Едва прилетев двадцатого числа из сельвы, Нэфри забралась в ванну и блаженно там задремала, слушая музыку. Мамы дома не было, никто из друзей о ее приезде еще не знал, можно было расслабиться и пожить для себя.
В пустыне бушевала песчаная буря, город стоял в пыли, сникший, бесцветный. Новый год — это когда день и ночь равны, в Новый год должно быть не только жарко, но и ясно, празднично, а тут солнце затянуло беспросветной пеленой. Одна надежда, что за ночь буря уляжется, а то и пригонит грозовые тучи.
Нэфри уже почти совсем забылась сном в теплой воде, когда из неведомых глубин мироздания донесся едва заметный Призыв. Он был связан с кем-то из тринадцати. Она знала это точно, вспомнив рассказ Учителя об эмпатической связи между учениками.
Девушка выскользнула на серую пустошь, стала искать источник, и ее перебросило в иной локал.
Небо было искажено гигантской черной и бездонной воронкой, и эта сущность — или антисущность — высасывала жизнь из Ноиро и его спутника. Нэфри призвала Учителя, но ответа не последовало, и им с двенадцатью пришлось рисковать. Иного выхода не было.
Она вспомнила, как Та-Дюлатар упоминал о выходе через неизвестное измерение, когда можно сместить время и оказаться в другом месте. Вдвоем у них это получилось, но тогда Учитель полностью обволок ее собой, своим черным одеянием, и ей было не страшно. А теперь…
Тринадцать соединили Благословения и набросили на Ноиро щит. И тогда он, ухватив спутника, очертя голову кинулся в воронку. Его не было считанные мгновения, но для Нэфри это были годы тревоги. А в сельве, где находились оболочки Ноиро и его врагов, разразилась страшная гроза. Черная звезда, которой пришлось выпустить Ноиро и вторую свою жертву, попала в тучи и была атакована молниями. В порыве ураганного ветра ее поволокло к вечному Змею Мира…
…Уже придя в себя и поднявшись из почти холодной ванны, девушка не могла поверить, что они смогли отстоять людей в битве со всемогущим равангой.
В Кийаре тоже начался ливень. Нэфри смотрела в окно на водяные дорожки капель и гадала, как могло получиться, что Улах не прикончил их всех одним ударом. Вспоминала она и то свое неописуемое ощущение силы, знаний и несокрушимости, которое возникло впервые и которое было очень подозрительным. Ничего не дается просто так, а если что-то получил, думая, что бесплатно, будь потом готов заплатить втройне. Нэфри не любила странных подарков, они ее пугали.
Тоскливо глядя на свой рюкзак, она переборола совесть, которая диктовала ей разобрать вещи, и села к своему э-пи. Почта была забита всякой дрянью, которую пришлось вычищать из ящика.
«Если Соглядатаи все-таки пойдут по моему следу, — подумалось Нэфри, — я должна иметь возможность скрыться и сохранить артефакт…»
Надо подстраховаться. Надо придумать хитрую комбинацию, чтобы спастись и спасти шкатулку, но не вовлечь в это лишних людей, которые не имеют к этой истории никакого отношения. Только заинтересованных или посвященных!
Нэфри набросила на себя легкое платье и поднялась на чердак. Это было то место, где совсем случайно ты мог отыскать раритеты трехсотлетней давности под грудой более поздней рухляди. Поколения предков Нэфри жили в старом доме и избавлялись от ненужных вещей, водружая их практически себе на голову. Девочкой она очень любила играть здесь, и мама, «династийный» археолог, потворствовала наклонностям дочери. Госпожа Иссет не просчиталась: после получения первой общеобразовательной ступени в качестве второй и третьей Нэфри избрала КИА — Кийарский институт археологии.
С детских лет у Нэфри было здесь множество тайничков и даже целая скрытая комната, в которую можно было пробраться, выдвинув все ящики громоздкого комода. В его задней стенке зияла дыра — свидетельство отличного аппетита прожорливых жучков-древоедов.
Оказавшись внутри, среди вещей, что пахли пылью, залежалой материей, старой древесиной и чем- то еще, нераспознаваемым, но таким щемяще знакомым, Нэфри снова остро почувствовала: это она, только она выросла и убежала из уютного милого прошлого, а детство, да и все прошлое, которое было у нее и казалось нескончаемым, осталось жить здесь. В этом мирке была еще жива бабушка — вот-вот окликнет внучку, приглашая к столу. Здесь такими горькими были обиды и такими яркими казались чаяния…
Какие-то ящики, коробки, планки, карнизы то и дело упирались Нэфри то в бока, то в плечи. А ведь раньше она даже не замечала, что здесь тесновато!
Усевшись на пол, девушка скрестила ноги и подтянула к себе тяжелую каменную шкатулку, словно бы невзначай засунутую под выцветший абажур между резной тумбочкой и футляром от швейной машинки — ровесницы века.
На крышке раритета проступала гравюра: в центре спираль, от которой отходит пять изгибающихся плавными дугами лучей. Это напоминало упрощенное изображение одной из многих галактик. Каждый луч завершался звездочкой, обведенной кружочком и отмеченной непонятным символом. Звездочки были разных оттенков, поскольку представляли собой искусно обработанные самоцветы. Как их сплавили с камнем, из которой была выточена сама шкатулка, неизвестно. Казалось, будто при создании этой вещи все ее детали находились в расплавленном состоянии.
Крышка открывалась удивительно легко. Ее скреплял с основанием продетый в каменные петли алмазный стержень, и сделано это было таким образом, что вынуть его, не разбив на кусочки саму шкатулку, было бы невозможно.
Внутри, в каменной полости, лежало пять небольших каменных же, шаров. Каждый из них мог уместиться в ладони. Каждый из них ощущался по-своему. У каждого был свой цвет.
Нэфри коснулась голубоватого — и он показался ей ледяным. Бронзовый — теплым. Черный — шершавым, точно пемза. Серебристый — наоборот, металлически-гладким. Серый с зеленоватыми прожилками — живым и податливым. Но девушка точно знала теперь, что это называется тактильным обманом. Если бы параметры шаров измеряла машина, показатели были бы почти одинаковыми, за исключением, пожалуй, состава — примесей, веса.
Насмотревшись на загадочный артефакт, Нэфри снова задвинула коробку под абажур и спустилась с чердака. Словно того и дождавшись, зазвонил телефон, чтобы породистым голосом Камро Риза поинтересоваться, давно ли она прилетела и как насчет репетиции.
— Здравствуй, Камро! — подчеркнуто объявила она.
— А, ну да, здравствуй! Ну так что там?
— Устала.
— Ладно, ты тогда отсыпайся. У нас завтра такой чес намечается, что только крепись!
— Камро, мне надо с тобой увидеться. Прямо сейчас.
— Гм-м-м… — замялся тот.
— Ты не один, — поняла Нэфри.
— Умница, не зря училась на «отлично»!
— Это по делу. По очень важному делу, Камро! Через сколько можно подрулить?
Он, кажется, оглянулся. Возможно, у кого-то что-то спросил, прикрывая динамик ладонью.
— Ладно, давай через часок! Как раз подсохнет на улице…
— Это ненадолго. Просто не хочу по телефону.
— Согласен. Телефон — это полный отстой. Говорить нужно в рупор. Рупор — вот наше всё!
— Болтун! Иди уже, милуйся!
— Вот ни стыда у тебя, ни совести, Нэфри! А еще девушка! Тц-ц-ц-ц!
— Считай, что я ревную.
— Ну так может, мы тогда…
Дослушивать она не стала — Камро был на редкость словоохотливым малым — и начала собираться в дорогу. На исходе часа, так и не дождавшись маму, Нэфри выкатила свой мотоцикл и подалась к дому приятеля.
У Камро в гостях действительно была девица, и на Нэфри она смотрела с подозрением.
— Это Дестрея, она приехала из Сузалу.
