Но единственным признаком присутствия конвоя был эсминец, который сразу же направился к лодке, но затем отвернул, взяв курс на север.
Шульц и другие командиры лодок упорно вели поиск конвоя, усердно маневрируя, делая прокладку на картах и следуя всякой примете присутствия конвоя.
Команды лодок, находясь в постоянной боевой готовности, спали и ели где придется. Часто бои с охраной конвоев продолжались в течение нескольких суток, и экипажи лодок вскоре научились использовать всякую возможность, чтобы поспать, впадая из-за переутомления в полубессознательное состояние, как только принимали горизонтальное положение.
Шульц лег на курс в соответствии с последней информацией и впервые за двадцать четыре часа смог выспаться на своей койке.
Он проспал не более двух часов, когда его разбудил Кессельхайм, осторожно потряся его за плечо:
– Господин капитан-лейтенант!
Перед глазами Кессельхайма тут же встала картина такого же внезапного пробуждения в подвешенных к подволоку отсеков койках в носовом торпедном отсеке. Удар в бок и крик:
– Давай вставай! Ты что же, хочешь так проспать всю свою оставшуюся жизнь? Вставай и получи свою получку, неотесанная деревенщина!
И он подумал, как прореагировал бы Шульц на подобное приветствие после сна.
Шульц сел в койке, протирая глаза, и Кессельхайм, найдя это естественное движение смешным, вдруг заулыбался.
– Сигнал от «U-331», господин капитан-лейтенант, – сказал он, подавляя идиотское желание рассмеяться, когда вручал командиру листок с текстом сообщения.
Шульц удивился, подумав, что такого радостного мог узнать Кессельхайм в час ночи, но мгновенно забыл об этом, пробежав сообщение от фон Тизенхаузена. Его лодка настигла конвой, но ее преследуют три эсминца.
Шульц обулся, и Кессельхайм протянул ему чашечку дымящегося кофе. Зная, что сон командира улетучится, как только он прочтет сообщение, Кессельхайм по дороге успел прихватить чашечку кофе для него.
Согласно сообщению Тизенхаузена конвой должен был находиться совсем недалеко от их лодки, и Шульц тут же изменил курс, чтобы обследовать указанный в сообщении район. Сообщения от других лодок и сообщения «кондора» давали общее направление поиска, но заманчиво близкий конвой тем не менее оставался вне досягаемости «стаи».
Периодически поступавшие сообщения требовали тщательных прокладок курса конвоя на карте, чтобы получить точное представление о его координатах, что не оставляло командиру «U-124» времени даже на кратковременный сон. Он чувствовал себя совершенно измотанным, и его узкая, находящаяся всего лишь в нескольких метрах койка казалась ему пределом всех желаний.
Долгие часы погони складывались в дни, а дни и ночи смешивались в непрерывную и запутанную вереницу сообщений, расчетов, навигационных построений и догадок. И все это ради обнаружения конвоя.
Находясь на мостике, Шульц напряженно обшаривал в бинокль горизонт даже в наступающих сумерках, стараясь угадать положение конвоя.
– Самолет! Пеленг сто двадцать пять! – выкрикнул стоявший рядом с ним Хеннинг.
Шульц тоже заметил самолет и смотрел на него в течение нескольких секунд. У него были крылья с верхним креплением. Это был «кондор»!
– Боевая тревога! – крикнул он. – Срочное погружение!
Уже не оставалось времени убедиться в том, что они действительно обнаружены. Люди, находившиеся на мостике, быстро прыгали в рубочный люк, когда лодка уже начала погружение.
Внезапный крик, раздавшийся из дизельного отсека, перекрыл обычный при срочном погружении шум и заставил доктора Годера броситься туда, протискиваясь между суетящимися членами команды, преодолевая внезапно возникшую крутизну палубы. К тому моменту, когда лодка выровнялась, он уже был около раненого старшины машинной команды Струве.
Мизинец на левой руке старшины оказался размозжен, и Годеру хватило беглого взгляда, чтобы сообщить командиру о необходимости срочной операции на борту лодки. Введенный морфий ослабил боль раненого, и Годер уже обрабатывал его рану, в то время как лодка продолжала медленное погружение.
Погрузившись, субмарина потеряла скорость, но, учитывая, что ее всплытие сопровождалось бы сильным сотрясением, которое помешало бы Годеру обрабатывать рану старшины, Шульц придержал ее в погруженном состоянии до окончания операции.
В 20.30 раненый машинист заснул в своей койке, получив еще один укол морфия. А лодка к этому времени опять всплыла.
В сообщении от Рейнхарда Хардегена с «U-123» говорилось об установлении им контакта с конвоем и его местонахождении. Оказалось, что конвой находится очень близко.
Находясь на мостике, Шульц с трудом держался на ногах от сильной качки лодки, нырявшей в накатывающуюся высокую зыбь. Он нахмурился, пытаясь преодолеть страшную усталость последних дней, от которой ноги наливались свинцом. Каждая мысль и каждое действие требовали от него огромных усилий. С тех пор как несколько дней тому назад начал погоню за конвоем, он спал лишь урывками, а точнее, дремал, то и дело принимая сообщения об обстоятельствах, которые требовали его вмешательства.
– Очистить мостик! – крикнул он.
Если нельзя ничего увидеть, то, возможно, он сможет что-нибудь услышать. Звуки вращающихся гребных винтов судов конвоя распространяются достаточно далеко и могут сказать о многом.
Шредер подошел к пульту гидроакустика. Тот медленно поворачивал излучатель по всем румбам, пытаясь расслышать малейшие шумы, раздающиеся в наушниках. Наконец он заметил стоящего около него командира, внимательно наблюдающего за ним и старающегося прочитать на его лице хоть какие-то следы тревоги.
– Ничего, господин капитан-лейтенант, – сказал Шредер, – ни звука.
– Ладно. – Шульц повернулся и сделал знак Бринкеру. – Всплываем.
Он подождал, пока лодка всплывет, держась рукой за ступени трапа.
– Рубка чиста! – сказал Бринкер.
Шульц поднял крышку люка и выскочил на мостик, с которого еще стекала вода, быстро осмотрел небо и море, прежде чем вызвать вахту.
Момент всплытия лодки на поверхность всегда представляет для нее определенную опасность, поскольку производится вслепую. По этой причине ее балластные цистерны остаются частично заполненными, и благодаря этому лодка остается готовой к немедленному новому погружению. Командир в этом случае, оставаясь в полном одиночестве на мостике, производит быструю оценку обстановки, в то время как вахтенные внизу, в рубке, ожидают его приказа на выход на ходовой мостик.
Его цепкий взгляд подметил какую-то тень к югу, и он увидел эсминец, который тут же развернулся, но не в их сторону. Шульц продолжал ждать, держась за крышку люка и наблюдая за тем, как из-за первого эсминца появился второй.
«Группа преследования, – подумал он, наблюдая за тем, как они сильно кренились, закладывая резкие повороты противолодочных зигзагов, – но пока они не подходят ближе!»
Через несколько секунд после выхода вахтенных на мостик Кляйн заметил две небольшие тени на поверхности моря. Это были подлодки.
– Лечь на курс 300 градусов, – приказал Шульц.
Лодка шла новым курсом каких-то полчаса, когда вахтенный вдруг крикнул:
– Конвой!
Солнце уже клонилось к закату, когда лодка ринулась в сторону конвоя под обоими дизелями, работающими на полную мощность. Еще оставалось время для атаки.
– Субмарина прямо по курсу! – доложил вахтенный.
И в то время, когда Шульц рассматривал эту лодку, раздался крик:
– Самолет, пеленг 180 градусов!
– Срочное погружение! – приказал командир.
