зеленых лужаек, были его старыми друзьями. Он бормотал имена владельцев домов, мимо которых проходил. Ванбурен. Уилкокс. Эбернети. Он поглядел на ту сторону улицы. Доктор Брэдбери, Мальруни, Грей. Он остановился, прислонясь к дереву. Улица была точно такой, как рн ее помнил. Он снова ощутил сладко- горький приступ ностальгии. Он вспоминал игры, в которые играл с другими ребятами на этой улице. Газеты, которые разносил.
Многочисленные падения, когда учился кататься на велосипеде и роликовых коньках. И людей. В голове его теснились имена и лица. Его дом был в конце квартала, и по некоторым причинам он хотел оставить его напоследок. Дом уже виднелся впереди. Большой, белый, с огибающей его полукруглой верандой. С куполами. С металлической фигуркой жокея впереди. Господи, как это все помнится! Все эти мелочи, которые засовываешь в дальний ящик памяти и забываешь.
А потом открываешь ящик — и вот они.
— Хай, — сказал тонкий детский голос.
Мартин оглянулся и увидел малыша лет четырех с измазанной вареньем мордашкой, который играл в шарики.
— Хай, — ответил Мартин и присел рядом с ним на корточки.
— Как успехи? — спросил он, показав рукой на шарики.
— Ниче, — отозвался малыш.
Мартин взял один шарик и посмотрел сквозь него.
— Я тоже раньше играл в шарики, — сказал он. — Мы давали им специальные названия. Железные, из подшипников старых автомобилей, мы называли стальками. А те, через которые можно было смотреть — прозрачками. Вы все еще называете их так?
— Конечно, — ответил малыш.
Мартин показал на телефонную будку, исцарапанную тысячами перочинных ножей. ч — А вон там мы играли в прятки, — сказал он малышу. Он усмехнулся. — Чертили круг — и кто первый добежит. — Он громко рассмеялся, потому что мысль согрела его. — На этой самой улице каждый вечер мы играли в прятки. А я жил вон в том угловом доме. — Он махнул рукой в сторону дома. — В том большом, белом.
— В слоуновском доме? — спросил малыш.
Глаза Мартина чуть расширились.
— Верно. Вы все еще называете его так?
— Все еще называем его как?
— Слoуновским домом. Моя фамилия Слоун. А зовут меня Мартин. А тебя?
Он протянул малышу руку, но тот отодвинулся и насупился.
— Ты не Мартин Слоун, — сказал он обвиняющим тоном. — Я знаю Мартина Слоуна, и ты — не он.
Мартин рассмеялся.
— Я не Мартин Слоун, вот как? Что ж, посмотрим, что скажут водительские права.
Он полез в нагрудный карман за бумажником. Когда он поднял глаза, малыш со всех ног бежал по улице. Он свернул в ворота дома, стоящего напротив дома Мартина, промчался по лужайке и скрылся за дверью. Мартин медленно поднялся и не спеша пошел дальше. Он подумал, что много-много лет не ходил так медленно. Дома и лужайки проплывали мимо, и он впитывал их. Он и не хотел спешить. Он не торопясь смаковал окружающий его мир. Вдалеке слышался. детский смех и позвякивание колокольчика тележки с мороженым.
Все сошлось: вид, звук, настроение; В горле стоял комок.
Он не мог сказать, сколько времени так шел, но вдруг осознал, что стоит в парке. Парк нисколько не изменился — как аптека, как дом. По-прежнему стоял павильон с круглой сценой для оркестра.
По-прежнему кружилась карусель, полная детишек, и металлическая диссонирующая механическая музыка гнала ее круг за кругом.
Все те же деревянные лошадки, те же тележки с мороженым и леденцы на льняных нитях. И дети. Короткие штанишки и майки с Микки Маусом. Леденцы на палочках, стаканчики с мороженым, смех и хихиканье. Язык детства. Музыка… симфония дета. Звуки кружились вокруг Мартина. Механическая музыка, смех, дети. Снова комок в горле. Снова сладостная горечь. Все это он оставил так далеко, а теперь все это было так близко.
Мимо проходила симпатичная молодая женщина с коляской. Она остановилась, увидев то выражение лица, с которым он глядел на карусель. Она никогда не видела таких лиц. И она улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ.
— Прекрасное место, правда? — сказал он.
— Парк? Ну конечно.
Мартин кивнул в сторону карусели.
— Это ведь часть лета, верно? Музыка, карусель.
Женщина рассмеялась.
— И леденцы на нитке, и мороженое, и духовой оркестр.
Улыбка сошла с лица Мартина. Она сменилась выражением напряжения и тоски.
— На свете ничего не может быть лучше, — тихо проговорил он. — Ничего лучше лета и ничего лучше, чем быть ребенком.
Женщина глядела на него. Что-то такое было в этом человеке.
— Вы здешний?
— Был когда-то. Я жил в паре кварталов отсюда. Я помню эту сцену. Боже, еще как помню. Я убежал вечером из дому, лежал на траве, глядел на звезды и слушал музыку. — Голос его чуть зазвенел. — Я играл в футбол на том поле. Третьим базовым. И я вырос на этой карусели. — Он ткнул пальцем в сторону концертного павильона. — А на том столбе я однажды летом вырезал свое имя. Мне было одиннадцать лет, и я вырезал свое имя прямо…. — Он замер, глаза его расширились.
На перилах павильона сидел мальчишка и что-то вырезал на столбе перочинным ножом. Мартин Слоун медленно подошел к нему.
Он почувствовал волнение, которого никогда не испытывал раньше.
Было и жарко, и холодно, и неистово колотилось сердце. Это был и удар, и удивление, и загадка, которой он не мог разгадать. Он глядел на мальчишку и видел себя двадцать пять лет тому назад. Он глядел на себя самого. Он стоял, качая головой, щурясь от солнца, и вдруг увидел, что мальчишка вырезает на столбе. Неровные буквы складывались в имя: Мартин Слоун. У Мартина остановилось сердце. Он поднял непослушную руку в сторону мальчишки, который только теперь заметил, что на него смотрят.
— Мартин Слоун. Ты Мартин Слоун!
Мальчишка испуганно соскочил с перил.
— Да, сэр, но я не хотел ничего такого, честно. Многие вырезают здесь свои имена. Честно. Не я первый…
Мартин шагнул к нему.
— Ты Мартин Слоун. Конечно, ты Мартин Слоун, кем же еще тебе быть. Именно так я и выглядел.
Он не отдавал себе отчета в том, что голос его неожиданно зазвучал громко, и, конечно же, не мог видеть, какое напряжение появилось на его лице. Мальчишка попятился и стрелой метнулся вниз по ступенькам.
— Мартин! — крикнул вдогонку Слоун. — Мартин, пожалуйста… вернись! Пожалуйста, Мартин!
Он кинулся за ним, но мальчишка уже затерялся в многоцветной толпе шортиков, маек с Микки Маусом и хлопчатых платьев матерей.
— Пожалуйста, Мартин! — крикнул вслед ему Слоун в попытке найти его. Пожалуйста… не бойся. Я не хочу тебе зла. Я просто хотел… я просто хотел спросить тебя кое о чем.
— Я просто хотел рассказать тебе, — сказал он тихо, скорее для себя самого. — Я просто хотел рассказать тебе, как оно все будет.
Он повернулся и снова увидел рядом ту женщину. Он закрыл глаза и в смущении и замешательстве
