И еще – что-то демоническое и оттого магнетически завораживающее было в словах и движениях находящейся рядом с ним еще совсем молодой, но такой циничной и избалованной женщины, что он не нашел бы себе оправданий, если бы ушел... если бы...
«Просто я пьян», – должна была мелькнуть спасительная мысль, но она не приходила и не могла прийти.
– Вот-т мы и пришли, – запинаясь, наверно, от холода и сырости, царящих в этой наименее цивилизованной части подвала, – сказал он. Сказал, лишь бы вообще сказать что-то.
И открыл дверь.
– Там очень темно, – проговорила Аня.
– У меня есть спички.
– Правда, тут жутко? Словно пахнет смертью, – прошептала она, и голос ее наконец-то дрогнул – железное самообладание отказало ей.
Вероятно, она почувствовала близость тех, кого так скоропалительно и жестоко обрекли на мучительнейшую смерть, перед которой, быть может, осужденных ожидали страх, удушье – не столько кислородное, сколько удушье от ненависти – и безумие.
– Смерть? Да, пожалуй, – пробормотал Афиногенов и, сделав еще шаг по коридору, открыл было рот, чтобы позвать смертников. Но в этот момент его настигли тихие, спокойные и выверенные, как пуля в спину, слова:
– А как бы ты хотел умереть, Дима?
Он обернулся, чтобы увидеть выросший за спиной изящный женский силуэт и его опасное, гибельное движение. Но прежде чем он осознал, куда направлено это движение, отчаянным ударом бейсбольной биты Аня разбила ему голову.
Глава 11
Он упал, не издав ни звука, а она, перешагнув через его неподвижное тело, бросилась к стене, за которой ей почудилось какое-то движение. Господи, прошло уже почти двое суток, неужели они еще могут быть в сознании после всего, что с ними случилось.
– Володя! Афанасий! – слабо позвала она и прижалась виском к холодной стене.
– Если бы я был пьян, то сказал, что у меня начинается приступ белой горячки, – вдруг возник за стеной слабый задыхающийся голос.
– Свиридов... – пробормотала она и, не в силах противостоять внезапно начавшемуся неистовому приступу головокружения, села возле стены. – Значит, вы живы.
– Ну, это категория весьма относительная, – снова донесся глухой голос, – но как ты сюда попала?
– Это неважно, Володя. А почему молчит Афанасий?
– Потому что этот чертов Свиридов всю жизнь затыкает мне рот, аки последний козлище! – прогрохотал, как из бочки, сильно заглушенный, но все-таки мощный голос Фокина.
Господи, и в таком безнадежном, жутком положении они еще могут смеяться и иронизировать друг над другом!
– Что я могу сделать? – спросила Аня.
– Говори громче, Анечка, тут очень плохая акустика, – послышался голос Свиридова. – А лучше не говори, а найди какой-нибудь отбойный молоток и разбей к чертям эту стену.
– Там нет поблизости какого-нибудь лома? – спросил Фокин. – Пробей дырочку да просунь его нам, а мы уж как-нибудь сами, хоть тут и тесно, а нам куда больше охота уже не махать этой железякой, а спокойно протянуть ножки да прочитать друг над другом отходную молитву...
– Я найду, найду, – поспешно выговорила Аня, с которой улетучился весь и без того легкий хмель, – только не надо так шутить, Афанасий.
Аня вернулась через две минуты, неся в руках обычный лом, который ей удалось найти в одной из смежных кладовок. Разумеется, этот инструмент подходил для демонтажа стены куда больше, нежели уже использованная не по назначению бейсбольная бита.
– А теперь постарайся разбить им кладку. Только бей не в кирпич, а в цемент, – глухо прозвучал голос Свиридова, и Аня в который раз поймала себя на ощущении, что говорит не с живым человеком, а какой-то древнеегипетской мумией из пирамиды. Правда, из-за двух этих мумий она только что покалечила или вовсе убила человека, с которым мило общалась в течение полутора суток.
...Волосы уже слиплись на лбу Ани, а в глазах закружились звездочки, когда ставший неподъемно тяжелым лом наконец пробил стену и проскользнул в пустоту. И она тут же почувствовала, как с той стороны его схватили сильные руки и потянули на себя.
Лом исчез в пробитом узком отверстии, а Аня обессиленно прислонилась к холодной стене и легко соскользнула по ней на пол.
Несколько мощных ударов сотрясли кладку до основания, а потом из проделанного еще Аней отверстия полетели сначала пыль и мелкие осколки, а потом и целые кирпичи. Один из них попал в неподвижно лежащего на земле Афиногенова, и тот пошевелился и еле слышно застонал.
Через несколько минут отверстие расширилось настолько, что способно было пропустить даже огромного Фокина. Он-то и вылез первым из каменной могилы, которая не сумела-таки удержать бывших офицеров «Капеллы». Вылез и буквально свалился рядом с Аней, тяжело дыша и вытирая изодранным рукавом грязной рубашки льющийся со лба пот.
Он был настолько измучен, что даже не мог говорить, а только шумно дышал, пытаясь перевести дыхание.
Через несколько секунд из пролома появился и Свиридов. Даже при слабом и рассеянном тусклом свете, сочащемся из настежь распахнутой двери, было видно, насколько осунулось и потемнело его лицо и болезненно ввалились большие глаза. Оба друга заросли щетиной, были перепачканы грязью и замараны кровью из плохо подживших ран и мелких царапин, а лицо Фокина, разбитое при автокатастрофе с «КамАЗом», еще больше распухло и стало просто страшным.
Владимир же сильно хромал, а по его перекашивающимся при каждом шаге губам было видно, какая боль сопровождает малейшее его движение.
Тяжело дыша, он рухнул между Фокиным и Аней и обнял ее за плечи.
– Вот так, – выговорил он и уткнулся лбом в ее шею. – М-м-м... ты пила с утра? Сколько я тебе говорил, что нельзя... а ты...
Аня устало закрыла глаза, прислушиваясь к биению собственного сердца.
– А этот Дима... кто это такой?
– Который тут... валяется? – с трудом произнес все еще жадно хватающий воздух ртом Афанасий. – А ты что, не узнал этов-ва... пса?
– Не... нет.
– Это ублюдок, который подшиб нас из гранатомета.
– А как же он тут оказался?
– Он показывал мне, куда они засунули вас, – ответила Аня. – Кстати, у него выпал пистолет. Как весело... он даже завтракает со мной с пистолетом.
Свиридов пристально посмотрел на нее, а потом хрипло откашлялся – наглотался пыли, поднявшейся в душном пространстве кирпичного склепа во время того, как Свиридов и Фокин разбивали кладку, – и спросил:
– Как это все произошло?
– Потом расскажу. А сейчас нам надо спешить. Меня и Афиногенова могут хватиться.
Свиридов попытался подняться на ноги, но когда это ему не удалось из-за жуткой пронизывающей боли в ноге, Фокин почти на руках вынес его из кладовки, которая едва не стала им могилой.
– Нас уже могут разыскивать, – предупредила Аня. – Я первая выйду из подвала и, если что, подам знак.
В своих подозрениях она не ошибалась.
У выхода из подвала топтался один из людей Платонова, оставленных полковником под началом Афиногенова. Он не мог проникнуть в подвал, потому что не знал кода, поднимающего стальную перегородку.
– А, вот вы где, – проговорил он, увидев Аню. – А Дмитрий Валерьевич с вами?
