– Мне не в чем каяться.
– Дальше, Нуну!
– Да, ваше преосвященство. Вот это блок. А это «воронка». Блок – для рук и ног, он нужен при пытке на растяжку членов – вот так...
– Стой! – перебил Игнасио. – Дальше пока не объясняй... – Он посмотрел на Витуса: – Вы, я полагаю, своего мнения пока не изменили?
– Вы не ошибаетесь.
Игнасио пожал плечами.
– Тогда мы перейдем к
– Да, ваше преосвященство. На чем я остановился? Вот этот блок – нижний. Он все равно что деревянная стенка и высотой примерно тебе по колено. Вверху две выемки: туда еретик засовывает руки... – Нуну с грохотом опустил второй блок на первый, после чего «стенка» заметно выросла. Потом он свинтил обе части. Верхний блок был зеркальным отображением нижнего: в нижней его части тоже были сделаны продольные воронки, которые при наложении совпадали с нижними, образуя сквозные отверстия. Руку, засунутую в нижний блок, теперь в этом положении не было никакой возможности вытащить.
Нуну продолжал объяснять:
– Теперь руки твои зажаты навек, и палач может делать с тобой все, что пожелает.
Он отошел к табурету и взял находившийся на нем предмет.
– То, что надо, – сказал он. – Но раз он называется «раскаленная перчатка», нужно и доставать ее из огня, не то не защекочет, как положено!
– Ты не забыл, случайно, объяснить ему все особенности пытки с блоками? – напомнил Игнасио.
Надсмотрщик тупо уставился на него, а потом разразился ужасающим хохотом.
– Когда в блоках окажутся зажатыми ноги обвиняемого, начнется козлиная пытка, а потом – пытка мочой, – он вопросительно посмотрел на инквизитора и дона Хайме.
– Объясни оба эти способа, – кивнул Игнасио. – Со всеми подробностями.
– Слушаюсь, ваше преосвященство. Козлиная пытка – это когда подошвы ног натирают солью. Козел или коза слизывают соль, сначала это только немного щекочет. Но ступни снова покрывают солью, и коза продолжает лизать, и длится это долго, а так как язык у нее шершавый, она слизывает всю кожу, до самого мяса, а потом и его – до самой кости.
Витус почувствовал, что его вот-вот вырвет.
Игнасио захотелось полакомиться еще одним орешком.
– Ну-ну, козлиную пытку всегда проводит Крыса, – продолжал Нуну. – А я буду стоять у тебя в голове, и на мне будет пытка мочой: руки еретика связаны, ноги в тисках, на шее – петля, ему не пошевелиться! Я вставляю ему воронку в рот и через нее вливаю ему в него мочу. И еретику приходится глотать ее, хочет он или нет.
Витуса вырвало. Рвотные массы разлетелись по полу.
– Грязная еретическая свинья! – надсмотрщик бросился на Витуса, но Игнасио удержал его, крикнув:
– Наказывать подсудимого голыми руками во время телесной пытки запрещено законом! Продолжай, Нуну, пусть тебя это не заботит!
– Слушаюсь, ваше преосвященство, – уступая инквизитору, буркнул колосс.
– Пожалуйста, стакан воды, – простонал Витус.
– Есть у нас вода для обвиняемого? – спросил Игнасио.
– Нет, – ответил отец Алегрио. – Помощник Нуну принес днем только похлебку. Надеюсь, он принесет немного воды, когда вернется со свечами.
– Куда это он запропастился? – удивился инквизитор. – Продолжай, Нуну.
– Так точно. Значит, еретик должен эту мочу проглотить, хочет ли он или нет. Ее мы черпаем из отхожего места или, в случае чего, сами помогаем. – Он прошел в центр камеры и указал себе под ноги. – Эти камни – для «сухой растяжки». Еретику заламывают руки за спину и завязывают их, а потом подтягивают вверх на веревке. Ну, и руки выворачиваются из суставов, так что еретики орут не своим голосом. – Нуну рассмеялся. – Если руки сразу из плеч не выворачиваются, мы подвешиваем к его ногам камень. Или несколько, или все – чтобы вес потяжелее был.
– Верно, – вмешался Игнасио, – когда обвиняемый подвешен в таком положении, чаще всего он довольно скоро признает свою вину и во всем раскаивается. Что вы об этом думаете, обвиняемый?
Витус молчал, стиснув зубы.
– Если «сухая растяжка» не приведет к желаемому результату, – продолжал Игнасио, – члены суда и палач с помощником отправляются ужинать, оставляя еретика наедине с его болью. Рано утром следующего дня пыточное дознание будет продолжено.
– Развлечение что надо, – ухмыльнулся Нуну. Он нагнулся и поднял усеянные шипами плиты. – «Испанский сапог» я пристрою к берцовой кости, а кандалы окажутся сзади. И у кандалов, и у пластин есть винты и гайки, и я подкручиваю гайки до тех пор, пока острия шипов не вонзаются в кость. Понял, доктор- еретик, чем пахнет? Треснет и сломается твоя берцовая кость! А боль какая!
– Нуну, – недовольно прервал его Игнасио, – ограничь свои объяснения названием орудий пыток и тем,
