— Всё, достаточно, — сказал он в конце концов, останавливая гомон, троекратно усиленный эхом громадного полупустого зала. — А теперь вы изложите мне — как можно подробнее — какая там обстановка и чем дышит этот город. Как бишь он зовется?
— Тизэ. По названию саванны и пустыни, подбирающейся к тем краям. Этот город, фондаторе[34] Тсимаратау, дышит страхом. Когда я вошел туда в самый первый раз, то шкурой почувствовал эту атмосферу. Тизэ — город доносчиков, фондаторе. Все кляузничают на всех. Город распутных девок — и откуда только они там берутся, будто прямо медом им там намазано!
— Девки — это хорошо. Некоторые очень даже ничего, — хохотнул, забывшись или еще не окончательно выйдя из роли бродяги, второй шпион, но Учитель так глянул в его сторону, что тот поперхнулся и тотчас же умолк.
— Поначалу к нам там отнеслись пренебрежительно, и зря мы боялись лишнего внимания. Нищие у них, оказывается, появляются невесть откуда с удивительной регулярностью. Что само по себе странно: все населенные пункты очень удалены от Ин, а брести через саванну в одиночку — чистое безумие. Я скорее рискнул бы путешествовать через пустыню, там из всех гадов только змеи да скорпионы. Саванна же полна таких тварей, что мы не всех даже и видели в тех трансляциях о планете, которые в былые времена показывали на Оритане! Ну, в общем, пообвыкли мы немного в Тизэ, и стал я музыкой развлекать толпу на площадях…
— …а я напросился в ученики к Кронрэю, и вместе с ним мы начали сооружать огромную статую. В тех местах ветер дует так, что выветривает скалы и создает причудливые формы. Они словно заготовки для будущих изваяний! И вот одну такую мы использовали для образа Белого Зверя Пустыни — в память о великом Паскоме…
Тсимаратау вскинулся:
— В память?!
— Да, фондаторе! Господин Паском, чей мнимый облик отображал именно этого зверя, умер, к несчастью… Умер еще до того, как община Ала попала на Осат…
Правитель вяло обмахнул лицо ладонью, прикрылся рукой и прошептал куда-то в воротник:
— Всё это время я думал о вас, как о живом. Я не поверил тому сну… Мне так не хватает вас, Учитель…
Шпион-«музыкант» тем временем с гордостью продолжал:
— Я даже в тюрьму у них угодил, атме! Потому и убрался оттуда… Позволил себе спеть одну сатирическую песенку на мотив «Отныне будет все прекрасно», только с другими словами. А там такое под запретом! Донес один… с-слухач… ну и упекли меня на целых полгода. Чудом суда избежал — хорошо, камеру свою успел в тайник забросить, где вот он ее нашел и забрал, а то… у-у-у!.. Говорят, что если до суда дело доходит, преступнику уже не оправдаться, а не оправдаться, так и не жить. Но мне повезло: комендант по-тихому решил меня и еще с десяток пойманных бродяг высечь на заднем дворе казарм и выгнать из города с запретом под страхом смерти появляться там снова…
— …ну так и я ушел с ним потихоньку, пока чего не вышло и со мной. Многие нас вместе встречали — мы изображали, будто только уже в Тизэ и познакомились, но мало ли что. Дознаваться при надобности там умеют, всё, что им нужно, расскажешь как миленький…
Тсимаратау помолчал, потом спросил:
— По-вашему — как так могло получиться, что ори из Тизэ терпят это?
Все оживились. Было видно, что советников до печенок терзает тот же вопрос.
— Терпят?! — по-прежнему несколько развязно и даже фамильярно (привычка, привычка!) ухмыльнулся шпион-«созидатель». — Да они восхваляют свои власти, атме Тсимаратау! Правду, да и то очень тихим шепотом, можно говорить только в том случае, если ты безумен, нищ и не имеешь близких. Вот кто относительно свободен в Тизэ — психи, бродяги и распутницы! Лишь немногие недовольные горожане могут позволить себе шептаться по углам! Но чаще они предпочитают ничего не слышать и не видеть.
— Как такое случилось?
— Это неведомо, фондаторе! — развели руками гонцы Тау-Рэи. — Мы не знали их прежде, никого, кроме советника Паскома, но Паском умер…
— А Помнящая Афелеана?
— Афелеана? Не встречал такой… Но если она там, при дворе…
— И я — даже не слыхал о ней…
Все бывшие кула-орийцы стали переглядываться. Фирэ услышал собственное сердце, как споткнулось оно, сжалось от укола. Неужели и она погибла?! Афелеана в свое время нравилась ему сильнее, чем Паском. Фирэ почему-то доверял ей больше, чем Учителю Ала — тому приходилось балансировать между воплощениями расколовшегося «куарт» ученика, и не всегда кулаптр был так искренен, как позволяла себе Афелеана.
— Там практикуются казни? — хмурясь, спросил Тсимаратау.
— В открытую — редко. До суда доходят немногие. Если кто-то слишком провинился, он попросту не выйдет из тюрьмы, а судьба его неизвестна. Но хуже всего — пытка неизвестностью. Посидеть в их тюрьме хотя бы неделю, не зная, как с тобой обойдутся — уже страшная пытка, поверьте. Уж пару десятков седых волос я себе там заработал, господа! И даже сравнить мне не с чем: бывать в нашей темнице мне не доводилось…
— Будешь и дальше обезьянничать в том же духе, — невозмутимо сообщил Учитель, — доведется. Кто-нибудь из вас видел Ала собственными глазами? Или он — миф, а его место давно занято кем-то другим, кто морочит людям головы от его имени?
Фирэ вздрогнул. Это предположение прозвучало из уст Учителя тогда впервые и всех заставило насторожиться. Если там нет Помнящей Афелеаны, способной видеть сквозь любой морок, как видел Паском, то кто знает, кто знает… Неспроста у Тсимаратау шевельнулось такое подозрение: кула-орийцев могли захватить мародеры сродни Вартату и его стерве-жене, попутчикам, держать их под постоянным гипнозом, изображая из себя Ала и Танрэй. А самих Ала, Танрэй и даже мальчика… Ну не хотелось, страшно не хотелось Учителю верить в жуткое внутреннее перерождение бывшего друга! Кажется, Тсимаратау даже смирился бы с его гибелью, со смертью его жены и Коорэ, чем с тем, что он слышал теперь из уст этих шпионов, нестерпимо разболтавшихся за эти три года житья в чужих краях.
— Я видел. Издалека, но видел Ала.
— Вы ведь оба менталы.
— Да, атме, — согласились шпионы, хотя фондаторе и не спрашивал — утверждал. — Но не сказать, чтобы нам можно было чем-то особенно похвастать…
Учитель перебил:
— Не было ли какой-нибудь подозрительной приметы — скажем, «белого шума» где-то на втором- третьем планах восприятия? Либо ощущения, что внезапно захотелось спать?
— Да н-нет… не было ничего такого…
— Нет. Не было! Точно не было, атме! Он приезжал к Храму, это недалеко от его дворца — туда ведет длинная подземная галерея… Мы работали над скульптурой, и он захотел посмотреть. Я тоже не видел его вблизи, но никаких странных ощущений не было, даже когда я был на пике «алеертэо»!
— Это еще ни о чем не говорит, но… — Учитель тяжело вздохнул, и Фирэ догадался, что тот имеет в виду. «Пока сам не прочувствую все на своей шкуре — не поверю», — хотел сказать Тсимаратау, наученный жизнью не верить глазам и ушам, особенно чужим.
— Ал часто пропадает в разъездах, вот что удалось узнать! — снова заговорил шпион-«музыкант». — Особенно много каких-то дел у него за океаном, в Олумэару.
— В котором из двух — Северном или Южном?
— Простите, атме, вот тут мы дальше сплетен не ушли. И так все время приходилось через простой люд узнавать подробности, а сами же знаете, как всё искажают слухи,
— Даже из бабьих сплетен можно достать зерно истины! — назидательно отозвался напарник.
— Что там за идеология?
— О, это отдельная пес… Простите, фондаторе! Это большая и интересная тема. Если вкратце, то они
