Марина Серова
В духе времени
Пролог
Павел Петрович Троянов глянул в окно. Сгущались сумерки, и было совершенно очевидно, что ничего в своем кабинете он больше не высидит. Никто ему не позвонит. Пора было ехать домой.
Павел Петрович откинулся на спинку кресла и стал мысленно перебирать события уходящего дня. Гнетущая, слепая тревога оплела воспоминания об этих событиях. Она прорастала, как молодая трава сквозь асфальт, хотя казалась совершенно беспричинной: асфальт прочен, недавно закатан и не может дать ни малейшей трещины.
Откуда она — эта тревога?
Павел Петрович выстроил все события в хронологическом порядке.
Утром он был с женой. Жена стареет. Глупости, глупости. И все-таки. Уже не верится, что когда-то — невероятно давно! — она была нежной Леночкой с тонкими руками и звонким голосом. Хотя нет, только сегодня утром в ней проклюнулась та, прежняя, девушка. Когда он спросил, какой тариф сотовой связи ей купить, она выругалась и резко ответила: «Купи мне, Паша, тариф „На счастье“!» Он не понял: «Чего?» А она добавила: «А себе купи тариф „Тормоз“, с почасовой тарификацией». Но тут же снова превратилась в бессмысленный и ничего не желающий, раздражительно колыхающийся студень. Такой Павел Петрович и видит ее ежедневно.
Что было потом? Звонки по делам фирм, совещание в офисе, разговор с тем интеллигентишкой, который, наверное, до сих пор трясется. Прижучить бы этого очкарика. Да ладно, не стоит. Лучше дать очкарику охрану. Только ведь он на какую угодно не согласится. Если поручить дело Кабаргину, начальнику охраны, то от очкарика останутся рожки да ножки. Кабаргин привык с животными работать и до сих пор никак не может перейти от прежнего своего стиля поведения к человеческому. Но работник он, конечно, хороший.
Есть ли проблемы? Да, проблемы есть. Особенно с тех пор, как сменился директор цирка. А старый, Тлисов, до сих пор всего боится, думает, если он шевельнет хоть мизинцем, то его немедленно посадят. Проблем нет только у покойников. Вот потому ему и не хочется, именно с этой точки зрения, чтобы проблем не было вообще.
Что еще? Откуда эта дрожь, холодящая холеное сытое тело даже здесь, в теплом и уютном кабинете, в теплом и уютном кожаном кресле? Как будто эта дрожь — частица того осеннего хаоса, который бушует за окном, раскачивая и раздевая деревья под окном офиса. Из-за чего? Из-за звонка ушлого негодяя, забравшего немерено власти и решившего, что ему все позволено? Этого… как его… Забыл фамилию, что ли? Да нет. Можно ли забыть?
Наглая шавка. Выпустили его по амнистии из тюрьмы, он и возомнил, что стал всемогущ. И погоняло- то он себе выбрал дурное: Мандарин. Еще бы Ананасом или Киви назвался. Хотя нет, Киви — это какому- нибудь грузину больше подходит, Киви-Гиви. Ишь, Мандарин он, ничтожество расписное…
В пору своей молодости Павел Петрович таких шавок мигом ставил на место. Но тогда, в молодости, кровь текла по жилам упруго, пульсирующе, ярко, а не расползалась тусклыми конвульсиями умирающей ящерицы. Хотя ему и сейчас всего сорок пять… Наверное, он из-за жены чувствует себя таким древним. Впрочем, это легко поправить. Кабаргин, вероятно, уже позаботился о том, чтобы надлежащим образом заполнить досуг своего босса.
Троянов поднялся из кресла. Часы четко отбомбили восемь, и тут же раздался звонок, уведомивший Павла Петровича, что машина ждет его у выхода из административного корпуса комбината, которым владел Троянов, а охрана стоит за дверями кабинета. Троянов открыл дверь, тяжело вздохнул и подумал: это все из-за того, что пришла ранняя осень, а она всегда тягостно действует на него, далеко не самого чувствительного человека. Вот и накатила беспричинная тоска, тревога, закопошились скверные предчувствия, похожие на могильных червей… Нет, стыдно ему, столь крупному бизнесмену, по совместительству авторитету по прозвищу Тройной, идти на поводу у детских тревог!
Но… только ли предчувствия это?
Поймав на себе удивленный взгляд личного охранника, всегда бывшего при нем и в самом деле ожидавшего босса за дверями, Павел Петрович понял, что последнюю фразу он произнес не про себя, а — вслух.
Охранник, он же руководитель трояновской секьюрити Виктор Кабаргин, был в самом деле немного озадачен выражением грусти, разлившимся по толстому, малоподвижному лицу босса. Павел Петрович был явно не в себе.
— Ничего, Виктор, — бросил Троянов охраннику. — Устал я что-то сегодня. Кстати, ты сделал, что я велел? Насчет нашего умника, чтоб к нему охрану приставили?
— Да, Павел Петрович, все как ты сказал. Деньги я передал Павлову.
— Значит, все в порядке?
— Да.
— Ну хорошо. Пускай получает свою охрану. Все-таки нам нужно охранять его, чтоб все было путем. Курица, несущая золотые яйца… Тут ничего не скажешь. А эта баба… как ее…
— Охотникова?
— Да, она в самом деле такая крутая, что ли? Или болтают?
— Я наводил справки. Все нормально. Главное, что очкарик на нее сразу же согласится. Все-таки…
— Ладно! Хватит болтовни. Поехали.
— Да, Павел Петрович. Сейчас поедем домой. То есть — на вторую квартиру. Кстати, сегодня без разницы, куда ехать, потому что твоя жена, Павел Петрович, умотала к тетушке в Питер.
— Когда?
— Сегодня днем.
— А-а, ну да. Поехали домой.
— Да, Павел Петрович, — ответил тот, накидывая на плечи босса пальто.
— Что, все чтиво свое штудируешь? — кивнул на свернутую трубочкой «желтую» газету в мощной руке Виктора Троянов. — Эх ты… дрессура! Нет бы нормальную литературу почитать, а ты всякий «желтяк». Образовываться надо, Витя. С людьми работаем, а не с тиграми.
— С тиграми тоже приходится. Да, по мне, лучше тигры и крокодилы, чем такая тварь, как человек. Тигров, не поверишь ли, жалко было… А человека — ни разу еще.
— Мало ли что… Очеловечивайся, Витя. Возьми что-нибудь хорошее почитать. А то ты порнушные комиксы листаешь да анекдоты про слонов.
— Да, босс, — привычно ответил охранник. — А газеты отчего ж не почитать? Там анекдоты смешные.
Они вышли из здания. В лицо подул ветер. Он не был холодным, но Троянову почему-то показался пронизывающим.
— Классику бы, что ль, почитал, — устало продолжил тему Павел Петрович, — Булгакова там, Чехова. У Чехова есть рассказ «Каштанка», там про цирк, все ж тебе ближе.
— Да я читал. В училище еще, по программе. Чего-то там про мертвые туши и Собакевича. Про живодерню, что ли…
Троянов тяжело вздохнул после этого экскурса своего подчиненного в классическую литературу и, придержав рукой распахнутую перед ним Виктором заднюю дверь «Мерседеса», нырнул в теплый и уютный салон. Непогоду отсекло как ножом, и Павел Петрович удовлетворенно откинулся назад, прищелкнув пальцами:
— Витя! Дай это… ну… да. — Он выхватил из руки телохранителя плоскую фигурную фляжку с коньяком и отхлебнул хороший глоток. Потом еще и еще. Блаженное тепло и спокойствие потекли по телу
