в любую минуту.
Она ждала, что Феликс поймет намек.
Но он не ушел, а с трудом согнув колени, сел на стул, скрестил ноги и сцепил руки под намечающимся брюшком. Между носком и краем брюк стала видна белая кожа.
— Я обязан объяснить тебе, Белль, — изрек он.
Изабелла не хотела никаких объяснений. Она хотела, чтобы он ушел.
— Нет, не надо, — сказала она. — Я понимаю. Правда.
Феликс притворился, что не слышит.
— Дело в том, продолжал он, — что мне стало очень одиноко после твоего отъезда. Вот тогда я и приткнулся к Анни-Белинде на одном из правительственных приемов… Ну, ты знаешь, как это бывает. Мы поговорили и выпили. По-дружески.
— И одно потянуло за собой другое? — поторопила его Изабелла.
— Нет, нет. Ничего не было. Пока… — Он стал кашлять. — Ничего не было, пока… пока ты не дала мне отставку. Я тогда сам не знал. Когда я сказал тебе, что Анни обрадуется моему возвращению, я не был уверен, что так и будет.
Он откинулся на спинку стула, ожидая, что это откровение удивит ее.
— Конечно. Я же сказала, что понимаю.
Ну теперь-то он уйдет и оставит ее одну.
— Спасибо, Белль. Я надеялся, что ты поймешь. Не хочется расставаться врагами.
— И не надо.
Изабелла пошла к двери.
— Ну да. Ну да.
Он издал звук, похожий на скрежет мотора, который не хочет заводиться, и заставил себя встать.
Изабелла шла мимо дивана, когда Феликс оказался перед ней.
— Это было прекрасно, Белль, — прохрипел он.
— Ага. До свидания.
Она шагнула в сторону, освобождая ему дорогу к двери.
— Только ради прошлого, — сказал он.
— Что?
Она поняла, что он хочет, опоздав на секунду, и отшатнулась, но Феликс уже схватил ее за плечи, привлек к себе и запечатлел мокрый поцелуй на ее сжатых губах.
Изабелла тотчас вырвалась, но в комнате что-то изменилось. Стало прохладнее и… и кто-то, но не Феликс, икнул. По крайней мере, ей показалось, что икнул. Тыльной стороной ладони она вытерла губы, стирая с них вкус пива.
Теперь надо повернуться к двери, но ей этого не хотелось, потому что она уже знала, кого увидит. Зачем она дала Эдвине ключ?
Сквозняк обдувал Изабелле ноги, и она больше не могла делать вид, что ничего не замечает.
Конни с Эдвиной стояли в дверях, а за ними, через дорогу, видны были приземистые серые здания. Ветер теребил девочке волосы, и поначалу Изабелла разглядела только маленький кулачок в песке, прижатый ко рту. Эдвина закрыла дверь, и Изабелла поняла, что Конни плачет.
Эдвина, прижимая к животу сумочку, ласково гладила Конни по плечу.
Феликс, видя, что Изабелла бледнеет как мел, тоже обернулся.
— Конни! — добродушно воскликнул он. — Как поживаешь, моя девочка? Держу пари, ты выросла еще на шесть дюймов.
— Нет. — У Конни дрожала нижняя губа. — И я не твоя девочка. Я папина.
— Конечно, конечно. Но мы с тобой по-прежнему друзья, правда?
Конни покачала головой.
— Ты целовал маму, — с вызовом проговорила девочка.
— Мы с твоей мамой друзья, — возмутился Феликс и посмотрел на Изабеллу, ожидая поддержки.
А она в растерянности теребила свитер Бранда. Надо взять себя в руки и утешить Конни, да побыстрее.
— Дядя Феликс поцеловал меня на прощание, — объяснила она. — Друзья так делают иногда.
— Но не в губы. — Конни, как обычно, называла вещи своими именами.
Изабелла не знала, что сказать.
— Иногда в губы. А тебе лучше пойти в ванную и смыть с себя песок. Эдвина, не хочешь присесть?
Эдвина покачала головой.
— Нет, нет. У тебя и без меня полно хлопот.
Можно и так.
— Да, — подтвердила Изабелла. — Я позвоню тебе попозже.
— Конечно, дорогая. Дай знать, если понадобится помощь.
Изабелла кивнула.
— Спасибо. Обязательно.
По беспокойной улыбке Эдвины она поняла, что пожилая женщина правильно оценивает ситуацию и склонна к сочувствию. Спасибо хоть за это. С Конни, которая уже ушла в ванную, похоже, будет потруднее справиться.
— Я тоже пойду, — сказал Феликс после того, как Эдвина стала тяжело подниматься по лестнице. — Жаль, что так получилось, — добавил он, глядя ей в лицо. — Ты объяснишь маленькой Конни, да? Я не хотел ее расстроить.
Изабелла вздохнула.
— Знаю, что не хотел. Все в порядке. Передай привет Анни.
— Обязательно.
Феликс, прощаясь, пожал ей руку и весело направился к серому «бьюику», припаркованному на углу.
— Счастливый, — пробормотала Изабелла, закрывая дверь. И долг исполнил, и совесть чиста. По крайней мере, хоть его проблемы решены.
Когда она вернулась, Конни свернувшись клубком, лежала на диване. Изабелла села рядом и попробовала взять ее к себе на колени.
Конни не далась ей.
— Не плачь, дорогая, — сказала Изабелла, гладя мягкие волосы дочери. — Пожалуйста, не плачь, дядя Феликс всего лишь хотел быть любезным.
— Мы будем жить на Болотах? — спросила Конни.
Она решила воспользоваться моментом, села и пристально уставилась на мать.
— Не думаю, — покачала головой Изабелла.
Не стоит внушать ребенку несбыточных надежд.
— Но я хочу. Я хочу жить с папой.
— Ты будешь с ним видеться, даже если мы не будем жить на Болотах.
— Нет. Я хочу…
— Знаю. — Она должна быть терпеливой. — Твой папа и я хотим сделать, чтобы было хорошо всем. Когда мы решим, как нам быть, тогда и поговорим. Хорошо?
— Нам лучше жить на Болотах. С Пушком.
У Конни только одно на уме.
— Хорошо, хорошо…
Изабелла потерла рукой лоб. Она чувствовала подступающую головную боль.
— Посмотрим, — сказала она.
Конни, будучи оптимисткой, приняла это за согласие и соскочила с софы.
— Нарисую Пушка, — объявила она.
Изабелла, наблюдая, как Конни ищет в спальне бумагу и цветные мелки, пожелала себе иметь хотя
