вам – деньги, нам – свободу. Ну так как, дать телефон?
Седовласый молча покачал головой:
– Нет, деньги меня не интересуют. Что же касается первого вопроса – кто я такой, то я надеюсь, что это вы сами вспомните. Ведь мы с вами давнишние знакомые.
Судья и адвокат недоуменно переглянулись.
– Где и когда мы с вами встречались? – спросил Евневич.
Мужчина усмехнулся.
– Надо же, и они не помнят. Десять лет назад вы оба круто изменили мою жизнь. Группа людей совместными усилиями упекла меня за решетку, влепив пять лет лагерей. При этом вы оба хорошо знали, что я второстепенный человек в рассматриваемом вами деле и у меня не было до этого не то что судимости, но даже привода в милицию.
Евневич нахмурил брови, пытаясь вспомнить своего собеседника.
– Я, кажется, начинаю догадываться, – произнес он наконец. – Вы Соловьев, прораб из строительного треста... Вам дали срок за нарушение техники безопасности при строительстве дома, повлекшем за собой гибель человека. Я тогда по разнарядке адвокатуры защищал вас и пытался снизить вам срок. Не помню, к сожалению, сколько вам дали тогда.
– А вы, судья, помните Соловьева? – спросил незнакомец.
– Конечно, я вас помню, – категорически заявил Капнов. – Погиб человек, за жизнь которого вы отвечали, и вы понесли за это заслуженное наказание. Каждый должен нести ответственность за то, что он совершает.
– Заткнитесь, судья, – грубо оборвал его бывший зэк, – вы слишком увлеклись. Мы здесь не на митинге в поддержку правовых реформ. Что касается вашего тезиса о том, что каждый должен нести ответственность за содеянное, то скоро вы сами убедитесь, насколько я согласен с вами в этом вопросе.
Мужчина повернулся к Евневичу:
– Но вы не угадали, я не Соловьев. Придется облегчить вам задачку. Суд надо мной состоялся десять лет назад, и свидетелем по тому делу проходил упомянутый вами сегодня господин Слатковский.
– Вы имеете в виду дело «печатников»? – осторожно спросил Евневич.
– Совершенно верно.
– Значит, ваша фамилия... – медленно произнес Евневич, – ваша фамилия... Палоев. Нет... Палеев. Нет, не то... Дай бог памяти.
– Моя фамилия Полунин, – сказал седовласый.
После этого в подвале воцарилась такая тишина, что хорошо было слышно, как за окном уныло воет осенний ветер.
Нарушил тишину Капнов, громко и с горячностью заговорив:
– Я помню этот процесс! И не понимаю, какие тут могут быть претензии с вашей стороны ко мне. Вы же сами написали чистосердечное признание, покаялись в организации преступной группы, занимавшейся хищениями на производстве. Там не было никаких вопросов. Во всяком случае ко мне!
Он замолчал на секунду и тут же более примирительно добавил:
– Да, конечно, там не все, может быть, обстояло так просто. Но эти вопросы относятся к вашим с адвокатом взаимоотношениям. Вот с ним и разбирайтесь... При чем здесь я? Я вынес решение на основании закона и на основании вашего признания.
– Что значит со мной разбираться?! – вскричал Евневич. – А ты здесь, конечно, ни при чем. Ты, падла, уже тогда со Слатковского бабки немалые потребовал за то, чтобы дать осужденному условное наказание. И ты их получил.
– Ложь, все ложь!! – заорал Капнов. – Никаких денег я не получал. А решение я вынес, какое от меня требовал... закон!
Евневич, отчаявшись переорать Капнова, обратился к Полунину:
– Брешет, сучара, не верьте ему! Он бабки взял, но потом потребовал больше. Сказал, что он многим рискует, что на него давят. Слатковский сначала возмутился, но потом дал согласие заплатить после суда. Он не смог сразу всю сумму собрать. Но перед судом этот козел сказал, что не сможет помочь и решение примет такое, какое от него требуют.
– Я вернул вам все деньги, – строгим голосом заявил Капнов, – все до копеечки. И ко мне никаких претензий. А вот вы пожадничали, этот Слатковский мог найти необходимую сумму, часть из которой я мог бы дать наверх, своему начальству, и все дело было бы решено как надо. Как вам надо было, – проникновенным голосом произнес он, обращаясь уже к Полунину.
– Закон предусматривает снисхождение по отношению к человеку, не имеющему судимостей и самому во всем сознавшемуся, – произнес Полунин. – Вы тогда врезали мне по полной катушке, хотя вполне могли бы обойтись и условным осуждением.
– Но поймите вы меня, – взмолился Капнов, – ведь это были другие времена. Было принято решение о показательном процессе. Мне звонили из обкома партии и требовали от меня суровых оценок. Что я мог сделать тогда? Это же была система.
– Кто вам звонил? – спросил Полунин.
