будет и дальше двигаться в подводном положении, всплывая только ночью для зарядки аккумуляторов, пока не достигнет 15 градусов северной широты. Достигнув заранее установленной точки, она пошлет радиограмму в штаб флотилии.
Вахту нес первый вахтенный офицер Генрих Хирзакер, когда лодка шла, тяжело раскачиваемая крупной зыбью. Видимость в эту лунную ночь была отменная, и он, как и все находившиеся на мостике, внимательно следил за горизонтом в поисках добычи или признаков возможной опасности.
– Тень по правому борту, – доложил вахтенный сигнальщик.
Хирзакер осмотрел через бинокль указанный сектор, стараясь высмотреть что-то едва заметное. И это «что-то» сверкнуло в ярких лучах лунного света. В обманчивом лунном освещении он ошибся в определении характера объекта.
– Эсминец! – крикнул Хирзакер. – Боевая тревога! Срочное погружение!
Вся команда мостика быстро нырнула в люк, а Хирзакер – последним, захлопнув и задраив за собой крышку. Лодка с дифферентом на нос начала погружение, когда все они, скользя по поручням трапа, спустились в центральный отсек. Уже через тридцать секунд после команды на погружение лодка достигла глубины 20 метров.
– Слышу приближающийся шум гребных винтов, – сообщил гидроакустик. А внимательнее вслушавшись в морские шумы, добавил: – Торпеда!
Звенящий шум быстро вращающегося гребного винта торпеды уже слышен был во всем помещении центрального поста. Все смотрели вверх, словно завороженные этим зловещим звуком, становящимся все громче и громче. Звон достиг пика, когда торпеда промчалась прямо над рубкой, а затем, по мере ее удаления, снизился, пока не исчез совсем, заглушаемый водоворотами, оставляемыми бешено вращающимся гребным винтом. Судя по всему, торпеда прошла в опасной близости от лодки.
– Томми хорошо прицелились, – проговорил наконец командир. – Погрузись мы секундой позже, Хирзакер, уже отправились бы на дно.
Он снова вернулся к своим занятиям за штурманским столом. Английская субмарина промахнулась, а их лодка сумела вовремя нырнуть. И вот теперь началась жуткая игра в кошки-мышки, когда две противные стороны охотятся друг за другом, совершая осторожные и почти неслышные движения в полном мраке, руководствуясь только показаниями своей гидроакустики.
– Бринкер, велите своим электродвигателям говорить только шепотом, – обратился командир в стармеху. – Мне нужна абсолютная тишина. Даже не дышите! – прикрикнул он на команду.
На лодке воцарилась такая тишина, что был слышен шум собственных гребных винтов.
– Руль помалу влево! – тихо скомандовал Шульц рулевому.
– Есть помалу влево! – ответил рулевой.
Лодка начала медленный разворот влево. Было невозможно точно определить положение субмарины противника или курс ее движения. Шульц маневрировал осторожно, поскольку любые резкие изменения курса облегчили бы противнику определение ее позиции.
Английская лодка находилась так близко от них, что не нужно было и гидроакустики – звук ее гребных винтов и топот ног команды с легкостью проникал через стальную оболочку «U-124». А ее собственная команда стояла на постах неподвижно, с широко открытыми глазами и затаив дыхание. Где был враг? Выше, ниже их? Слышит ли он их? Не столкнутся ли два слепых охотника друг с другом?
– Прямо руль! – прошептал командир.
– Есть прямо руль!
Тихо, как акула, скользящая в морской пучине, лодка вернулась на прежний курс.
Звуки, раздававшиеся с другой лодки, стали тише и через несколько мгновений полностью стихли. Призрачно-кошмарная встреча продлилась всего несколько минут и была типичной для подводной войны ситуацией, когда судьбоносные события развиваются с молниеносной быстротой.
Оперативная зона субмарины Шульца располагалась в Северной Атлантике, к югу от Исландии. И задолго до прибытия в этот район команда лодки втянулась в привычную лямку боевого патрулирования.
Наступило 16 октября – одиннадцатый день с момента выхода из Лорьяна. Команда только что расправилась с обедом, закончившимся шоколадным пудингом – любимым десертом экипажа. Сменившиеся с вахты переговаривались между собой, играли в карты или просто спали. Командир и стармех играли в шахматы в кают-компании. Бринкер только что взял командирского слона.
– Интересно, поступали ли за прошедшую неделю сообщения о конвоях? – спросил Бринкер.
Командир покачал головой:
– Нет. Было потоплено несколько одиночных судов на западных подступах к нашему району, но конвоев никто не заметил.
– Хотел бы знать, где они прячутся.
– Я тоже хотел бы это знать.
Бринкер уже взял командирского ферзя и смотрел на него с улыбкой победителя.
– Гм, – промычал Шульц. – Выиграть бой – это еще не значит выиграть войну, Бринкер, – простодушно проговорил он, хитро поблескивая глазами.
– Какими же маршрутами, по-вашему, они теперь пользуются? Наверное, идут где-то севернее? – спросил Бринкер.
Шульц, соглашаясь, кивнул.
– Скорее всего, как можно ближе к паковому льду, – предположил Шульц. Его рука зависла над шахматной доской, а затем замерла над конем. – Не будьте таким нетерпеливым. Думаю, мы вскоре встретимся с одним из них. – Он сделал ход конем. – Шах и мат!
Бринкер разинул рот, удивленный таким развитием игры. Некоторое время он тупо смотрел на шахматную доску, а затем, придя в себя, воскликнул:
– Вы, конечно, понимаете, что я позволил вам выиграть только потому, что вы старше меня по званию.
– Похожая история! – самодовольно улыбнулся Шульц. – Моя тактика Клаузевица слишком сложна для вас! – Он поднялся с места и потянулся. – Пойду на мостик. Возможно, сегодня удастся кого-нибудь потопить.
– Я тоже пойду, – сказал Бринкер. – Хочу покурить там.
Поскольку вентиляционная система лодки никак не сообщалась с наружной атмосферой, курение внутри лодки было строжайше запрещено. Один-два члена экипажа могли время от времени посещать для этого «зимний сад» – кормовую часть ходового мостика лодки, но в штормовую погоду или когда поблизости были вражеские суда, большее, что можно было позволить себе, это дождаться своей очереди вылезти в рубку, чтобы несколько раз жадно затянуться сигаретой. После чего курильщика ожидал шанс промокнуть под брызгами неожиданно налетевшей волны, попавшими во входной люк.
Бринкер, прихватив пачку сигарет, пошел на мостик вслед за командиром. Он любил своего командира. Вообще-то трудно убедить германского строевого военно-морского офицера в том, что машины не обязательно должны понимать приказы так же, как люди. Если последние могли задаваться вопросом о цели приказа и напрячь все свои силы, чтобы выполнить приказ, то машины относятся к приказам несколько иначе. Никакие приказы, распоряжения или угрозы не имеют значения для двух дизелей в машинном отделении. И мудрым бывает тот командир, который хорошо усвоил этот простейший факт.
Шульц не был механиком, но имел природную склонность к математике и машинам. Он всегда был в состоянии понять технические проблемы, которые излагал ему Бринкер. И что было еще более важным, он испытывал полное доверие к способностям и суждениям Бринкера. Это создавало прекрасные рабочие отношения между этими двумя людьми и обеспечивало нормальное, без каких-либо инцидентов, плавание их лодки, которое вряд ли могло бы осуществиться так успешно под командованием офицера, постоянно придирающегося к своим подчиненным.
Видимость была прекрасной. Небо позади лодки закрывала плотная гряда облаков. Но вот внезапно отдельное облачко закрыло солнце. Сразу же легкий ветерок стал срывать белые гребешки пены с волн. Идеальная позиция для подводной атаки, машинально отметил командир.
– Вы ничего не видите, Хардеген? – спросил он вахтенного офицера.
– Мне кажется, ничего, – уклончиво ответил тот. – Вот только показалось, что я различил топ мачты
