По всему было видно, что это большой и острый балагур. Тонкий рот растягивался в длинной насмешливой улыбке, которую неисправимый романтик Александр Дюма любил называть улыбкой тигра. Небольшие проницательные глаза смотрели весело и открыто.
За ним следовали несколько одинаковых, словно подогнанных один под другого парней – в серых костюмах, с табличкой «Служба безопасности» на груди, с индифферентными широкими лицами и аккуратными проборами закрепленных лаком коротких темных волос.
– Паясничаем, братцы? – спросил он. – Буяним, добры молодцы?
– Кирилл Геннадьевич начал... он, – заговорил было молодой человек в желтом смокинге, но человек с насмешливым лицом бесцеремонно перебил его:
– Да не то ты говоришь, Коля. Почему вот эти два охламона пьяные? А? Опять с Кирюхой безобразничают? Кирюху уволили, он тут тусуется, это его право – плати деньги и заходи. Но эти... на рабочем месте... охраннички!
– Я так понял, что двое из шести ребят работают под вашим началом в охране этого заведения? – спросил Свиридов, носком туфли поддевая лежащую на полу полупустую бутылку джин-тоника и, подкинув ее высоко в воздух, поймал за спиной с видом циркового акробата.
Начальник охраны «Центуриона» окинул его взглядом и спросил:
– Ты, брат, случаем, в цирке не работал?
– Нет, не работал. Но, я думаю, это у меня получилось бы.
– Почему-то я тоже так думаю. – Невысокий подошел к Свиридову вплотную и неожиданно рассмеялся. – А весело это у тебя вышло. Прямо артист. Как в мультфильме про остров сокровищ, где доктор Ливси дерется с тремя пиратами, ухмыляется и демонстративно нюхает цветочек... так его эти пиратские наскоки мало занимают. Чего это ты с Кирюхой сцепился?
– Я? – Свиридов широко улыбнулся и выписал ногами нечто похожее на старомодный книксен, которым институтки в дореволюционной России приветствовали свое начальство. – Да он сам на меня накинулся. Я хотел пригласить девушку на сеанс... а этот тип приревновал и хотел меня поколотить. Нехорошо, паньстфо.
И Свиридов, одним глотком допив джин-тоник и демонстративно раздавив в пальцах бутылку, уронил осколки на Кирилла Геннадьевича.
Потом поднес к глазам ладонь с длинными тонкими, как у пианиста, пальцами.
Ни одной царапины.
– Это как? – резко спросил шеф охраны.
– Что – как? – переспросил Влад.
– Вот это... как ты сделал? С бутылкой... чтобы не порезаться?
– Это просто, – скроив умную мину, ответил Свиридов и откинул назад упавшие на лоб светлые пряди, – нужно особым образом нажимать на стекло, чтобы оно при демонтаже не пошло колом и не покалечило пальцы. Разумеется, воздействовать на стекло нужно с известной силой. Вот так.
Он вытянул вперед левую руку с зажатым в ней толстостенным бокалом и сломал его так, словно это была жестяная банка кока-колы.
И опять ни одного пореза.
– Да ты фокусник, брат, – одобрительно проговорил начальник секьюрити и подобрал с пола осколки бокала, в то время как его люди с куда меньшей церемонностью поднимали пострадавших от свиридовского произвола задир. – Нет... не фокусник... черт, ну и силища! Где тебя всему этому научили, брат?
– Да так, – неопределенно ответил Влад и подмигнул слепо упершемуся в него бледным взглядом «рефери» в желтом пиджаке. – Много где.
– А щас что делаешь?
Свиридов смерил того пристальным взглядом и махнул рукой:
– В основном ничего. А что? Вы хотите дать мне шанс изменить свою судьбу, как это складно говорится в подобных душещипательных случаях? Нескафе – изменим жизнь к лучшему, так, что ли?
– Люблю веселых людей, – ответил тот. – Когда веселье уместно. Впрочем, – он пристально посмотрел на Влада и снова рассмеялся, не обратив никакого внимания на то, что за его спиной один из разделанных Свиридовым под орех молодых людей зашевелился и тут же попал под раздачу вторично, уже силами охраны «Центуриона», – впрочем, такого обостренного чувства смешного, как у тебя, я давно не встречал. – Он энергично зажестикулировал охранникам, вероятно указывая, что делать, и снова повернулся к Владу с похвальными словами: – Это надо же – пить коктейль, беседовать с девушкой и между делом раздернуть по полной программе шестерых остолопов. Ты прирожденный шоумен, братец. Паяц – в лучшем смысле этого слова. Я мог вмешаться сразу, но ты в тот момент троих уже вырубил, так что дело оставалось за малым – вырубить еще троих. Вот что... – он сразу посерьезнел, и Влад понял, что он может сказать, – пойдешь к нам работать?
– Мочить кого-нибудь? – беспечно проговорил Свиридов. – Или как?
Тот положил руку ему на плечо и сказал:
– Ты вот что... как тебя зовут?
– Алексей.
– А я Николай Алимович. Мои зовут меня проще – Налимыч, или Налим. За глаза, понятное дело. Ты вот что, Алексей... пройдем наверх. Поговорим.
– О чем?
– Хотя бы о том, что появилась вакансия после того, как только что уволил двух этих уродов. Из компании Кирюхи Казакова.
– Выпьешь? – спросил Налимыч.
– Почему бы и нет. Нальете – выпью.
– А теперь о деле. Откуда ты такой прыткий взялся?
– Вообще-то примерно оттуда же, откуда и вы, Николай Алимович. Пока что иных способов воспроизведения потомства не выдумали. Правда, клонирование практиковали, но так то с мышами...
– Спецназ?
Это прозвучало серьезно и резко, как выстрел. Предупредительный контрольный выстрел в голову, как говаривал в таких случаях Афанасий Фокин.
Влад с готовностью кивнул.
– Воевал?
– Ну да. Афган. Война в Персидском заливе... в составе американских морпехов. Босния и Герцеговина. Приднестровье. Чечня, разумеется.
Свиридов не врал: он в самом деле рассказывал биографию Алексея Каледина, реального человека, наемника, убитого в девяносто пятом в одной из секретных операций российских спецслужб. Этот человек, чью биографию отдали Свиридову, был отморозок и беспредельщик. Даже несмотря на то, что к его услугам прибегали и ФСБ, и ГРУ.
Жизненный принцип один: кто платит, тот и прав. Достаточно сказать, что он принимал участие в войне против Ирака на стороне американцев (в то время, как Россия выступала против), потом в Боснии убивал все тех же американцев и их европейских союзничков-миротворцев.
Милый и законопослушный человек.
А биография Каледина – компьютерная распечатка на листе формата А4 – была вложена в паспорт, врученный Владу еще Игорем Анатольевичем Книгиным.
По мере того, как Свиридов продвигался от начала к концу своего боевого списка, лицо Николая Алимовича все более вытягивалось, а затем он хлопнул широкой ладонью по колену и воскликнул, выразив в коротком возгласе целую гамму обуревающих его чувств:
– Ну чтоб я сдох!..
– Зачем же это? – резонно поинтересовался Свиридов. – По-моему, у вас вполне цветущий вид, Николай Алимыч.
– Ничего... просто давно не приходилось слышать такого послужного списка. Ну что... хотите работать у нас, если, разумеется, это вам подходит?
Николай Алимович аж перешел на «вы», что случалось с ним примерно раз в год. Да и то
