– Благодарствую. Просто рублем одарили.
– Не рублем, а долларом, и не одним, а тысячей.
– На хлеб хватит. А вообще с вами приятно было работать.
– Еще бы!
– Будет лишняя «штука» – обращайтесь.
– Как только – так сразу. Всего вам доброго.
– А вам удачи и терпения.
Белый ушел, а я достала сигарету, закурила и посмотрела на часы. Пожалуй, для визита к родственникам Хаврошина было уже поздно. Да это и к лучшему. Сегодняшний многособытийный день совершенно меня вымотал. Не было даже сил для того, чтобы как следует все обдумать. Поэтому я решила докурить и отправиться домой, где можно будет как следует выспаться, а все выяснения оставить на завтра. Пан или пропал.
Глава 8
Спала я долго и крепко. Проснувшись уже ближе к полудню, долго лежала в кровати, обдумывая события вчерашнего сумасшедшего дня. На сегодня дел у меня было не так уж много. Хотя, с другой стороны, кто его знает. Все будет зависеть от того, как будут разворачиваться события после разговора с родителями Хаврошина.
На меня это было совершенно не похоже, но я не торопилась проверять свою новую гипотезу. Что-то подсказывало мне, что прежде не мешало бы все хорошенько обдумать. Хотя по большому счету обдумывать пока еще было нечего. Слишком мало информации, а выстраивать четкую линию поведения, основываясь только на догадках, по-моему, попросту глупо. Но какое-то шестое чувство говорило мне, что с этим делом предстоит еще немало хлопот.
Ладно, хватит толочь воду в ступе – надо действовать.
Я наконец встала с кровати, приняла душ и, наскоро перекусив, отправилась по выданному мне директором музея адресу. Дом, где жил убитый охранник, находился на углу улиц Ульяновской и Рахова. Это не так уж далеко от меня, поэтому я решила прогуляться пешком. Народу на улице было немного, что изрядно удивило. Я даже подумала, не пропустила ли какого-нибудь праздника, поскольку обычно так безлюдно на улицах Тарасова бывает только в преддверии очередного торжества, когда озабоченные граждане, уже обеспечив себя всеми необходимыми продуктами, сидят по квартирам и готовятся к празднованию. В обычные же будние дни улицы города так переполнены народом, что невольно создается впечатление, будто в Тарасове никто не работает и все население целыми днями праздно шатается по улицам.
Подойдя к дому и найдя нужный подъезд, я обнаружила приятный сюрприз в виде двери с кодовым замком. А вот никакого переговорного устройства, с помощью которого можно было бы связаться с жильцами, обнаружить так и не удалось. Пришлось стоять под дверью и ждать, пока кто-нибудь не появится из тех, кто живет в этом подъезде. Но ожидания оказались напрасными – по закону подлости из подъезда выходить никто не собирался, равно как и входить в него. Не возвращаться же мне домой...
От нечего делать я стала внимательно изучать кнопки с цифрами. На мое счастье, замок был поставлен довольно давно, и код в нем явно не менялся. Мне легко удалось вычислить код по стершимся и потемневшим от длительного использования цифрам на кнопках, и вскоре я уже стояла на площадке восьмого этажа, куда доехала в заплеванном, зато работающем лифте.
Дверь мне открыла пожилая женщина в темно-зеленом махровом халате.
– Здравствуйте, вы, должно быть, мама Михаила Хаврошина? – предположила я.
– Да, – удивленно ответила женщина, – но я вас не знаю.
– Вот мои документы, – я протянула паспорт и удостоверение. – Я частный детектив, зовут меня Татьяна Александровна Иванова.
– Частный детектив... – так же удивленно пробормотала хозяйка квартиры. Видимо, до сих пор она считала, что частные детективы существуют только в американских сериалах. – А что вы хотите от меня?
– Я веду независимое расследование ограбления музея Радищева, и мне хотелось бы поговорить с вами по этому поводу. Вы могли бы сделать мне такое одолжение?
– Не знаю, чем я могу вам помочь, – после моих слов об ограблении она заметно погрустнела, – но проходите...
Я вошла в квартиру. Женщина закрыла за мной дверь и, указав на зал, сказала:
– Пройдемте туда, пожалуйста.
– Спасибо, – я уселась на диван. – Скажите для начала, как вас зовут?
– Татьяна Владимировна.
– Очень приятно, Татьяна Владимировна.
– Мне тоже, – вежливо ответила хозяйка дома. – Так я вас слушаю.
– Во-первых, прошу прощения за то, что потревожила вас, но иначе я поступить не могу. Хочу принести вам свои соболезнования по поводу того, что произошло с вашим сыном.
– Благодарю вас, – сдержанно ответила Хаврошина, но было видно, что этот разговор для нее крайне неприятен.
– Вы уж извините, но по долгу службы я обязана задать вам несколько вопросов о вашем сыне.
– Ничего страшного, я ведь уже говорила со следователем из милиции. Так что даже знаю, о чем именно вы будете меня спрашивать. Речь ведь пойдет о Мишиной судимости?
– И об этом тоже, – честно говоря, я была несколько смущена.
– Вы знаете, что бы там ни говорили, Миша неплохой парень. И в тюрьму он попал по глупости – молодой был, связался с какими-то ублюдками... А главное, ведь он это для меня сделал.
– В каком смысле?
– Понимаете, я тогда тяжело болела, очень тяжело. Нужны были деньги и для операции, и на лекарства. Отец Миши давно умер. Погиб на работе. Несчастный случай. На него упал подъемный кран на стройке. И вот я заболела. Денег не хватало. После университета Миша – он мехмат закончил – никак не мог устроиться на работу, а на мою пенсию не проживешь. Что только сын не пробовал: и вагоны разгружал, и на улице торговал... А главное, что обидно, он очень талантливый парень. И специальность у него вроде неплохая – программист. Но, видно, не судьба. А тут эти приятели его... Я всегда ему говорила, что до добра эта дружба не доведет. Они намного старше его, даже не знаю, какие у них могли быть общие интересы...
– Татьяна Владимировна, пожалуйста, расскажите поподробнее о том случае с ограблением банка.
– Да я и не знаю ничего. Миша не любил об этом говорить и никогда ничего мне не рассказывал. Да и кому приятно о таком вспоминать.
– Но вы хоть знаете, почему сел только Михаил?
– Он на суде ничего про ребят этих не говорил, и мне строго-настрого запретил. Сказал, я сам все сделал и систему эту чертову охранную взломал, и деньги забрал, а где деньги – не скажу.
– А деньги действительно были у него?
– Да откуда?! Он даже и не знал, где они.
– Понятно. А имена их вы знаете?
– Один нерусский был, и фамилия у него нерусская. Сейчас скажу... Магомаев, что ли... или Магомедов... Да, вспомнила, Магомедов Тимур, точно! Второго, кажется, звали Олегом, а фамилию не помню. Михаил его все как-то странно называл, кличка у него была дурацкая такая... Ага, вот – Цыпа. А первого сын Ханом звал, хорошо помню.
– А после выхода из тюрьмы Михаил с ними общался?
– Точно я этого сказать не могу. Он после тюрьмы вообще странный стал. И раньше-то ничего не рассказывал, а тут вообще перестал меня в свои дела посвящать. Домой приходил поздно, все говорил, работу ищу, ведь деньги нужны. И все злой какой-то... нет, не злой – расстроенный. Я думала – это из-за того, что ничего найти не может.
– Значит, об этих ребятах он ничего не говорил.
– Ничего. Да я думаю, даже если бы он с ними и общался, мне бы не сказал, он меня жалел очень, расстраивать не хотел, добрый он был...
