«пятерочек». Увидел Алексея — и обмер.
— Меркурьев! Алексей!.. Ты? Живой?!
Подскочил к нему, приобнял, потряс. Они обменялись крепким рукопожатием.
— Живее всех живых, Юрий Павлович.
— Какими судьбами?..
Алексей как мог кратко изложил суть дела, и тут открылись двери кабинета, вышел Слободчиков.
— Вас ждут, — сказал он Алексею.
— Пойдем, — подтолкнул Меркурьева бывший босс. — Я тоже сюда. Мы ведь с Петровичем старые друзья-приятели…
Когда журналист увидел генерала, сердце больно кольнуло: так похудел, осунулся и постарел Сергей Петрович за эти несколько недель. Тогда, на ликвидации пожара, он смотрелся бравым здоровенным мужиком — сейчас же перед глазами Алексея Меркурьева предстал старик.
Но голос у него остался тот же — на десять генералов хватит.
— А! Знакомые все лица… Виделись на пожаре, помню, помню. А ведь ты хитрец — за яйцеголового себя выдал, типа — ученый я, сами мы не местные… Проникли-таки, журналюги!.. Ну-ну, понимаю, работа есть работа.
— Моя школа, Сергей Петрович! — с гордостью высунулся редактор.
— Молодец, Палыч, растишь кадры. Ну, присаживайтесь, потолкуем.
Сели. Ненашев предложил:
— Коньяку хотите?
Алексей с профессором отказались, Юрий же Павлович охотно принял угощение. Из сейфа явились коньяк, рюмки, пара яблок.
— Скромно, но по-товарищески, — подытожил Сергей Петрович. — Хорошо, Палыч, что зашел, как раз есть тема. Кадр-то твой, — Ненашев кивнул на Алексея, — говорят, уникум! Вон, ученые в ступоре от него.
— Других не держим! — Юрий Павлович шутливо приосанился, хоть и не совсем понял, о чем речь.
Но дальше разговор пошел серьезный. Нахимов подробно доложил об эксперименте, о показаниях компьютера. Сергей Петрович за это время успел принять рюмки три, главред ограничился парочкой… Герман Львович излагал четко, ясно, — молодец. Когда он закончил, Ненашев плеснул себе еще, махнул и спросил:
— Вывод?
— Вывод очевиден. — Профессор пожал плечами. — Меркурьев Алексей Владимирович представляет собой крайне редкий феномен: его возможности превосходят возможности обычного человека… ну, как минимум на порядок. На порядок! Причем — это очень важно, прошу обратить внимание! — сам Меркурьев стал ощущать рост этих возможностей лишь в последнее время, в условиях сложившейся критической ситуации…
— Пограничной, — усмехнулся Алексей невесело.
— Да. — Нахимов кивнул. — Значит, нет худа без добра: именно этот кризис и включил те резервы, что прежде были скрыты. Полагаю, что у него эти способности и ранее были повыше, чем у прочих, но напряженная обстановка спровоцировала их активацию…
Алексей давно уже заметил, что Юрий Павлович, поглаживая пальцами рюмку, задумчиво щурится — а этот прищур был всем сотрудникам газеты хорошо знаком. Он значил, что шефа посетила большая и непростая мысль…
Так оно было и на сей раз.
Федотов резко повернулся к ученому:
— Послушайте, профессор… А вы не попытаетесь развить вашу мысль дальше?
— Простите, не понял?.. — пробормотал Герман Львович.
— Почему способности Меркурьева вдруг ожили именно после катастрофы?
— Ну… Полагаю, это я и изложил… Сильнейший стресс послужил, так сказать, спусковым крючком…
— Ну да, — нетерпеливо перебил Федотов, — это мы слышали. А вы не думали, что спусковой крючок другой?
— Какой же?
Юрий Павлович сделал паузу — и хлопнул словом, как козырем:
— Нановиты!
Его сперва не поняли, поэтому он все разъяснил. Палыч выдвинул гипотезу: а что, если на сотни тысяч… может, и на миллионы людей приходится один такой, чья реакция на попадание в организм некоторого количества нановитов оказывается нестандартной. Даже обратной! Вместо того чтобы заразиться и стать рабом этих чертовых невидимок, организм, наоборот, резко включает скрытые резервы и заставляет уже нановиты работать на себя…
— Вздор! — запальчиво вскричал Герман Львович. — Совершеннейший вздор! Мы ведь исследовали ткани зараженного организма и… биоматериал нашего уважаемого Алексея Владимировича. Ничего общего! Ничего!..
— Так я о том же! — с не меньшим азартом выкрикнул главред. — На миллион обычных организмов приходится один необычный — вот я о чем.
— Ну, Юрий Палыч, — Алексей развел руками, — я начинаю чувствовать себя экспонатом…
— А как ты вообще себя чувствуешь, а, журналист? — внезапно спросил генерал.
Вопрос не в бровь, а в глаз! Меркурьев хмыкнул:
— Да черт-те как я себя чувствую… — И он передал свои ощущения при сегодняшней поездке.
Ненашев тут же оживился:
— Так, так… Значит, говоришь, тишина?
— Затишье, товарищ генерал.
— Да. — Ненашев грузно встал, прошелся по кабинету. — Ну что, умники-теоретики, теперь ясно?
На миг наступило безмолвие. Затем Федотов осторожно вымолвил:
— Честно говоря… пока не очень.
— Тогда поясняю, — спокойно ответил генерал. — Я не знаю, — он указал взглядом на Меркурьева, — каковы причины его ясновидения, зато знаю, каковы будут последствия. Раньше догадывался, а теперь знаю. Почему в городе шаром покати? Ладно, я уж про людей не говорю, но зомби-то эти сраные где? Почему от них ни слуху ни духу?.. А потому, что они эти дни организовались, группировались… а теперь, скорее всего, уже где-нибудь отрабатывают взаимодействие.
— Слово в слово, — вздохнул Алексей.
— Что?
— Да мы с Ракитиным к похожим выводам пришли…
— А, ну что же, Коля мужик с головой. Вот вы еще прислушайтесь как следует, особенно ночью — тогда слышно лучше: если услышите какие-то подозрительные звуки, особенно шум моторов… значит, все, пишите письма.
— Вы полагаете, эти существа смогут освоить технику? — с каким-то даже испугом спросил Нахимов.
— А тут и полагать нечего, — усмехнулся Алексей. — Уже освоили! Мы в этом убедились. Они… вернее, оно ведь уничтожает ядро личности, а профессиональные навыки старается сохранить. Тело для них машина! Робот. Лучше не придумаешь! А вся техника «заточена» именно под человеческое тело, так что машина к машине… Поначалу, это верно, они все подряд крушили, но то был начальный этап. А теперь вороги наши, надо думать, организованы. Биотехномасса!..
— И когда нам ждать штурма?
— Думаю, что со дня на день, — с олимпийским спокойствием ответил генерал и наполнил рюмку. —
