Старик согласно склонил голову.
– Ну... мы пойдем?.. – полувопросительно произнесла Саша.
– Ага, – кивнул старик, – тогда завтра с утра расплатитесь.
Он снова посмотрел на Пашу, когда тот проходил мимо него. Молодые люди скрылись за лестничным пролетом, а старик опустил голову на сомкнутые руки, о чем-то тяжело задумавшись.
– Пришла сообщить, что тебе понравилась твоя комната? – осведомился Паша.
Он сидел на своей кровати в одних трусах. Когда вошла Саша, быстро запахнулся одеялом.
– Да, попрощаться перед сном зашла. – Саша была полностью одета.
Нагота Паши ее не взволновала ничуть. Немного только удивило то, как он целомудренно прикрылся одеялом. За все время их знакомства Паша ни разу ни на что не намекнул, тем более – прямо не предложил ничего. Саша, впрочем, в первые минуты общения была готова услышать одну из однотипных фраз, которых довольно наслушалась в ранней юности:
– Чем за проезд расплачиваться будешь?
Но Паша Колокольников ничего подобного не говорил. Саша вдруг подумала, что оттого и вырвался у нее готовый ответ на вопрос старика. Она и вправду ощущала к Паше какую-то родственную близость – это новое чувство так захватило ее, что ни о каком сексе она и не думала. Сам Паша Колокольников ничего на предлагал, а она – и вовсе не интересовалась мужчинами.
– У меня обстановка в комнате такая же, как и у тебя, – оглядевшись, сообщила Саша.
– Однотипные номера, – высказался Паша.
Ему вдруг стало неспокойно. Саша совершенно равнодушно смотрела на него – полуголого.
«Так, наверное, смотрят жены на своих мужей», – подумал Паша, который никогда не был женат.
Ему бы показалось совершенно естественным, если бы Саша, так же разговаривая о разных пустяках, сняла одежду и залезла к нему под одеяло.
«Тем более – хиппи, – вспомнил Паша Колокольников, – свободная любовь. Как это?.. Фри лав...»
– Одна кровать, – перечисляла Саша, – тумбочка возле кровати, шкаф. И телевизор. У меня черно- белый, я уже включала. А у тебя?
– У меня, наверное, тоже... – ответил Паша, – я, правда, еще не включал, не знаю точно. Но однотипные же номера...
– У тебя тоже душ есть в номере. Я уже приняла душ, – сказала Саша.
– И я. Целые сутки в машине сидел. Жарко – вспотел весь. От меня, как от козла, воняло. Да ты, должно быть, заметила.
– Не заметила, – сказала Саша. – Наверное, потому что от меня так же воняло.
Посмеялись.
– У нас номера через стенку, – счел нужным заметить Паша, – можно перестукиваться ночью.
Он хихикнул – но тут же оборвал себя и мысленно выругал.
Саша заметила, что разговор вдруг почему-то не клеится. Паша Колокольников выглядит напряженным и говорить стал как-то... Подыскивает фразы, прежде чем сказать. Когда они ехали вместе в машине, такого не было.
Причину такой перемены Саша не понимала, тем не менее оба почувствовали облегчение, когда в комнату постучали.
– Открыто! – крикнул Паша.
Дверь медленно приотворилась, и в комнату боком вошел заспанный парень с двумя большими судками в обеих руках – такими судками в советское время разносили обед из учрежденческих столовых.
– Ужин, – сказал заспанный парень.
– Отлично, – преувеличенно бодро отозвался Паша Колокольников, – поставь вон на стол в углу.
Заспанный парень заметил Сашу.
– А ты... А вы из соседнего номера? – обратился он к ней.
– Да.
– Тогда я и ваш ужин тут оставлю, – заявил он, – чтобы сто раз по комнатам не ходить.
Саша пожала плечами.
– Давай вместе поужинаем? – предложила она, когда дверь за заспанным парнем захлопнулась.
– Давай, – согласился Паша.
Сидя на кровати, он неловко натягивал брюки. Справившись с ними, он потянулся за рубашкой.
– Ну вот, – сказал он, одевшись, – теперь и ужинать можно.
Саша посмотрела на часы на стене.
– Ого, – проговорила она, – это уже не ужин, а почти завтрак получается. Половина первого ночи.
Паша Колокольников рассмеялся. Он вдруг почувствовал, что откуда-то появившаяся вдруг неловкость в их общении уходит.
– Там тарелки на полке... над столом, – сказал он. – А я пока стол отодвину на середину комнаты и стулья расставлю.
Саша засыпала в привычных внутренностях плохой гостиничной комнаты. Таких комнат – сколько было в ее жизни. Ей нередко казалось, что она, как прожила большую часть жизни по съемным квартирам, чужим хатам и гостиницам, так и умрет где-нибудь в одиночестве, в окружении не своих вещей; видно, и родилась в какой-нибудь гостинице – и только с трудом заставляла себя вспомнить, что были у нее и мать и отец, и нормальное – как у всех обыкновенных детей – детство.
На стене напротив ее кровати мутно белела тарелка настенных часов. Но сколько времени, Саша определить не могла – было слишком темно.
«Часа четыре, наверное, – подумала она и закрыла глаза, – а то и пятый час... Нужно заснуть. Завтра... То есть – сегодня пораньше встать и подальше уехать отсюда. На север, что ли, куда-нибудь? Или к родителям? Нет, у родителей меня точно будут искать... А вот на север. В Сибирь там какую-нибудь... Отсижусь там, пока все не уляжется, а потом и за границу можно...»
Саша и сама не знала, отчего вдруг возникло в ней желание уехать в Сибирь. Наверное, оттого что это географическое название ассоциировалось у нее с какими-то совершенно недостижимыми далекими районами, где ее никто не сможет отыскать. К тому же сейчас – после южной удушливой жары и низкого солнца под провисшим небом, где ей пришлось столько пережить, – она с удовольствием представляла себе голубые сугробы, вечерние предновогодние тени и пышные снежные шапки на елочных ветках.
В дверь постучали.
Сначала Саша подумала, что это часть ее вполне уже наступившего сна, потом открыла глаза, снова погрузившись в серый полумрак темной комнаты.
Звук повторился. Он был странный. Как будто кто-то скребся в дверь. Потом тихонько заскрежетало в замочной скважине.
Саша рывком сбросила с себя одеяло и спустила на пол ноги.
Сна у нее – как не бывало.
За дверью притихли. Саша затаила дыхание и несколько минут сидела, почти совсем не дыша.
«Опять, – кольнуло ее, – как они смогли до меня добраться? Теперь им нужны деньги. Конечно, Эльвиры Максимовны нет давно в живых – об этом даже и думать не стоит. Они заберут деньги и убьют меня...»
Дверь тихонько скрипнула, как будто на нее кто-то тяжело навалился с той стороны.
Саша снова замерла.
«А может быть, это не они? – подумала она. – Может быть, это... Кто? Паша? А зачем? Решил все-таки потребовать плату за совместную поездку? Тогда почему бы ему просто не постучаться в дверь? Боится, что я не открою... Нет, глупость. Паша не станет за таким простым делом по-воровски красться в номер. И к тому же ни одного намека от него не было за все это время, пока мы были наедине – и в машине, и в его номере, когда ужинали».
Думать о том, что это Паша пытается проникнуть к ней в комнату, было тоже неприятно. Как будто рушилось что-то очень важное, установившееся между ними.
