туда-сюда. Спустили шлюпку, и она оттолкнулась от борта тонущего судна.
Шульц подождал несколько минут.
– Одна торпеда не заставит его утонуть, – проговорил он. – Но дадим им время сойти с корабля, прежде чем окончательно расстреляем его.
– Господин каплей, – обратился к нему радист, – корабль подал сигнал на волне 600 метров.
Он вручил Шульцу записанные им сигналы: «S. O. S de g s d f UMONA 7 r 42 N. 14 r 40 W торпедирован».
К этому времени экипаж вернулся на шлюпке к борту судна и снова поднялся на палубу.
– Что они делают? – прошептал Шульц. – Они что, не знают, что за него уже некому молиться?
Он подождал еще немного.
Через двадцать минут после первой торпеды он выстрелил в него вторую. Судно камнем пошло на дно.
Посмотрев на то, как оно тонет, Шульц приказал погрузиться на глубину 50 метров и собрал команду в центральном посту.
– Принесите шампанского, – приказал он. – Если верны мои расчеты, с потоплением этого судна на нашем счету 100 000 тонн отправленных на дно, и я должен получить за это Рыцарский крест. Давайте же отметим это событие!
– Конечно, господин капитан-лейтенант, – сказал Бринкер, входя в центральный пост. – Вы уже имеете его! Дядюшка Карл гарантирует вам это! Мои поздравления!
Кессельхайм вручил радиограмму, адресованную ему:
– Она поступила во время атаки. Я просто побоялся помешать вам в такой ответственный момент. Поздравляю вас.
Лучезарно улыбающаяся команда разразилась криками поздравлений, и тут же от ее имени Шульцу был вручен самодельный Рыцарский крест. Крест был повешен ему на шею со всеми подобающими почестями, и с тех пор он всегда с гордостью носил его. Кок внес в отсек собственноручно испеченный им торт с изображением Рыцарского креста, выполненного сахарной глазурью. И все поднимали бокалы с шампанским, поздравляя своего командира и желая ему крепкого здоровья.
Четырьмя днями позже «U-124» снова прошла точку, где потопила транспорт «Умона». При этом на поверхности моря был замечен небольшой плот с тремя членами экипажа этого судна, которых подняли на борт лодки.
Один из них, казалось, находился в бессознательном состоянии, а двое других в состоянии шока. Они сообщили Шульцу, что являются членами экипажа потопленного субмариной судна «Умона» и что, насколько им известно, никто больше из его команды не спасся, а также спросили, не та ли это самая лодка, которая потопила их транспорт.
– Да, – ответил Шульц, – но скажите, почему вы не оставили судно сразу после попадания первой торпеды, ведь я дал вам время, чтобы уйти с него. Я потопил его лишь второй торпедой.
– Я не знаю, – ответил один из спасенных. – Часть команды сошла в шлюпки, но капитан приказал им вернуться на борт, поскольку судно осталось на плаву.
– Но он должен был знать, что подлодка все равно не оставит судно на плаву. Разве что в случае, если рядом появится эсминец эскорта. Глупо вернуться на торпедированный корабль только потому, что он еще не затонул окончательно, и ждать, когда тебя убьют, – раздраженно объяснял им Шульц, раздосадованный фактом ненужных жертв.
– Не забывайте следить за небом, – строго указал вахтенным Хенке, заметив, что те слишком увлеченно расспрашивали несчастных спасенных на плоту. – Если вдруг появится хотя бы один самолет, мы окажемся в еще худшем положении, чем эти несчастные, поскольку нам не хватит времени на погружение.
Шульц послал за сигаретами, водой и коньяком для людей на плоту.
– Я не могу взять вас на борт, – сказал он им. – Это запрещено мне приказом командования. А кроме того, у нас впереди длительная патрульная служба.
– Господин каплей! – закричал один из вахтенных. – Корабль по пеленгу один-четыре к осту.
Шульц сбросил швартовый конец на плот и сказал:
– Нам нужно уходить, но мы еще вернемся и укажем вам направление движения к суше. – После этого он повернулся в сторону мостика и крикнул: – Лечь на курс один-четыре – к востоку. Полный вперед оба дизеля.
Лодка с рычащими дизелями отошла в сторону, оставляя плот и его отчаявшихся обитателей, которые, конечно, уже не надеялись встретить лодку еще раз. Погоня за судном оказалась бесплодной. И через несколько часов лодка вернулась к месту, где оставила плот.
– Очень сожалею, что не могу взять вас с собой, – снова повторил им Шульц, – но вы находитесь совсем недалеко от побережья. Течение обязательно вынесет вас к берегу примерно через три дня.
Во время этого разговора Бринкер стоял рядом с командиром.
– Господин капитан-лейтенант, – сказал он ему на немецком, – до берега целых 200 миль.
– Знаю, – ответил ему Шульц, – но не смогу сказать им об этом. Лишенные всякой надежды, они не смогут даже попытаться достичь берега.
– Вы полагаете, у них есть какие-то шансы на спасение? – спокойно спросил его Бринкер.
Шульц с сомнением покачал головой.
– Я не знаю. Может быть, и есть. – Он помолчал и добавил: – Но очень сомневаюсь в этом.
– Желаю удачи, – сказал он по-английски, – думаю, вам повезет.
Экипаж лодки молча наблюдал за этой сценой, пока плот не превратился в едва заметную точку и окончательно не исчез из вида.
В течение последующих двух дней командир лодки стал совсем другим человеком. Строго держался с командой, говорил холодно и лаконично.
Один из молодых матросов, впервые вышедший в патрулирование, как-то подошел к Лео Раудзису.
– Боцман, – сказал он смущенно, – вы хорошо знаете, что никто на лодке не может избежать того, чтобы не толкнуть кого-нибудь. Только что я случайно столкнулся со стариком, и он чуть было не снес мне голову.
– Забудь об этом, парень, – сказал ему Раудзис. – Это все из-за тех людей на плоту. Со временем любой человек устает от необходимости постоянно кого-то убивать. Ты когда-нибудь поймешь это и сам.
– Ну ладно. А почему мы не могли взять их на борт? – снова спросил матрос. – Ведь они заняли бы совсем немного места в лодке. Вы, конечно, знаете, что они никогда не доберутся до земли.
– Наверное, потому, что это запрещено, – нехотя ответил Раудзис. – Конечно, ты не хотел, чтобы их бросили умирать в океане. И никто этого не хотел, а больше всего командир. – Он пожал плечами. – Но ведь идет война. И ты тоже должен привыкнуть к этому.
Рафальски поднял на него глаза:
– Наш командир хорошо знает свою команду. Он знает, что парни всегда и во всем заодно с ним на тысячу процентов. У него все будет в порядке. А тебе советую не вмешиваться в его дела.
– Ты что, не знаешь, что Вильгельм и так нарушил приказ, снабдив спасшихся водой и провизией? – спросил его Кессельхайм, прислушавшийся к разговору. – Дядюшка Карл строго приказал командирам всех лодок ни в коем случае не останавливаться для оказания помощи спасающимся в шлюпках, если это создает угрозу их лодкам, а этот район просто кишит вражеской авиацией.
Рафальски коротко рассмеялся:
– Попробуй объяснить Большому Льву, что, мол, господин адмирал, я потерял лодку и угробил свою команду только потому, что остановился для оказания помощи трем англичанам на плоту, а он в ответ: «Я понимаю все это, а как они оказались на этом плоту?» – «А они оказались там потому, что я поднял на воздух двумя торпедами их судно». Звучит дико, не правда ли?
Матрос потряс головой.
– Для меня это звучит как бред сумасшедшего.
Раудзис рассмеялся и похлопал его по плечу:
– Не бери в голову. Ты еще привыкнешь ко всему этому. И если будешь хорошим парнем и ни одна глубинная бомба не найдет тебя, то, считай, тебе повезло и все это быстро забудется, ты вернешься домой и будешь жить счастливо и долго.