нестандартных маршрутов, летчиков местных линий, речников и… всяких творческих личностей…
Я побоялся, что папа скажет «Представляю себе…», но он молчал.
— Для пущей экзотичности там под потолком самолет старинного вида, а среди столов бродит обиженный на жизнь мальчишка-робот японского происхождения… Кстати, он сейчас просился со мной, но я решил, что это было бы слишком экстравагантно… В общем, там есть на что посмотреть, и естественно, что Клим проявил некоторое любопытство. Тем более, что нашлись и общие темы для разговора. Например, история старого кукольного театра, о котором в Тюмени уже не помнят… Я показал ребятам комнату моего старого друга на втором этаже, фотографии, рисунки, старые часы. И… не думал, что это может быть расценено, как криминал. Хотя сейчас отдаю себе отчет, что у вас могли возникнуть опасения. В самом деле: что за «Арцеулов», кто такой Коженёвский?.. Поручителей за мою порядочность так сразу не найдешь. Может быть, общие знакомые по университету? Но вы, Аркадий Григорьевич, кончали филфак, а я философский…
— Вот как! — сказала мама. — А не будет ли нескромным… Ян Янович… мой вопрос? Почему вы, обладая вузовским дипломом, выбрали… совсем иную специальность?
— Вопрос логичный… — Ян Яныч светски наклонил голову и опять мельком взглянул на меня. — Но я, по правде говоря, не выбирал. Выбрала судьба. У меня был хороший товарищ, с которым я одно время набирался… философского опыта на Кавказе. Так получилось. Вернулись мы сюда вдвоем, но он, к сожалению, скоро уехал из страны. В теплые края, лечиться. Понимаете, на Кавказе мы были не в курортных зонах… И завещал мне товарищ это самое кафе. А ему оно досталось от дядюшки. В общем, запутанный сюжет. Я решил следовать этому сюжету. Тем более, что на втором этаже обитал мой давний учитель, Леонид Васильевич… Я понимал уже, что философией можно заниматься где угодно: за прилавком бара, в кабине самосвала, в бочке Диогена, в стрелковой ячейке… Даже в камере, куда должны принести чашу с цикутой…
— Последний вариант особенно экзотичен, — серьезно сказал папа.
— Да… И убедился, что все эти варианты дают запас материала для диссертаций не меньше, чем аспирантура. При желании, конечно…
— Прямо скажем, тема для сценария, — заметил папа.
— Да… — опять кивнул Ян Яныч. — Кстати о сценариях… и о тех¸ кто мог бы засвидетельствовать мою лояльность к законам и нравственности… Мое кафе названо не в честь знаменитого летчика, а в память о моем старом друге Леониде Васильевиче Арцеулове, старожиле Турени, известном авиамоделисте. Вам Аркадий Григорьевич, ничего не говорит это имя?
— Увы…
— Но вы учились у Всеволода Сергеевича Глущенко, автора известных книг. Он никогда не рассказывал вам и другим студентам истории из своего детства? Знаю, что многие писатели склонны к этому…
— М-м… Кое-что рассказывал. Например, о своих первых стихотворных опытах, о путешествиях с друзьями на хлипкой плоскодонке с парусом…
— Во-от! Экипаж плоскодонки состоял из трех мальчишек и девочки. Кстати, моей будущей двоюродной тетушки. А младший из трех мальчишек — Леонид Васильевич Арцеулов, по-тогдашнему — Лёнчик… Был самый молодой, а вот случилось, что друзья живы, а его уже нет…
Я сунулся к собеседникам:
— Значит, Всеволод Глущенко — это Лодька?
— Он самый, Клим… И если бы Леонид Васильич был жив, он позвонил бы своему другу Лодьке и попросил: поручись за добропорядочность Яна Коженёвского перед папой и мамой Клима Ермилкина…
Папа выпрямился на стуле. Сказал с некоторой важностью:
— Это было бы излишне. Сказано и без того достаточно… Однако, Ян Янович, вы понимаете, что до сей поры у нас были основания для некоторых опасений…
— В наш кошмарный век… — добавила мама.
— Еще бы не понимать, — выдохнул Ян Яныч и потер впалые щеки. — Ну… я рад, что мы поняли друг друга. А за сим… — он поднялся, — я позволю себе попрощаться. Надо спешить, сейчас приятели Клима приведут бесприютного пса. На мою долю выпало обеспечить этому четвероногому достойное существование. — Он подмигнул мне.
— Ма-а! — взвыл я. — Па-а!..
— Иди, — сказала мама. — Но только до девяти, не позднее.
— Да, — согласился папа. — Хотя вздуть тебя все же следовало…
— В другой раз! — Я показал Лерке язык и кинулся надевать кроссовки. Потом спохватился:
— Мама, а мобильник!..
Подземелья
Бумсель был восхитительный пес! Увидев знакомых, он буквально выворачивался наружу от радости и любви. Прыгал, кувыркался, Лизал руки и колени, взвизгивал. Показывал, что отдаст за своих друзей голову, хвост и душу… Ну да, за друзей. А если чуял, что этим друзьям кто-то хочет навредить, он превращался в снаряд с начинкой из ярости. И не даром баба Ника, бабушка Вермишат, срочно потребовала «убрать с глаз долой эту окаянную скотину»! Дело в том, что утром того дня Саньчик и Соня пошли в магазин за хлебом, а Бумселя взяли с собой и ему, Бумселю, вдруг показалась, что некий Тюня Дым (бестолковый соседский парень допризывного возраста) проявил к ребятишкам недружелюбие. «Чё ходите тут у моих ворот, валите на другую сторону!..» И замахнулся…
Хрипящий от справедливой злости ком черной шерсти повис сзади на Тюниных штанах. Чтобы спастись, Тюня Дым выскочил из штанов и укрылся за калиткой. А потом Тюнина мамаша пришла с
