Она смотрела на сильную колонну шеи мистера Ренфру и чёткую линию подбородка. Ворот его рубашки был расстегнут. Пламя взвивалось и трещало, освещая огнём его лицо. Калли не следовало на него смотреть, но ей надо держать глаза открытыми, чтобы не заснуть, а он находился прямо напротив неё.
Он не был красавцем, не так привлекателен, как молодые люди, которыми Калли восхищалась, будучи девочкой, и всё же он был… по-своему красив. Жёсткий, сильный и беспощадный. Стройный, хорошо сложённый воин, ничего лишнего. Прекрасный.
Он перескочил через неё на подкованной лошади, полностью игнорировал её желания, и всё же, он обращался с ней и с её сыном с удивительной нежностью. Она чувствовала, что о ней заботятся, защищают.
Гэбриэл выпрямился, и она не смогла удержаться и не смотреть на него. На нём были высокие сапоги и бриджи из оленьей кожи, которые намокли и облепили его длинное, твёрдое, мускулистое тело. Ноги тоже были длинными, худощавыми и мускулистыми. Калли вспомнила, как он говорил, что у него сильные бёдра. И они выглядели… сильными.
И у Руперта были сильные бёдра. Она думала, что у всех наездников они такие, но Руперт был как- то… мясистее.
Гэйб разжёг огонь и повернулся к Ники:
– Теперь давай взглянем на твою ногу.
Ники смущенно отступил.
– Всё в порядке, – пробормотал он.
– Не надо бояться. Я не собираюсь делать тебе больно, но ты сильно хромал, а на травму нельзя не обращать внимания, уж поверь старому солдату.
Ники отвел взгляд:
– Ничего.
– У Ники родовая травма, – резко вмешалась Калли. – Когда он устаёт, это становится заметнее, вот и всё, – каждый раз, когда Ники приходилось объяснять это, она чувствовала, что ей в грудь вонзают нож. Она знала, в том, что её сын должен нести это бремя, её вина. Она уже приготовилась к тому, что последует дальше – смущение или дружеское ободрение, или вопросы.
Мистер Ренфру удивил её.
– Тогда ладно, – спокойно сказал он Ники. – Я боялся, что поранил тебя, как твою мать. Если нет, то как насчёт принести мне несколько чистых полотенец из сушилки, Ник, – это шкаф вон там – а я принесу горячей воды.
Ники поспешил выполнять поручение. Калли послала Гэбриэлу Ренфру безмолвный взгляд, полный благодарности. Очень немногие её знакомые могли заставить маленького мальчика-калеку почувствовать себя полезным.
Гэбриэл поджёг лучину, которую взял из жестянки на полке рядом с плитой, и встал, чтобы зажечь лампу, висящую над головой. Чтобы сделать это, ему пришлось вытянуться, и Калли не могла удержаться и не смотреть, как его рубашка натянулась на широкой мощной груди. Казалось, этот человек начисто лишен какой-либо мягкости.
Она щекой прижималась к его груди. Чувствовала, как бьется его сердце.
Он так бережно обращался с её сыном, проявляя уважение к достоинству мальчика. И он защитил их от холода.
Мягкий золотистый свет лампы разливался по кухне, и когда Калли подняла глаза, их взгляды встретились.
– Зелёные! – удовлетворенно сказал он, прикрутил фитиль лампы и шагнул назад.
Она нахмурилась:
– Прошу прощения?
– Как только я вас увидел, мне было любопытно, какого они цвета.
– Какого цвета что?
– Ваши глаза. Они зелёные.
Она недоумённо моргнула и не нашлась, что ответить.
Ники вернулся с большой стопкой полотенец, и мистер Ренфру налил в таз горячей воды. Он опустился на колени, поставил таз Калли под ноги и снял её уцелевшую туфлю.
– Что вы делаете? – испуганно спросила она.
– Ваши ноги в ужасном состоянии. Они сильно изранены, разве вы не заметили?
Калли посмотрела на ноги. Пальцы в синяках, оцарапаны и окровавлены, и в грязи. Действительно в ужасном состоянии. Она едва ли обратила на них внимание. Ноги так замёрзли, и хотя она чувствовала дискомфорт, её внимание было сосредоточено на других, более насущных проблемах.
– Должно быть, я поранилась, когда мы выходили на берег. Я помню, что несколько раз ударилась пальцами о камни, – и как только она подумала об этом, пальцы начали болеть.
– Поставьте ноги в воду. Осторожнее, вода горячая и с солью, будет жечь, но это поможет залечить порезы.
Калли осторожно опустила ноги в горячую воду. Вначале было горячо; ноги замёрзли, а порезы болели, но через несколько минут она почувствовала себя восхитительно.
Она откинулась назад, впитывая тепло и уют, насухо вытирая полотенцем волосы Ники и свои.
– Лучше? – немного погодя спросил Гэбриэл Ренфру.
– Да, благодарю вас. Превосходно, – с благодарностью ответила она.
– Хорошо, – улыбнулся мужчина. Зубы у него были белые и ровные. – Сейчас я смажу порезы мазью. Миссис Барроу делает отличную мазь для порезов и ссадин.
У Калли от удивления раскрылся рот, когда он совершенно спокойно принялся вытирать её ноги полотенцем.
– Я… я могу сама, – произнесла она, заикаясь. Неловко было чувствовать его большие тёплые ладони, которые так осторожно гладили её ноги через полотенце.
Он снова улыбнулся.
– Знаю, но я не против это сделать. Не принесёшь мне еще два полотенца, Ники? Пожалуйста.
Сын убежал, и Калли встретила бесхитростный взгляд голубых глаз.
– Не думаю, что это прилично, – пробормотала она.
– Вам не нравится?
Она бросила на него обеспокоенный взгляд. Да, ей нравилось. Конечно, ей нравилось. В этом-то и дело. Она даже не знала его, и ему не следовало держать её ноги так… так интимно. Это заставляло её… чувствовать такое, что она не желала чувствовать к незнакомцу.
Когда он вытирал последний пальчик, она сказала:
– Спасибо. Теперь можете отпустить мои ноги.
Он не обратил внимания. Зачерпнув пальцем ароматной мази, он начал втирать её в кожу ног Калли, медленно, мягко и с чувственным ритмом. Она поджала пальцы от удовольствия и почувствовала, как мурашки пробежали вверх по ногам.
Калли моргнула, разрываясь между удовольствием и смущением. Он просто занимается ранами, напомнила она себе, но, даже стараясь изо всех сил, она не могла не реагировать на него, хотя и знала, что не должна этого делать.
– Пожалуйста, довольно, – сказала женщина. – Вы что, не слышали меня. Я просила отпустить мои ноги.
– А,
Калли разинула рот. Он
Это открытие поразило её. Ни один мужчина никогда не флиртовал с ней. Она прошла путь от маленькой девочки до жены Руперта. Никто бы не осмелился флиртовать с женой Руперта. И сейчас она не имела ни малейшего понятия, что делать.
Калли неуверенно вымолвила:
– Это наглая ло… чушь! – но не стала называть человека лжецом в его же собственном доме.
