…
Не помня себя, Фирэ махнул рукой с зажатым в ней стилетом. Лезвие, гулко свистнув в воздухе, скользнуло по горлу врага, чиркнуло по медной застежке воротника его камзола…
Мятежникам было уже не до вожака: все они спасались бегством от оживших и нырнувших в жуткий морок кулаптров врага.
Габ-шостер не сразу понял, что произошло. Он вскочил на ноги, но стопы его подворачивались. Всхлипнув, гвардеец попытался сжать руками рану, разошедшуюся у него на горле. Фирэ откатился в сторону, однако ни на мгновенье не отвел взгляда от умирающего противника. Он поймал себя на том, что внутренне отсчитывает толчки крови, которая выплескивается из сонной артерии Саткрона. Все слабее и слабее. «Три, четыре…» Здесь должно помутиться сознание… Глаза упавшего на спину мятежника подернулись поволокой смерти. «Шесть»… Тело слегка выгнулось и замерло в луже крови. «Семь»… Упали вдоль тела окровавленные руки…
— Восемь, — прошептал Фирэ.
И тут небо озарилось. Деревья снова пригнулись от ветра. Визг миллионов чудовищ, выпущенных из тайников обители проклятых сил, огласил мироздание…
Мир схлопнулся. Мучительная предсмертная тоска сменилась мельканием вертящихся картин: колесо катилось по всей его жизни в обратном направлении. Саткрон увидел себя словно со стороны, он был новорожденным младенцем, потом перепрыгнул в предыдущее воплощение — и скорость лишь нарастала. Тысячи тысяч инкарнаций, истории которых не способен вместить мозг, но в подробностях помнит «куарт».
И вдруг колесо перерождений налетает на невидимое препятствие и останавливает бег.
Агония повторяется. Он снова видит себя отдельно от тела, с высоты. Его обезглавленный труп лежит на полу, исторгая из перерубленных артерий и вен почти черную кровь, а голова катится к двери, под ноги вбежавшей женщине… жене? Она вскрикивает, глядя на кого-то, и Саткрон видит оборванца. В руке его — меч с окровавленным клинком, в глазах — азарт недавней битвы.
«
Это было последнее, что осознал Саткрон перед забвением серой пустоши Перекрестка…
…И тут небо озарилось. Деревья снова пригнулись от ветра. Визг миллионов чудовищ, выпущенных из тайников обители проклятых сил, огласил мироздание.
Оцепенев, люди в ужасе смотрели, как померкло солнце на загоревшемся небе.
Смотрела Танрэй, которая с младенцем на руках искала сородичей.
Смотрел разыскавший ее Ишвар-Атембизе.
Смотрел новорожденный Коорэ, хотя не мог еще понять, что не должно быть таких небес, никогда не должно быть.
Смотрел Тессетен, и ничего не выражало его лицо под спутанными, мокрыми от пота и крови волосами.
Смотрел Ал, не веря глазам своим.
Смотрел кулаптр Паском.
Смотрели выжившие, раскиданные по всему земному шару ори и аринорцы.
Смотрели дикие жители неосвоенных земель.
Смотрели покойники, уставившись вверх пустыми зрачками.
Лишь Фирэ, закрыв голову руками, сидел рядом с мертвым братом, как недавно Тессетен — у трупа своей жены. А в остекленевших черных глазах Дрэяна мерцали, отражаясь, кровавые небеса.
Южный горизонт переменился. Все, кто остался жив, цепенея, наблюдали, как море заполоняет край багряного неба, словно кто-то вдавил бок земного шара, как хлебный мякиш, и вывернул пространство, подняв океан над сушей.
Волна катилась вперед. Она сметала со своего пути все.
«
И зрением души Ал-Нат увидел где-то там, в джунглях, невообразимо далеко от полуразрушенного Нового города, святилище-«скрепку». Она дрогнула в последний раз, а потом древний обелиск просел, и в обе стороны от него, образуя бездонный каньон, начала сминаться земля. Горный кряж стремительно рос над горящими зарослями, расплавленная кровь планеты стекала по склонам новорожденных скал.
Волна шла на горы, а горы все росли и росли, сотрясая материк, пока вода и камень не сшиблись в поединке. Туман заволок всю южную часть неба. Перекатившиеся через кряжи остатки волны мутными потоками сбегали в долину. Однако они уже утратили мощь былого разрушения и волокли по земле только обломки и грязь. Вскоре они заполнили низины, утопив сотни мертвых тел.
— Отходим, — услышал Ал-Нат голос состарившегося и седого Паскома…
Фирэ ощутил, как двое подняли его с земли. Одну его руку перекинул через свою шею Ал, вторую — Сетен. Приемный отец, утешая, похлопал его кисть.
— Я сам! — прохрипел молодой кулаптр, отдернувшись от Ала, но не оттолкнув притом Тессетена.
— Отходим! — повторил Паском. — Надо переждать в горах. Сейчас начнется самое страшное.
Тессетен посмотрел на него с вопросом — что может быть страшнее уже произошедшего?
— Это… случилось? — проронил Ал.
— Да, Ал. Нашего мира, Оритана — их больше нет. Сейчас будет сильный дождь, и если мы хотим выжить, то не должны вымокнуть под ним.
В небе прогремели первые раскаты грома. Гроза катилась с севера, с берегов растерзанной Ариноры.
Новый город предстал в руинах. Здания так и не выдержали подземных толчков.
В сопровождении Ишвара навстречу горстке защитников и сдавшихся в плен мятежников Саткрона шла Танрэй, прижимая к груди обернутого в тряпье младенца. Ноги ее подгибались, и лишь благодаря ученику-дикарю она до сих пор не упала замертво на землю.
— Я привел атме Танрэй, — доложил Ишвар Сетену.
Тот молча прошел мимо них.
Позади них с шумом катилась вода. Молнии рвали горизонт.
Ал поднял на руки помертвевшую жену вместе с сыном и ринулся за остальными.
Стало вдруг очень-очень холодно.
Их пристанищем стала огромная пещера. А снаружи зашумели воды, обрушенные с небес…
— Что же мы будем делать дальше? — спрашивали Паскома и угрюмого Тессетена.
Второй отмалчивался, Паском же вспомнил континент Осат:
— Нам надо двигаться на запад, к Оганге, там остальные наши эмигранты…
Кулаптр обследовал новорожденного, посмотрел, как обычно, малышу в глаза, бросил короткий взгляд в сторону равнодушного ко всему Фирэ, который сидел, опершись спиною на громадный сталагмит.
— Мне с малолетства снилась и эта волна, и эти небеса… — в полубреду бормотала Танрэй.
— Хороший у вас мальчишка получился, — Паском перевязал пуповину младенца, затем правильно запеленал его и отдал матери. — Думай лучше о нем, Возрожденная. О своем Коорэ.
Она кривовато усмехнулась и что-то сказала, будто плюнула. Седой кулаптр пощупал ее лоб:
— Да у тебя жар, девочка, ты горишь… Только этого нам сейчас не хватало…
— Ну вы же всегда хотели испытать, как я справляюсь с вашими заданиями, горю или не горю, все равно… — женщина закрыла глаза. — Что же вас удивляет?
