Аня с интересом взглянула на него.
– В минуте езды от нас по Казанской находится Воздвиженский собор. Там служит мой друг отец Велимир... даже в такое позднее время он обычно еще там. Вот мы и решим, как нам быть.
– Вы шутите? – вероятно, от изумления снова переходя на «вы», проговорила Аня.
– Я не шучу такими вещами, как жизнь человека, Анна Михайловна, – в тон ей сухо ответил Свиридов и после некоторой паузы многозначительно добавил: – С недавних пор...
Они обнаружили отца Велимира в ризнице, где тот снимал церковное одеяние, чтобы облачиться в мирское. Едва ли не по пятам за ними мчались упорные братки, успевшие прошмыгнуть в отворенные церковным служкой по просьбе Влада вторые храмовые врата, которые следовало бы именовать скорее обычной железной дверью, потому как парадный вход был закрыт еще два часа назад по окончании вечерней литургии.
Отец Велимир, рослый осанистый мужчина лет тридцати пяти, чрезвычайно представительной благообразной внешности, с окладистой черной бородой, в миру звался Афанасием Фокиным, а в приснопамятные времена являлся штатным исполнителем «Капеллы» под кодовым названием «Вагнер».
Впрочем, в последние годы уроки спецгруппы ГРУ явно уходили в забвение, так как отец Велимир по идеологическим и моральным соображениям сознательно отрекался от прошлого, связанного с элитным киллерским отделом, которое в его понимании явно шло от дьявола.
Нельзя не признать, что во многом отец Велимир был прав.
Другое дело, что, отрекшись от сатанинских свершений прошлого, новоиспеченный священник предался другим дьявольским наваждениям, самым явным из которых следовало признать неумеренное потребление спиртных напитков. По утверждению ряда праведных прихожан, которых сам пастырь титуловал не иначе как богохульниками, вероотступниками и христопродавцами и примерно раз в неделю обещал отлучить от церкви, – так вот, по утверждению этих добрых людей, преподобный отец вверял себя зеленому змию даже во время служения молебнов, иногда столь основательно, что путал слова молитв и даже осквернял слова Священного писания богомерзкой икотой.
Впрочем, Владимир храм не посещал и о степени одержимости своего друга дьяволом в лице зеленого змия во время литургии мог судить только со слов злобных старушек, чтящих все заветы матери нашей православной церкви.
Однако и сейчас отец Велимир был определенно пьян и уже весьма нетвердо стоял на ногах, когда в ризницу влетели Влад и Аня.
– Вот ты-то нам и нужен, Афоня, – проговорил Свиридов, – сейчас сюда пожалуют несколько возмутительных безбожников, а мне уже надоело вразумлять их и наставлять на путь истинный. Быть может, у тебя это получится лучше, все-таки ты у нас духовное лицо.
– Ну что ж, господь мне в помощь, – торжественно провозгласил отец Велимир, обдав Влада и Аню волной нервно-паралитического перегара.
– А нас тут не было, – добавил Свиридов, ныряя за угол. – Все понял?
В этот момент неугомонная троица ворвалась в ризницу и увидела перед собой благожелательно ухмыляющееся лицо отца Велимира.
– Эй ты, поп! – гаркнул вбежавший первым отчаянно пыхтящий толстопузый. – Где тут... козел этот со своей шалавой?
– Ты, верно, впал в заблуждение, сын мой, – следовал спокойный ответ, – здесь не было никаких козлов, тем паче, прости меня господи, шалав. Да будет тебе известно, сын мой, что всякий козлище, преступив порог храма божьего, немедленно уподобляется агнцу.
– Да ты что несешь, е-мое? – возмутился главный, пытаясь обойти возвышающегося посреди ризницы, как башня, отца Велимира. Тот придержал его за плечо:
– Не спеши так, сын мой. По-моему, ты еще не готов для разговора с богом.
– Этот поп их спрятал! – заорал толстый, толкая брюхом отца Велимира. С таким же успехом он мог приложиться к гранитной скале. – Я сам видел, как они сюда заскочили!
– Да, больше им некуда деться, – мрачно сказал главный. – В общем, так: мы тебе не проститутки на исповеди... говори, где они?
– Кто, проститутки? – отбросив елейный, душеспасительный тон, насмешливо спросил Фокин. – Ты что- то туманно изъясняешься, сын мой.
– Он еще и рамсует, сука. Говор-р-р-и, пидор бородатый! – заорал толстый и в порыве злобы дернул отца Велимира за упомянутую бороду.
Впрочем, в следующую секунду священник от души благословил его прямо по жирной физиономии, да так, что здоровенный бандит отлетел, как котенок, а второго отечески напутствовал мощным пинком. Когда же тот угрожающе приподнялся, испуская вопли дикой горной гориллы, которая случайно зажала в расщепе дерева что-то жизненно важное, а главарь выхватил пистолет, отец Велимир схватил лежащего на полу и отчаянно верещащего страдальца за ворот и ремень брюк и, раскачав на манер стенобитного орудия, швырнул в хищно нацелившегося в него громилу с сотовым телефоном.
И с такой силой был пущен этот «стенобитный снаряд», что оба амбала, судорожно вцепившись друг в друга, вылетели из дверей ризницы и скатились вниз по лестнице, а потом с грохотом впечатались в стену так, что посыпалась штукатурка.
Ничего удивительного, что после подобных баллистических процедур оба негодяя впали в полный коматоз.
Относительно уцелевший же толстяк, прижимаясь к стене, боязливо чиркнул задом по иконостасу и, пятясь по-рачьи, попытался ретироваться, вероятно в панике приняв точку зрения упомянутых выше истовых старушек, считающих, что в отца Велимира вселился дьявол. Но наткнулся прямо на выходящего из своего укрытия Влада.
– Нет, Володя, ты мне скажи, что это за уродов ты мне подсунул? – спросил Фокин, без особого восторга глядя на позеленевшего толстяка.
– А я и сам не знаю. Ты же с ними знаком уже не хуже меня. Неплохо размялся, правда, Афоня?
– Воистину тяжек крест твой, о господи! – непонятно к чему пробормотал Фокин, потом с ловкостью фокусника выудил откуда-то бутылку водки «Хрустальная корона» и хватил здоровенный глоток из горлышка.
– Кто сказал тебе привезти ее? – схватив толстого бандита двумя пальцами за горло, спросил Свиридов.
– Я... я не знаю. Мы должны были встретиться с ним... тем мужиком в одиннадцать часов вечера у речного вокзала.
– То есть имени его ты не знаешь?
– Н-нет... да чего мне гнать, братан, я тебе в натуре говорю: не знаю! – буквально взмолился тот, видя, как Влад угрожающе сощурился, а отец Велимир, опустошив бутылку, свирепо засопел. Засопел скорее всего по поводу недостатка алкоголя, но перепуганный амбал все принял на свой счет.
Влад извлек из кармана фотографию Бахтина и сунул тому под нос:
– Это не он?
– Да это Бахча... я его знаю, – оживился толстяк. – Конечно, не он. Да я того толком-то и не разглядел. Он с нами по телефону разговаривал потому что, – с глупейшей ухмылкой присовокупил он.
– То есть ты его не видел? – вмешалась Аня. – А что он хотел от меня?
– Да откуда ж мне знать? – уже более спокойно выговорил тот. – Мы только знали, куда ее подвезти... а что там, как там... это я без понятия.
– И сколько он заплатил? – резко спросил Свиридов. – Рубль нынче колбасит, каждый цент на счету, правда?
Амбал тупо закивал головой, а потом пробормотал:
– Да по пятьсот баксов на брата отстегнул, ханыга.
– Только-то? – усмехнулся Свиридов. – И не жалко тебе подыхать из-за каких-то пятисот «зеленых», а?
Студнеобразное лицо бандита судорожно затряслось, на лбу проступили капли пота, и он проквакал нечто маловразумительное, вероятно, долженствующее означать, что подыхать жалко и за пятьсот
