напомаженными волосами, в костюме от Валентино. И этот симпатичный малыш, который отзывался на имя Киллер (впрочем, может, это было вовсе и не имя, а профессия — он не уточнил), выкладывал нам на прекрасном литературном языке, что в команде Галантерейщика, оказывается, есть еще и третий! И он, в отличие от первых двух, — личность хорошо известная. Это Визирь, в прошлом человек Батыра, который кинул хозяина так же, как в свое время Артист, и которого Батыр тоже приговорил к смерти. И главное, главное: завтра, в четверг, между двенадцатью и часом дня этот Визирь будет один в квартире номер шесть дома номер 143 по улице Малой Холмистой. И он согласен встретиться — сугубо конфиденциально, конечно.
— Но есть один нюанс… — Киллер вперился в меня своими холодными рыбьими глазами. — Женщина должна пойти одна.
— Как — одна?! — взвился Орлов. — Почему это?
— Не шуми, Казак. Одна — это значит одна. «Почему» тут быть не может. Таково условие Визиря.
— Но я не могу на это согласиться! Что он, за идиотов нас держит?
— Это твое дело, Казак. Ты сказал, тебе нужен Артист… Но Визирь не будет говорить, если увидит с нею мужчину. А он тебя обязательно увидит, если ты подойдешь к дому ближе, чем за три квартала.
Я заметила, как мой «Казак» сжал под столом кулачище, и поняла, что мне пора сказать свое решительное слово:
— Я согласна, Киллер. Я приду одна.
Малая Холмистая располагалась в самом сердце печально известного в нашем городе Гремячьего оврага. А дом 143 оказался одной из самых мрачных и зловонных трущоб, которые я когда-либо видела. Так что когда я с улицы — пыльной, кривой и заросшей бурьяном — взирала на его мутные подслеповатые окошки, на душе у меня тоже было мутновато. Я припомнила истерику, которую сегодня утром устроил мне Орлов по поводу моего «непробиваемого авантюризма», и тоскливо подумала, что было бы совсем неплохо при жизни еще раз услышать его ругань… «Ведь он же придушит тебя, как кутенка, со всем твоим карате! — орал мой напарник, тряся меня при этом как грушу. — Понимаешь ты это, дурища чертова?..» Я вынуждена была сказать ему, что если он не перестанет меня трясти, душа вылетит из меня гораздо раньше.
Наконец мы нашли решение, которое в данной ситуации казалось единственно разумным: в своем лифчике я укрепила миниатюрный «жучок». Я часто пользуюсь им, когда возникает производственная необходимость проникнуть в чужие секреты. Но на сей раз объектом слежки должна была стать я сама. А Григорий сидел в моей машине с прослушивающей аппаратурой и держал ухо востро. Машина была припаркована в районе двенадцатой школы, то есть как раз в трех кварталах от интересующего меня дома — если считать от угла до угла. А если напрямую, дворами — то расстояние было всего метров двести, не больше, так что мощности моего радиомикрофона хватало с лихвой.
Конечно, если, к примеру, на меня накинут удавку, то это мне вряд ли поможет. Мы оба это понимали, но… о таком варианте развития событий старались не думать. А что нам еще оставалось?
Прежде чем толкнуть зеленую калитку, я еще раз окинула взглядом пустынную улицу. Единственным признаком цивилизации была вишневая «девятка», стоящая на приколе через два дома отсюда.
На шоферском месте, откинувшись на сиденье и прикрыв ладонью глаза, дремал какой-то тип. Ко мне он не проявил никакого интереса, даже, по-моему, не пробудился. По этой самой причине и я не увидела в нем ничего подозрительного. Ну, приехали ребятки потрясти какую-нибудь татарскую подпольную фирму — их в этом райончике что репьев на собаках… Дело, как говорится, житейское.
— Возле дома все чисто, прием! — сказала я себе в декольте. — Углубляюсь во двор.
Шагнув за калитку, я обнаружила шаткую деревянную лестницу, на каждой ступеньке которой я могла бы стоять на одной ноге, да и то лишь боком. Лесенка заканчивалась обшарпанной дверью, на которой мелом было намалевано: «кв. 1, 2, 3, 4». Так что мне пришлось углубиться во двор еще на некоторое расстояние. За углом полутораэтажного дома я увидела еще одну лестницу, но уже ведущую не вверх, а вниз — в полуподвал. На этой двери, тоже мелом, была выведена искомая мною цифра 6. Где находится пятая квартира дома 143, я так и не узнала.
Вокруг стояла звенящая тишина, лишь изредка прорезаемая отдаленными петушиными криками и ленивым собачьим лаем. Поэтому я поопасалась сообщить Григорию свою дислокацию: за дверью могли меня услышать. Тем более что она была явно незаперта: между дверным косяком и обшарпанным краем двери зияла неширокая черная щель.
Поскольку никакой кнопки звонка в пределах моей видимости не было, я увесисто постучала, отчего щель стала шире, но не стала светлей. Зато мне почудился за дверью какой-то шорох, а в нос шибанул причудливый букет ароматов, в котором преобладали плесень, застарелый табачный перегар и крутой мужской пот. Я даже инстинктивно задержала дыхание, но выбора у меня не было…
Нажав на дверь посильнее, я распахнула ее почти во всю ширину, прищурила глаза, чтобы они лучше видели скозь сплошную темень, и негромко позвала:
— Визирь!
Ответа не было, и вся эта ситуация как-то странно напомнила мне мой визит к Семе Пфайферману в понедельник вечером…
Глаза понемногу начинали привыкать к темноте; чтобы процесс адаптации шел быстрее, я просунула голову под низкую дверную притолоку, а там уже просто вынуждена была сделать несколько шагов по тесному коридорчику. Прямо передо мной находился дверной проем, ведущий, по всей видимости, в комнату, и что-то в очертаниях сгустившегося там сумрака показалось мне необычным…
Снова окликнув Визиря, я сделала еще один шаг вперед — и в ту же секунду, споткнувшись обо что-то очень крупное, растянулась на полу.
— О Боже! — вырвалось у меня…
Прямо перед собственным лицом — нос к носу! — я увидела мертвое лицо мужчины. Оно было иссиня-черным даже во мраке этой зловонной комнаты; глаза вылезли из орбит, язык вывалился…
Нет, это уж слишком! Кажется, обнаружение трупов становится моей узкой специализацией!
Я вскочила на ноги со всей прытью, на какую была способна. И тут за моей спиной опять послышался легкий шорох…
Повернуться я уже не успела. В тот же миг меня подбросило к самому потолку этой хибары, волосы мои встали дыбом, все вокруг озарилось мертвенным светом внезапно полыхнувшей молнии, причем я находилась в самом эпицентре электрического разряда! Наступившая вслед за этим темнота — перед глазами и в мозгу — была уже совсем непроглядной и спокойной.
Последней ускользающей от меня мыслью была даже и не мысль, а риторический вопрос: интересно, сколько же еще трупов надо обнаружить, чтобы научиться наконец осторожности?..
Глава 8 В логове кушумского «Хана»
Не могу сказать, что пробуждение мое было очень уж неприятным. Скорее даже наоборот. Все вокруг едва заметно пружинисто покачивалось, шины мягко шуршали по асфальту (видимо, скорость была приличная!), а моя голова удобно покоилась на чем-то теплом, твердом, но упругом. Уже потом я поняла, что это, наверное, мужское плечо. Перед глазами у меня было по-прежнему темно, однако теперь эта темнота не была непроницаемой: в ней плавали какие-то смутные образы и красивые радужные круги — малиновые, зеленые, синие… Только вот почему-то очень болело под правой лопаткой, а так — все было совсем неплохо, и мне, убаюканной, хотелось ехать и ехать в этой машине, и сладко подремывать, и видеть радужные сны…
Но моя занудная детективная сущность упорно пыталась вернуть свою хозяйку к активной жизни. Поэтому мне волей-неволей пришлось сообразить, что меня везут с завязанными глазами в легковой машине — по-видимому, в той самой «девятке», ибо других машин поблизости не было, на заднем сиденье, зажатую между двумя особями мужского пола. То, что везли с завязанными глазами, было хорошим знаком: другой из известных способов заставить молчать об увиденном нравился мне гораздо меньше.
Тут я вспомнила о микрофончике, спрятанном на моей трепетной груди. Мне не составило труда незаметно убедиться, что он на месте. Ага, значит, не обыскивали — совсем хорошо. Значит, мой напарник
