непонятного назначения канатами.
«Сэхо» подобрался к причалу. Команда выбросила сходни и забегала между пристанью и трюмом.
Щурясь на солнце, Ал поглядел в бинокль и увидел на дороге, проложенной прямо посреди лесного массива, целую вереницу грузовых машин. Многие доставили сюда диппендеоре, и неодушевленные пока гиганты лежали в своих ящиках.
Воздух трепетал от избытка солнца, от головокружительных ароматов вечного лета, от непривычных уху звуков — визга, писка, стрекота, трелей, плеска волны и шипения мелкой гальки, катающейся по камням.
Ал поднял ручную кладь и взглянул на жену. Та, кажется, пребывала в замешательстве. От многодневных прогулок под солнцем ее волосы и брови заметно выцвели, а веснушки, наоборот, потемнели и, кажется, их стало вдвое больше. Словно густой румянец, они выступили на скулах, крыльях носа и щеках, здорово опрощая лицо Танрэй, в другое время очень милое и нежное. Сейчас оно напоминало скорлупу перепелиного яйца и совсем не нравилось Алу, привыкшему к утонченности женщин-ори, которые следили за собой всегда и повсюду.
— Идем? — спросил он, отделываясь от неприятных сравнений и думая о том, что увидит сейчас безукоризненную Ормону с ее бархатным загаром, упругими мышцами и прекрасной кожей и ему нечего будет противопоставить ей в собственных глазах. Ведь жена всю поездку чирикала о своей адаптолингве и скакала под открытым солнцем на соленом морском ветру. Ерунда, конечно, но Ал слишком хорошо помнил язвительные манеры жены Сетена, любившей поддеть и крупно, и по мелочи, а ее мнение для него отчего-то было небезразлично. Даже в таком пустяковом вопросе, как внешность. — Ты займешься вещами на берегу, не то что-нибудь разгрохают или забудут — с них станется…
Танрэй лишь кивнула, и они спустились на берег. «Канаты» на деревьях оказались растениями — лианами. Такие не росли даже в экзотических садах на Оритане…
Навстречу им шла Ормона, однако та, кажется, мало интересовалась ими и высматривала мужа. Да, Ал не ошибся в своих ожиданиях: она стала еще обольстительнее, чем четыре года назад, хотя носила самую простую рабочую одежду на мужской манер и не слишком возилась с прической, забирая волосы в хвост на затылке. За нею ковылял коротконогий, улыбающийся во весь рот абориген. При виде нее гвардеец Дрэян так и замер, будто молнией пораженный, но женщина прошла мимо, а губы ее покривила презрительная усмешка, и Ал услышал:
— Все-таки он приволок с собой этих габ-шостеров!
— Пусть не иссякнет солнце в твоем сердце, Ормона! — первым поприветствовал, приобняв ее, Ал.
— Да будет «куарт» наш един, — отрывисто бросила она, явно стремясь к кораблю, и лишь нелепый вид перезагоравшей Танрэй чуть отвлек ее и заставил насмешливо улыбнуться. — Ишвар, найди для атме Танрэй свежей сметаны, ей необходимо привести себя в порядок.
Абориген раскланялся и куда-то убежал.
Тут на палубе наконец-то объявился Тессетен и, забыв о приезжих, Ормона взбежала по сходням.
— А-а-а, родная моя! — воскликнул он, обнимая жену. — Давно ждете нас?
— Вы могли бы и поторопиться, — прошептала она, нежно оглаживая его лицо, словно им можно было любоваться. — Освобождайте судно. Пора поднимать диппендеоре, иначе мы будем разгружать трюм до ночи.
И Ормона на глазах у проходивших мимо семей эмигрантов впилась поцелуем в его губы, словно он был сосудом с живой водой, а она — бродягой, целый день изнывавшим от жажды в пустыне. Ей было плевать на чье-то мнение, она была здесь безраздельной хозяйкой. Краем глаза Ал заметил, что Танрэй согнав с лица неприязненную гримаску, поспешно отвернулась и стала составлять брошенные как попало вещи.
Какая-то крикливая женщина требовала обращаться с ее скарбом аккуратнее и не разбить при перевозке какую-то невероятно дорогую вазу:
— И не вздумайте поручить ее этим железным болванам!
Ормону это допекло, она оставила Сетена и что-то шепнула скандалистке на ухо. Ту словно ветром сдуло со сходней.
— Идем, надо работать! — красавица взяла мужа за руку, указывая на машины с диппендеоре.
— Подожди, Ормона, — Тессетен высвободился. — Я хочу взглянуть, что они там понаделали… Может, уже и работать не с чем?
Кто-то из проходивших мимо ахнул. Ормона раздраженно сверкнула глазами, и супруги разошлись в разные стороны: он вернулся на «Сэхо», она подошла к Алу и Танрэй.
— Атме, атме!
Ал только собрался затолкнуть большой тюк в грузоприемник машины, как тихий вскрик жены заставил его обернуться.
Возле Танрэй, подобострастно улыбаясь во весь рот, стоял ормонин дикарь с керамической чашкой в руках.
— Антропоид принес тебе сметану, — пояснила Ормона. — Тебе стоит намазаться от ожогов. Не бойся его, он кусается редко и не больно.
— Почему ты и он назвали меня «душенькой»?
— Хах! Ну куда ты денешься от всеслышащего языковеда! Я так и знала, что ты зацепишься за это словечко! Антропоиды не могут произнести слово «атмереро», у них коряво устроены глотки. Ну что ж, «душенька» на современном ори[20] в его исполнении звучит, по меньшей мере, забавно.
— Скоро вопрос коммуникации решится, — важно заявила Танрэй.
Ал почувствовал себя неуютно из-за самонадеянности жены и глупой ситуации, которой, конечно же, не преминет сейчас воспользоваться эта красивая язва. Но та лишь окинула их своим неповторимым взором и повела плечом:
— «Коммуникации»? Ну-ну… Видимо, придется за тобой присмотреть, дорогая. Если ты произнесешь это слово в присутствии антропоидов, они начисто лишатся дара речи, и тогда вся твоя работа насмарку.
Ее вниманием снова завладел Сетен, перегнувшийся через нижний борт корабля:
— Да, господа ученые, вы расстарались! Господин Солондан, всю лабораторию вывезли или осталось чего? Я все переживал, что вы забудете в Эйсетти семена подсолнечника — даже ночами не спал, тримагестр! А не забыли! Три мешка! Молодцы!
Старый брюзга только отмахнулся. Вместе с созидателем Кронрэем они остались дожидаться возвращения машин, а студенты и подчиненные окружали их небольшой стайкой, похожие на растерянных птенцов. Всем было жарко, все устали от долгого плавания.
— Латука насажаем целую поляну! — всё восторгался Сетен, спускаясь на пристань. — Заживем, зима меня покарай!
Убедившись, что супруг наконец-то освободился, Ормона поджала губы и залезла в одну из машин — ту, которую грузили Ал, Танрэй и дикарь Ишвар. На секунду Алу показалось, что она решила вздремнуть, пока позади них из ящика не поднялся полуробот — гигант-диппендеоре. Танрэй вздрогнула и невольно попятилась с его дороги.
Не обратив на нее внимания, «кадавр» смешно раскорячился в поклоне перед Алом, возвышаясь над машиной, а затем в три приема перекидал в грузовик оставшуюся ношу. Сетен помахал ему рукой, и, что-то глухо пророкотав в ответ, диппендеоре погромыхал ему навстречу.
— Абсмрхын крранчххи пакхреч рыррчкхан гу! — рявкнули возле Ала и Танрэй.
Это был еще один дикарь-кхаркхи. Глаза у жены от испуга размером стали как у глубоководного кальмара.
— Ты, сестренка, привыкай и не пугайся, — снисходительно посоветовал Сетен, уже собираясь вскочить в машину к жене. — Того красавца зовут Ишвар, он у Ормоны на подхвате, а этого — Мэхах. Сдается мне, Мэхах приветствует тебя, — экономист похлопал ближайшего дикаря по щеке: — Абсмархын,
