Откуда отправляться в путешествие и где его заканчивать, было не ясно.
Пока я размышляла, где начало, где конец, Сыма что-то шептал Кирсану.
– Вы чего там? – поинтересовалась я.
– Он говорит о лошадях.
Чжан попытался заткнуть рот Алмаеву, но получил под дых.
Все тут же навострили уши и подошли поближе.
Чжан, поняв, что идея продана, сам взялся объяснить что и как, заполучив обещание всех присутствующих, что будет владеть всеми правами на текст, написанный на пластинах. Золото, как он уверял, его не интересовало.
В каждом сундучке лежало по скакуну. Первый скакун несся галопом над двумя сотнями монет и покоился в ларце, на крышке которого была какая-то ветка. Как оказалось, это не что иное, как разлившаяся на рукава и впадающая в Каспийское море Волга. Итак, вначале надо было добраться до моря. Второй скакун гарцевал и покоился в ларце, крышку которого украшали очертания каких-то гор. Третий стоял на задних ногах, похоже, нам придется лезть вверх. Четвертый стоял на коленях – на его сундуке было пятно, очень походившее на озеро. Пятый склонился к земле, как бы пил.
– Выходит, утопили они все, – нарушил наступившую тишину капитан.
– Но для чего же тогда меч и замочки? – спросила я.
– На месте разберемся, – высказался от имени всех Хальзов.
Впереди нас ждала дорога.
Чжан оказался прав. И вот мы стоим на берегу небольшого, но глубокого озера, затерявшегося в высоких холмах, и прекрасно понимаем, что свернуть горы или выпить море нам не под силу.
– Нырять будем? – загорелся Дреич.
Мы взяли пару аквалангов и баллоны. Лучших ныряльщиков, чем я и Губов, не нашли.
Мы потратили день на поиски, но, несмотря на то, что вода была прозрачной, так ничего и не нашли. Озеро было слишком глубоким, и донырнуть до дна без специальной подготовки было невозможно.
– Снова надо думать головой, – почесываясь, отпустил совет китаец, смотря на то, как мы кувыркаемся.
Я вымоталась и была целиком и полностью с ним согласна.
Под утро я мучилась в бреду от объявшего меня жара. Не иначе, воспаление легких. Донырялась.
Кирсан на пару с Чжаном не дали помереть и продемонстрировали свои возможности во всей красе, через день я повеселела, но богаче от этого мы не стали.
Имам взялся за перечитывание книг. Китаец и калмык вечно спорили, Хальзов засел за географические карты, а за мной потихоньку стал ухаживать Губов. То стульчик складной поставит, а он возьмет и сложится. То кофе нальет, пока несет – расплескает. У костра посадит – ботинки прожжет. Забавный.
– Без колдовства не обойтись, – поддела я Кирсана как-то утром, намекая ему, что он не оправдывает надежд.
– Смотри, снова заболеешь.
– Не грозись, – подлетел капитан.
– Ухожу, ухожу. Я боюсь, что вы меня порешите, Губов, поэтому и молчу.
Никто не знал, как реагировать на подобное высказывание.
– Это правда? – осведомился Али.
– Чистая, – заверил Алмаев.
– Клянусь перед всеми, не трону.
– Мне достанется пятая часть.
У всех потекли слюни, и ни один не шевелился. Я прямо-таки затряслась.
– Не тяни!
– Я долго искал, что же оставил для потомков в качестве знака Вуатор, и вскоре обнаружил, что естественные контуры свободного пространства между во-о-он теми холмами, вплотную подступившими к воде, – все как по команде повернули головы вслед за рукой Кирсана, – напоминают знак нашей семьи – кувшин с узким горлышком.
И как я раньше не замечала?
Чжан не знал, куда глаза деть. Вероятно, отныне ему придется кланяться перед Алмаевым несколько ниже.
– Вы хотите сказать, что золото зарыто там?
– Нет, я хочу «залезть в сосуд». Давайте сходим и посмотрим, что находится в долине между холмами, а затем будем решать.
По прямой вроде и недалеко, а по берегу озера получилось порядком.
В лагере остаться никто не пожелал. Мы вшестером бодро, весело через час притопали на большую ровную площадку, размером с футбольное поле. Куда ни глянь, обязательно упрешься в основание холма.
– Мы внутри пятиугольника, – сообщил здоровенный капитан, вращая головой из стороны в сторону.
– Могила имела точно такую же форму, – заметил Хальзов. – Мы на верном пути.
– В каждом углу сундук, значит, здесь в каждом углу пятая часть клада, – двинул версию Кирсан.
Опровергнуть ее можно было только одним способом.
Я тем временем не унималась.
– Но меч, для чего меч? А замки? Вы что, все позабывали?
Меня никто не хотел слушать. Перебросили лагерь и взялись за работу.
Каждый из мужчин взял себе по углу, образованному подошвами двух холмов, и начал вгрызаться в землю. Мне же поручили роль инспектора, прям как маленькой девочке, но я и не возражала.
К вечеру мало кто стоял на ногах. Добыча всех без исключения землекопов состояла лишь в заряде злости, тотальной усталости и крохотной надежде, что не все потеряно.
Губов вырыл целый котлован и был так раздражен неудачей, что извинился и, не поужинав, пошел спать.
Зато старички да мужички спороли двойные порции, правда, болтать во время ужина никому не хотелось. Вскоре я осталась в одиночестве, все работнички предпочли «откинуть копыта».
На следующий день уже никто не стремился схватить лопату. Али с Хальзовым расхворались и не испытывали большого желания напрягаться физически. Кирсан стал заново просматривать фотографии, а мы с Чжаном решили обойти то, что вчера было накопано. Дреич, утомившись подкладывать себе кашу из котелка, воспользовался отсутствием едоков и всерьез занялся восстановлением здоровья.
– Я согласен с тобой, что мы должны найти применение замкам и мечу, – начал Сыма. – Русские похоронили Вуатора так, как он хотел. Он лечил больных, но однажды не смог спасти раненого сотника – за это его и казнили.
– Откуда ты знаешь? Этого нет в книге.
– Там только положительное. Правда передается из уст в уста.
– А чего там еще нет?
– Все остальное есть.
– Интересно. Мечом отрубили голову – меч положили. Понятно. А сердце вырывали руками, что ли?
Мы остановились и смотрели друг на друга не меньше минуты.
Замки пришлось очень долго вертеть, но наконец один соединился с другим, и мы получили небольшой острый нож.
– Что это у вас?
– Ты покушал? – спросила я два центнера.
– Покушал.
– Теперь будем вытаскивать сердце.
– Не шути так. – Чжан ловко отобрал у меня нож. – Давайте решим, что с ним сделали вначале. Вырвали сердце или отрубили голову.
– Неужели человек сознательно обрек себя на такие мучения? – Я не могла поверить.
– Сердце, конечно. Какой интерес тащить что-то из мертвого?
