В порту делим японцев на две группы. Первую отправляем чистить портовые туалеты, – весьма подходящее занятие в такую жару. Остальным велим очищать пирс, где стоит плавучая база. Работа эта чрезвычайно важная, и к тому же мне кажется, наши матросы с удовольствием будут наблюдать, как ее выполняют японцы.
Бросается в глаза плохое состояние японских матросов. Они работают с трудом, сильно потеют и быстро устают. При этом результаты работы почему-то никак не соответствуют затраченным усилиям. В полдень мы отвозим их обратно в казармы.
После полудня отправляемся в лагерь для интернированных в Стэнли. Извилистая дорога поднимается в гору. На заднем сиденье джипа отец и сын. Они ненадолго выезжали в город и теперь возвращаются в лагерь, в котором провели три с половиной года. Мальчик с возбужденным видом вертит головой, замечая знакомые здания. Отец говорит нам, что, когда он ехал по этой дороге в последний раз, на ней лежали убитые англичане и канадцы. Из шестидесяти четырех человек, которые спрятались в одном доме, в живых осталось только шестеро. Он один из них. Мужчина замолкает. Поворачивает голову и смотрит на гавань, где стоит британский флот.
Мы проезжаем мимо мрачных развалин некогда красивых домов, даже их крыши разобрали на дрова. Эти разрушения свидетельствуют о том, что у японцев на самом деле не было будущего в Гонконге. Либо они решили совершенно опустошить остров и уничтожить британскую колонию, либо понимали, что долго здесь не продержатся.
Когда впереди вырастают светлые здания лагеря, наши пассажиры начинают улыбаться. Теперь эта тюрьма без дверей. Джип въезжает в ворота, и китайский охранник с японской винтовкой в руках с веселой улыбкой отдает нам честь.
Стэнли находится в очень живописном месте. Если забыть о предназначении этих зданий, создается впечатление, что находишься на базе отдыха, которое усиливается при виде ярких нарядов девушек. Наверное, до войны здесь часто устраивали пикники.
В маленьких комнатах нет никаких удобств, но большинство интернированных сумели приспособиться. Разумеется, ситуация с питанием сейчас значительно улучшилась.
Чтобы представить истинную картину жизни в лагере до ухода японцев, мы обошли его и побеседовали с обитателями. Они рассказали нам, что еды катастрофически не хватало. Основными продуктами питания были рис и шпинат, которые готовили в общественной столовой и раздавали заключенным. Но этих продуктов было недостаточно, особенно для мужчин, и недостаток витаминов сказывался на их здоровье. Иногда приходили посылки с продовольствием от Красного Креста, но бо'льшую часть продуктов откладывали про запас или передавали лагерным врачам. При определенных условиях можно было получить еду от охранников. Несколько китайцев и белых из числа интернированных создали настоящий черный рынок продовольствия. Часы, обручальные кольца и золотые коронки обменивали на незначительное количество пищи. Охранники из местных принимали активное участие в этом бизнесе. Они не были сторонниками японцев. Их, бывших рыбаков и крестьян, призвали на службу, оторвав от дома и семьи. Платили смехотворно мало, и неудивительно, что они пользовались своим положением для того, чтобы заработать капитал.
Ко времени нашего приезда многие мужчины уехали в город, чтобы помочь военным властям, некоторые вошли в состав новой гражданской администрации. Поэтому комнаты, в которые мы заходили, не были переполненными, как раньше. Одна из комнат размером семь на двенадцать футов разделена пополам ширмой из простыней: в одной половине жила семейная пара, в другой – одинокий мужчина.
То, что творили японцы в первые дни оккупации, иначе как изуверством не назовешь. Наслушавшись от бывших узников рассказов об их жестокостях, мы сами немного ожесточились. Из южных комнат виден тюремный двор, где часто происходили пытки и казни. В первые недели на скалах под лагерем лежали тела убитых английских и канадских солдат. Хоронить их не разрешали, и трупы на глазах узников превращались в белые скелеты. Нам показали могилы трех медицинских сестер, которые умерли в госпитале, после того как их изнасиловали и закололи штыками. На каменных ступенях еще видны следы крови. Глядя на них, мы вспоминали о больных и раненых японцах, которых привезли с китайского фронта и разместили в госпиталях Коулуна, где они будут находиться под присмотром врачей до тех пор, пока за ними не придут японские корабли.
Несмотря на все увиденное и услышанное, посещение лагеря подняло наш дух. Освобождение томящихся в нем англичан, голландцев, норвежцев и китайцев стало красивым заключительным аккордом нашего участия в войне.
Едем назад по залитым солнцем склонам холмов мимо китайских семей, на телегах везущих свой нехитрый скарб обратно в город. Крестьяне весело улыбаются нам из-под своих широких шляп. Молодые китаянки легко шагают по дороге, покачивая своими бедрами, обтянутыми черными брюками. В доме недалеко от маленькой бухты все еще живут японские офицеры. Стоящие на обочине дороги вооруженные часовые не останавливают нас, некоторые даже отдают небрежно честь. Вода в бухте манит. Мы сами останавливаем машину и идем к пляжу. Из дома выходит японский офицер и что-то кричит нам вслед. Мы оборачиваемся и отвечаем ему непечатными выражениями. Его подружка-китаянка, стоящая на пороге, смотрит на нас широко открытыми глазами. Оставляем одежду на перевернутой старой лодке, входим в прохладную воду и медленно плывем. Полотенца не нужны, потому что солнце припекает и дует легкий ветерок. После купания проезжаем мимо рыбацкого поселка Абердин. В узкой бухте носом к каменному причалу теснятся многочисленные джонки. Рядом на берегу сушится рыба. Несмотря на неприятный запах, место это не лишено очарования. Над каждым домом и над каждой джонкой красуется китайский флаг. Что бы ни говорили наши политики, китайцы стремятся к единству и если не могут его достичь, то не по своей вине.
В городе спокойно. Прохожие приветствуют наше появление возгласами и ударами в ладоши. Широко улыбаются, а мне кажется, что они смеются над нашим маленьким джипом.
Японцы толкают по дороге огромные телеги с личными вещами. Китайцы наблюдают за ними с безразличием, но видно, что это стоит им немалых усилий. Толпа напоминает огромный вулкан, готовый в любой момент выплеснуть огненную лаву. И он действительно взорвался, после того как японцы сдали на британские склады свое оружие.
Японцы начали покидать остров 2 сентября. Последние дни для них были самыми тягостными. Их разрозненные группы, пытающиеся хоть как-то организоваться, появлялись в разных частях Гонконга. Многие представители Страны восходящего солнца пытаясь спастись от гнева китайских солдат нерегулярной армии, спускались по реке в джонках. Мы направляли этих бедолаг в Коулун, где их помещали в лагерь для военнопленных. В последний день на материк судами отправили около трех тысяч человек.
2 сентября в 11 часов японский флаг, висевший над каменной крышей здания резиденции командующего ВМС, опустился. Это стало неожиданностью, поскольку командующий флотом полагал, что разумно будет не трогать флаг до 16.00, когда завершится эвакуация, и поставил об этом в известность своих подчиненных. К половине одиннадцатого береговой отряд, состоящий из трех подразделений, под командованием командира боевой части оружия плавучей базы «Мейдстоун» незаметно окружили резиденцию главнокомандующего, где располагался штаб японских ВМС. Из укрытий моряки наблюдали за его последними конвульсиями и поглядывали на часы. Впереди было долгое ожидание. Они очень удивились, когда мимо них проехал джип, в котором сидел офицер запасного экипажа подводной лодки с двумя вооруженными матросами, и остановился прямо перед главным входом в здание. Не обращая никакого внимания на возмущенных часовых, офицер и матросы прошли внутрь и через несколько минут появились на плоской крыше здания. Подошли к флагштоку и быстро сняли с него японский флаг, а затем и флаг командира, который висел на другой стороне крыши. Наблюдавшие за этим англичане и японцы посмотрели друг на друга с изумлением, а когда подняли глаза, над резиденцией командующего уже висел английский военно-морской флаг.
Это знаменательное событие прошло без инцидентов, и японские флаги победоносно доставили на плавучую базу «Мейдстоун».
Итак, японцы покидали Гонконг, и, когда последний из них взошел на судно, город проснулся. С улиц и набережных, с балконов и окон донесся треск китайских фейерверков: ракеты свистели и трещали так, словно шла решающая битва. Злым духам было очень неуютно в городе в эту ночь. Включенная
