Покружив по лесу еще с полчаса, мы въехали на большую поляну и остановились.
Хлопнув дверью, Клаус вышел. Огляделся – хоть глаз коли.
– И куда теперь, Сусанин, мать твою? – заорал он на Тео.
Тот промолчал. Я тоже вышла и закурила.
– Так куда же? – спросила я у Тео.
– Все. Приехали, – ответил он.
Клаус замолчал и стал вглядываться в нас. От света фар видимость была не та, конечно, полумрак-с, но явно видно, что он боится.
– Как лоха провели! – вновь заорал Клаус.
Зигрид замычала в машине – никому она не была нужна.
– Заткнись! – сказала я.
Клаус замолчал и стоял, тяжело дыша, ждал продолжения.
– Мы не нарушим обещания. За твои деньги мы увезли тебя от полиции. Машина у тебя есть. Стрелять в тебя мы не станем. Ни я, ни Тео. И вообще не сделаем ничего против тебя. Можешь забирать свою пассию и уезжать на все четыре стороны. Пути открыты.
– Если сможешь, – добавил Тео.
– Как это: если смогу? – Клаус резко обернулся и начал вглядываться и вслушиваться в тишину. – Стрелять не будете? – недоверчиво повторил он.
Я взяла свой пистолет, тщательно стерла с него все свои отпечатки и отбросила его в сторону.
– Он мне больше не нужен. Утром я улетаю отсюда. Надоела мне Бавария, хочу в Ляповку.
Тео, взяв плащ, постелил его на землю. Я села, он – рядом.
Клаус еще раз оглянулся по сторонам.
– Ну, что же. Пока, что ли?
– Давай-давай.
Клаус, слегка пригнувшись, побежал к машине. Вдруг раздался выстрел. Работающий двигатель «БМВ» обиженно чихнул. Снова послышался выстрел. Клаус упал на землю и пополз в сторону. Двигатель замолчал. Клаус поднял голову:
– Суки!
Мы с Тео сидели на плаще и спокойно курили. То, что у нас в руках не было оружия, – это точно.
– А? – озадаченный Клаус встал на четвереньки и стал оглядываться. – Кто? Кто? Менты? Выходи!!!
С противоположной стороны поляны зажглось маленькое солнце. Рядом с ним еще одно. И вот вся поляна оказалась окруженной как бы зажженными светильниками. Заурчали моторы. Глаза привыкли быстро – двадцать или тридцать мотоциклов медленно начали съезжаться к центру, где стоял «БМВ», сидели мы с Тео на плаще и крутился Клаус.
Два мотоцикла разъехались, освобождая проход, и на носилках вынесли вперед Герберта. Он полусидел. Одна нога и рука в гипсе, а так все то же, и на голове знакомый кошмар.
Я помахала ему рукой:
– Салют, Герберт!
Он, видно, снова был под кайфом, но не чересчур, а слегка, для разгона. Из темноты позади него вынырнуло лицо его подруги.
Клаус заорал и забил кулаками в землю. Потом заозирался и бросился в узкое пространство между двумя мотоциклами. Они с рыком двинулись на него, он отпрянул, сзади наехали еще двое. Клаус побежал в другую сторону.
– Ну вот – футбольчик начался! – откомментировал Тео и потянулся: – Спать хочу!
– А я домой хочу!
Через полчаса, когда рокеры еще гоняли по лесу – Клауса они таки выпустили из кольца, – мы с Тео выходили на трассу. Тишина. Покой. Ночь. Прохлада.
– Ваши баварские полицейские – самые лоховые лохи, каких я только видела, – бормотала я, ежась от свежести воздуха.
Мы вялым шагом возвращались в Мюнхен.
– Могли бы хоть одну машину запустить на всякий случай.
– Это ты зря, – начал заступаться за своих Тео. – Если бы это был настоящий террорист – он начал бы убивать заложников. А этого допустить нельзя.
– Ну да, конечно! Пусть лучше эти заложники простудятся и крякнут от воспаления легких. За это ваша честная полиция отвечать не будет!
– Не будет! – подтвердил Тео.
Сзади нас осветила фарами случайная машина. Я замахала руками. Даже не притормозив, она проехала мимо.
– И никто не остановит, – монотонно продолжал Тео, – насчет этого полиция специально предупреждает: ночью в лесу нельзя подсаживать даже очень хорошо знакомых людей.
– Почему это?
– А вдруг у него за спиной террорист стоит с пистолетом?
Трудно поверить, но до города мы добрались. В квартире у Зигрид нас встретила целая толпа полицейских. Поспать не дали. Только под утро я немного подремала в кресле.
Утром Тео проводил меня в Риеме. Там и поймали меня журналисты. Отмахнуться не удалось – пришлось дать интервью в развернутом виде. От этих речей я чуть не забыла передать Тео ключ.
– Зачем? Это же твой гонорар!
– Передай его Герберту на лечение! – Не могла же я взять эти поганые деньги.
– Зачем они ему? Он все на наркоту спустит!
– Оставь часть себе, приезжай в Тарасов и организуй рок-фестиваль. Вместе с Гербертом.
Я уезжала с чувством облегчения. Не знаю, как у других, а у меня ни с каникулами не удалось, ни с работой по контракту за границей – на этот раз, по крайней мере.
Создается крепкое впечатление, что к лыжам я получила стойкую аллергию – они теперь мне всегда будут напоминать и Георга, и Зигрид, и Клауса.
Через пару дней я выходила из аэропорта родного Тарасова. Приятно было вернуться домой и думать, что все кончилось.
Думать-то можно, но оказалось, что продолжение следует!
Навстречу мне кинулся маленький толстенький шарик с развевающимися кучерявыми патлами:
– Привет! Я тебя жду! – глотая слова, закричал Жорик Цеперухо.
Я удивленно посмотрела на него:
– Зачем я тебе, солнышко?
– Приехал дядя! Очень! Хочет! Тебя! Видеть!
Это было очень неприятно.
Я села в Жориков драндулет, и мы поехали в ту же «Словакию», где я и нащупала тропку в «Нахтфогель», мать его, тьфу!
Макс Иванович ждал меня, сидя за столом уже с непрозрачной крышкой. Он курил и мелкими глотками цедил «Смирнофф».
– Здравствуйте, Макс Иванович! – приветливо сказала я.
Он в ответ что-то пробормотал и махнул Жорику. Тот выскочил из номера и прикрыл за собою дверь.
Скучно все это. Мне предлагалось региональное руководство бизнесом господина Найдлина, с долей в прибылях с последующим карьерным ростом.
Тяжкий выбор встал передо мною.
Не знаю, чего от меня ожидал господин Найдлин, но я выбрала Ляповку…
Не хвалите при мне альпийский туризм.
Тоже мне – бордель на горных лыжах!
