Туманное Звено. Стихотворения

Чудесно колебались, что ни миг,
две чаши сердца: нежность и измена.
Ему друзьями черви были книг,
забор и звезды, пение и пена.

Любил он снежный падающий цвет,
ночное завыванье парохода…
Он видел то, чего на свете нет.
Он стал добро: прими его, природа.

Верни его зерном для голубей,
сырой сиренью, сонным сердцем мака…
Ты помнишь, как с узлом своих скорбей
влезал он в экипаж, покрытый лаком,

как в лес носил видения небес
он с бедными котлетами из риса…
Ты листьями верни, о желтый лес,
оставшимся — сияние Бориса.

1935

ГОРБ

Дадут ли в жизни будущей венцы
взамен неисцелимого порока?
Таких — не утешают леденцы,
глаза их в синеве сидят глубоко.

Подчеркивает мраморность чела
не локон — роковой венок уродства.
Лучистая, но льдистая скала
не в силах дать травы для скотоводства.

Но эдельвейс, цветок пустых полей,
пленяет нас среди высот громоздких.
И матери горбатый сын милей
других ее — высоких — недоростков.

Быть может, горб — сращение тех крыл,
которыми махал твой сын в лазури,
когда еще он херувимом был.
Но как найти крыло в верблюжьей шкуре?

1935

ПЛАМЯ

До пашни — дождевые облака,
до нас — дошли слова издалека:
«Речь серебро, а золото — молчанье».
Но, вставши от ночного столбняка,
производительница молока —
корова издает свое мычанье.

И, озирая бедный свой надел,
лесной ручей — о благостный удел! —
в тиши журчит по мелкому песочку.
Рука моя скудеет не у дел:
уж верхний слой воды захолодел,
но нижний пробивает оболочку.

Бьют влагой в пламя. В доме слышен плач.
Дрожит фитиль. И опытнейший врач
к отчаянному прибегает средству.
Конец. Уже над дерном ходит грач.
Но, как твое занятие, палач,
огонь передается по наследству.

1933

«Настоящий воитель является пушечным мясом…»

Настоящий воитель является пушечным мясом: