«Родного неба милый свет...»

начал свою большую элегию-оду «Певец во стане русских воинов». И потом, двигаясь вместе с армией вслед за отступающими войсками Наполеона, Жуковский работал над этим произведением, прочитывая Кайсаровым и другим штабным офицерам очередные строфы.

Дух победы, вдохновенная уверенность в непобедимости русского народа окрыляли эти строки. Множество конкретных героев войны изобразил в них Жуковский, назвав их по именам: тут прежде всего Кутузов, а затем Витгенштейн, Коновницын, Ермолов, Раевский, Багратион, Платов, Фигнер, Давыдов, Сеславин, Кутайсов, Орлов и много других. «Певец» поднимает кубок и «чадам древних лет» — он словно видит летящие над шатрами военного лагеря тени Святослава, Дмитрия Донского, Петра Великого, Суворова… И может быть, самые сердечные слова певец обращает к родине:

Отчизне кубок сей, друзья!
Страна, где мы впервые
Вкусили сладость бытия,
Поля, холмы родные…

^{ПЕРВАЯ СТРАНИЦА ПЕРВОГО ИЗДАНИЯ СТИХОТВОРЕНИЯ В. А. ЖУКОВСКОГО «ПЕВЕЦ ВО СТАНЕ РУССКИХ ВОИНОВ» С ЗАСТАВКОЙ, ГРАВИРОВАННОЙ М. ИВАНОВЫМ ПО РИС. И. ИВАНОВА.}

Уже первые варианты стихотворения разошлись по армии в списках: оно не просто имело успех, оно захватывало, воодушевляло, воспламеняло в сердцах воинов мужество и тем самым помогало общему делу изгнания врага.

Двадцатилетний боевой офицер И. И. Лажечников[107] отметил в своих «Походных записках» 20 декабря 1812 года: «Часто в обществе военном читаем и разбираем „Певца во стане русских“, новейшее произведение г. Жуковского. Почти все наши выучили уже сию пиесу наизусть… Какая поэзия! Какой неизъяснимый дар увлекать за собою душу воинов!.. Довольно сказать, что „Певец во стане русских“ сделал эпоху в русской словесности и — в сердцах воинов!»

Но не только стихи писал в этом походе Жуковский. Однажды квартирьеру главного штаба майору Ивану Никитичу Скобелеву[108] было поручено написать деловую бумагу. Скобелев, офицер, выслужившийся из солдат, был храбрый воин — при Бородине он потерял руку. Он был замечательный рассказчик, общительный и живой человек, но никогда не писал никаких бумаг. Он чуть не целую ночь просидел за столом, взмок от бесплодных усилий и, наконец, обратился к Жуковскому:

— Выручи, голубчик! Чего тебе стоит…

Жуковский охотно пришел ему на помощь и составил нужный текст. Скобелев отправился к фельдмаршалу, надеясь, что тем дело и кончится. Но Кутузову бумага понравилась настолько, что он тут же дал Скобелеву второе такое же поручение. Скобелев опять к Жуковскому… До самой Вильны писал поэт штабные бумаги, за которые Кутузов прозвал Скобелева «Златоустом». Но после сражения под Красным Жуковский заболел и, конечно, не мог больше поддерживать писательскую славу приятеля. Тот во всем признался Кутузову.

— Значит, не ты Златоуст, а Жуковский! — засмеялся Кутузов. — А тебя чуть ли не много назвать и Медноустом… Ступай, братец, за одно тобою недоволен, что ты прежде не сказал мне, что Златоуст-то твой товарищ. Мы бы его не упустили!

^{И. И. ЛАЖЕЧНИКОВ.}

^{Худ. А. Тиранов.}

^{И. Н. СКОБЕЛЕВ.}

^{Гравюра.}

…После сражения у села Красного, но еще до своей болезни, Жуковский написал стихотворение «К старцу Кутузову», названное им потом «Вождю победителей», которое Андрей Кайсаров напечатал листовкой в походной типографии. Кутузов не стал возражать против распространения этих стихов таким способом. Он понимал, что слово поэта может сильнее иного приказа воодушевить воинов.

Хвала, наш вождь! Едва дружины двинул —
Уж хищных рать стремглав бежит назад;
Их гонит страх; за ними мчится глад;
И щит и меч бросают с знаменами;
Везде пути покрыты их костями;
Их волны жрут; их губит огнь и хлад;
Вотще свой взор подъемлют ко спасенью…
Не узрят их отечески поля!
Обречены в добычу истребленью,
И будет гроб им русская земля!

Эту листовку можно было видеть и в шатре офицера, и в ранце грамотного солдата: стихи Жуковского еще более убеждали их в неизбежности гибели «супостата».

Плещеев написал Жуковскому об этом стихотворении: «Говоришь, что стихи твои писаны в чаду смрадной избы! — видно, Муза твоя — баба русская».

В зеленой книге появилось еще несколько стихотворений, в том числе — «N. N. При посылке портрета» и баллада «Ахилл», мысль которой вытекла из одной строфы «Певца во стане русских воинов», где говорится: «Старик трепещущей ногой влачится над могилой; сын брани мигом ношу в прах с могучих плеч свергает, и, бодр, на молнийных крылах в мир лучший улетает». Жуковский сделал к балладе примечание: «Ахиллу дано было на выбор: или жить долго без славы, или умереть в молодости со славою, — он избрал последнее». Это рассказ о мужестве, которое сильнее судьбы: герой презирает смерть. Место действия баллады словно срисовано Жуковским с натуры где-нибудь на военных перепутьях:

Тихо всё… курясь, сверкает
Пламень гаснущих костров,
И протяжно окликает
Стражу стража близ шатров.

В декабре 1812 года, когда Жуковский лежал в лихорадке почти без сознания в военном госпитале в Вильне, в двух декабрьских номерах «Вестника Европы» печатался «Певец во стане русских воинов», который уже до того многим стал известен. Александр Тургенев в Петербурге готовил отдельное его издание. Композитор Дмитрий Бортнянский — управляющий придворной певческой капеллой — создал на эти стихи патриотическую хоровую песню, которая так же, как и само стихотворение, получила широкое распространение.

А Жуковский все еще лежал в госпитале, один, совершенно без денег: его слуга пропал без вести со всеми его вещами. Армия ушла дальше, и даже адъютант Кутузова не смог разыскать поэта, которого хотели призвать в главный штаб русской армии на должность «Златоуста». Друзья тоже потеряли Жуковского из