Семейное дело

уставился на племянника. - Сейчас не время обсуждать твое предложение. По поводу которого, между прочим, нет никаких новостей. Так что не жди скорых событий; если ты хочешь добиться прогресса, тебе следует научиться чувствовать время, а изменения, которые, как ты полагаешь, мы вносим, политически очень сложны.

- И долго? - Голос молодого человека звучал напряженно.

- Сколько я сочту необходимым. - Взгляд Энгбарда стал еще жестче. - Следует помнить, почему ты здесь.

- Я… да, милорд. Если угодно, прошу принять мои извинения…

- Как наша узница? - неожиданно спросил Энгбард.

- О-ох. Последний раз, когда я проверял… пятнадцать минут назад… была без сознания, но нормально спала. Она в одной из защищенных камер-двойников. Я забрал у нее мнемосхему и заставил одну из служанок поискать на ней татуировки. В ее камере нет зеркала, нет средств для бритья. Я распорядился, чтобы меня пригласили, когда она придет в себя.

- Гм-м. - Энгбард неодобрительно пожевал верхнюю губу. - А что говорит врач?

- Врач говорит, что позже мог бы наложить шину на ее руку… там, где она ударилась… но никакого серьезного вреда во время захвата ей не причинили.

- Хорошо. - Энгбард указал рукой на стулья, расставленные перед его столом. - Садись. - Племянник с готовностью присел, спина его оставалась напряженной. - Есть ли у нас нерешенные проблемы, граф Роланд?

- Да, сэр, но ничего важного. Мы получили изъятые документы, камеру, диктофон, персональный компьютер и прочее, что только смогли найти. В ее доме был большой беспорядок, но мы абсолютно уверены, что обнаружили все… В кабинете у нее все было упорядочено. Окна в доме восстановлены, а соседям косвенным образом сообщили, что она нашла работу вдалеке от дома. Она разведена, имеет несколько связей. - Роланд выразил легкое неодобрение. - Есть сведения о ее пожилой матери, та живет одна. Единственную возможную проблему представляет сообщение в отчете наблюдателя. Совершенно ясно, что во время ее последней вылазки объявилась неизвестная женщина, которая забрала ее машину, а затем и хозяйку, с тем чтобы отвезти домой. Вероятно, подруга. Проблема же в том, что она неожиданно покинула место наблюдения на такси, ни с того ни с сего… Предполагаю, что она вызвала машину по мобильному телефону… А наш отряд наблюдателей был слишком малочисленным, чтобы пустить за ней “хвост”. Поэтому я велел им продолжить наблюдение и прослушать телефонную линию в надежде, что эта подруга все-таки проявится. Раз она так себя ведет…

Роланд пожал плечами.

- Смотри лучше за собой… я хочу, чтобы они все как можно быстрее оказались под арестом. - Энгбард откашлялся. - А что касается состояния узницы… - Он замолчал, слегка наклонив голову набок.

- Сэр? - Роланд являл картину вежливого внимания.

- Ее содержать со всей обходительностью, как подобает человеку твоего положения, и, разумеется, так, как велю я, высший член Клана. Обращайтесь с ней как с уважаемой гостьей, удерживаемой здесь ради ее собственной безопасности.

- Сэр! - Роланд не мог скрыть потрясения.

Энгбард уставился на него.

- Вы что-то собирались сказать, граф? - холодно спросил он.

Роланд сдержался.

- Я слышу и… и, разумеется, готов повиноваться, - сказал он. - Но, пожалуйста, разрешите мне самую малость: выразить свое удивление…

- Твое удивление и так хорошо видно , - по-прежнему холодно констатировал Энгбард. - Во всяком случае, свои соображения на некоторое время оставь при себе. Все, что тебе требуется сейчас знать, это что с пленницей следует обращаться, как говорится, в лайковых перчатках, мягко стелить. - Он внимательно смотрел на молодого офицера, но тот не проявлял никаких признаков неповиновения, и через минуту Энгбард слегка смягчился. - Вот это, - он показал жестом на стоявшую перед ним коробку, - обещает куда более тревожные перспективы. - Он легонько постучал пальцем по верхнему листу. - Много ты видел вне Клана незнакомцев, одаренных нашим семейным талантом?

- М-м-м, нет, сэр, не приходилось. - Неожиданно Роланд задумался. - О чем вы подумали?

- Об этом позже, - коротко сказал Энгбард. - Просто проследи, чтобы ее перевели в удобный… но надежный и безопасный номер-двойник. Будь вежлив и радушен, заслужи ее доверие и обращайся с ней в высшей степени уважительно. И дай знать, когда она будет готова ответить на мои вопросы.

- Слушаю и повинуюсь, - ответил Роланд, уже менее озадаченный, но явно задумчивый.

- И думай, что делаешь, - повысив голос, заметил Энгбард. - Свободен.

Его племянник встал, одернул пиджак и направился к двери; на боку у него позвякивала шпага. Еще с минуту после его ухода Энгбард молча не сводил глаз с двери, затем вновь обратил все свое внимание на газетные вырезки в коробке с документами, где лежал и медальон, который он уже видел раньше - почти треть столетия назад.

- Патриция, - еле слышно прошептал он, - что с тобой стало?

Дневной свет. Вот что первое заметила Мириам. И в итоге… получила приступ похмелья. Ее голова казалось ватной, правая рука зверски болела, и все вокруг было не таким, как следовало. Она быстро огляделась, для пробы. Ее голова покрыта ватой… или это марлевая повязка? А на ней самой что-то незнакомое. Она пошла спать, как обычно, в футболке, а сейчас на ней ночная рубашка… но у нее не было такой! Что происходит?

Дневной свет. Мириам чувствовала себя сбитой с толку и поглупевшей, а в голове у нее тяжело стучало. И еще ей хотелось пить. Она перевернулась и бросила быстрый взгляд в ту сторону, где должен был стоять ночной столик. В шести дюймах от ее носа оказалась белая известковая стена. Кровать, на которой она лежала, упиралась в грубую шлакобетонную стену, выкрашенную в белый цвет. Это было так же страшно и непонятно, как привидевшийся ей ночью путаный кошмар, связанный со светом и противным химическим запахом…

Кошмар?

Она повернулась на другой бок, запуталась ногами в ночной рубашке и едва не свалилась с кровати, которая оказалась слишком узкой. Это была явно не ее кровать, и через минуту, полную паники, Мириам задумалась над тем, что, собственно, могло произойти. Затем все, будто щелчком, встало на место.

- Гангстеры или федералы? Должно быть, федералы, - пробормотала она себе под нос. Должно быть, они следили за мной. Или за Поли. Или еще что-нибудь .

Безбрежный, опустошающий ужас угнездился на месте желудка Мириам. “Они закопают тебя, глубоко, - вспомнила она, - так глубоко, что…”

Горло болело, как будто всю ночь она беспрерывно кричала. Весьма странно. Может быть, это предзнаменование.

Каким- то образом ей удалось перебросить ноги через край этой странной кровати. Ступни коснулись пола слишком быстро, и Мириам села, отбросив в сторону тонкий шерстяной плед. Противоположная стена была совсем рядом, а окно расположено слишком высоко; собственно, комната в целом размерами напоминала чулан. Там не было никакой мебели или вещей, кроме маленькой раковины из нержавеющей стали, привернутой к стене напротив двери. Сама дверь казалась сделанной из цельного куска, с глазком, врезанным на уровне глаз. Мириам с мрачным чувством узнавания отметила, что дверь на редкость гладкая, без ручки и без замка, которые только портили бы ее идеальную поверхность: вероятно, деревянный шпон был нанесен поверх металла.

Ее рука потянулась к шее. Медальон исчез.

Мириам встала и вдруг почувствовала настоятельную потребность прислониться к стене, чтобы не упасть. В голове болезненно пульсировало, а правая рука сильно болела. Она повернулась и взглянула на окно, расположенное высоко над ее головой. До него не дотянуться, даже если у нее хватит сил забраться на кровать. Высокое, маленькое, без занавесок, оно выглядело ужасно, точь-в-точь окошко в тюремной камере. “Так я в тюрьме?” - задумалась она.

При этой мысли Мириам растеряла всю свою невозмутимость. Она прислонилась к двери и заколотила по ней левой рукой, подняв глухой стук, но рука немедленно начала нервно дергаться и пульсировать. Вновь